Все ради любви - Дженел Тейлор

Квентин положил пакеты на белый стол в безукоризненно чистой кухне, казавшейся исключительно просторной. Никаких кухонных мелочей и продуктов не было видно, только немного украшений кое-где на стенах, облицованных белым кафелем, разрисованным цветами, стрекозами и бабочками. Кухонная техника и мебель были белыми; пол выложен розовой матовой плиткой с рельефным узором. За квадратным проемом с рядом маленьких окошек над ним виднелось помещение для завтрака — очень милое, просторное, оформленное, как садик. Слева, за французскими дверями с застекленными проемами наверху и по бокам, виднелась веранда с высокими окнами во всех трех стенах, откуда открывался приятный вид на разные стороны двора.

— У тебя отличный вкус, Рэчел. Здесь очень славно и, наверное, удобно.

— Спасибо, Квентин, мне и самой очень нравится этот дом. Беда в том, что теперь, когда уехали дети, он кажется слишком большим для меня одной.

— Слишком большим, чтобы мыть, убирать, содержать или просто бродить по комнатам?

Рэчел засмеялась, распаковывая его покупки:

— И для того, и для другого.

— Ты сама поддерживаешь его в таком безупречном виде, или где-то прячется прислуга?

— Раз в неделю приходит экономка: она у меня уже двадцать лет. Кажется, я тебе говорила о Марте и ее сыне, садовнике.

— Говорила. У некоторых прислуга работает каждый день, и все равно в доме нет чистоты и порядка. А я этого не люблю.

— Когда живешь один, чистоту соблюдать просто, но, если в доме есть маленькие дети, это невозможно. Если посвящать им столько времени, сколько нужно, круглые сутки на них и уйдут.

— Догадываюсь: в один прекрасный день и я это узнаю. Надо замариновать отбивные и включить гриль. Пока он нагревается, ты сможешь показать мне дом. Возможно, какие-то идеи я использую у себя в жилище. Я собираюсь отремонтировать и переоборудовать его до Рождества.

— Не завидую: ремонт — дело нелегкое и хлопотное.

— Поэтому я и надеюсь, что все будет закончено, пока я в разъездах. Слыхал, что это истинный ад, если во время ремонта быть дома.

— Мои друзья согласились бы с тобой. Приглядываться к окружающему в поисках идей — лучший способ понять, чего ты хочешь. Так, что тебе дать?

— Для начала глубокое плоское блюдо и вилку. Но сперва я руки помою.

— Отлично. Мужчина с хорошими привычками — большая редкость. Вижу, что твоя мама хорошо тебя учила. — Он с улыбкой кивнул. — Мыльница над раковиной, бумажные полотенца под висячим шкафчиком справа. — Она достала блюдо и вилку и поинтересовалась:

— Что-нибудь еще?

— Можешь убрать вино в холодильник. Еще нужны миска и нож для брокколи, фольга для картошки. Поставь духовку на четыреста градусов. К этой микроволновой печи есть подставка для варки на пару?

Рэчел кивнула, переключила духовку, принесла подставку и подала ему фартук, чтобы он не испачкал одежду.

— Что еще?

Повязывая фартук, Квентин ответил:

— Пока все.

— Наверное, я еще чем-нибудь могу тебе помочь?

Квентин улыбнулся.

— Просто составь мне компанию.

Он приготовил мясо, поставил блюдо в холодильник, сполоснул брокколи, разложил сушиться на полотенце и принялся мыть картошку и заворачивать ее в фольгу.

Рэчел, наклонившись над столом, наблюдала, как ловко он со всем управляется. На нем были простые коричневые брюки, коричневые же ботинки, рубашка для гольфа в белую и коричневую полоску. Он выглядел так мужественно и привлекательно, что ее с головы до ног охватил жар. Спина у него была широкая, талия тонкая, ноги длинные, росту в нем было больше шести футов. Словно почувствовав ее изучающий взгляд, Квентин оглянулся и усмехнулся.

Его голубые глаза лучились насмешкой.

— Ты думаешь, я собираюсь сегодня вечером отравить тебя?

— Нет, я тебе доверяю, но это действительно отрава, когда кто-то тебя балует. Мне нравятся мужчины, которые понимают толк в кухне, разбираются в домашнем хозяйстве. Просто удивительно, как много мужчин в наши дни этого не знают и знать не хотят.

Они обменялись понимающими улыбками.

— Такая женщина, как ты, заслуживает, чтобы ее баловали. Я рад, что мне выпала честь делать это сегодня.

— Спасибо. (Погоди расслабляться: мне надо еще кое-что выяснить.) Во время наших поездок я позабыла, что ты родом из Джорджии. Надеюсь, я не слишком надоела тебе болтовней о нашем штате, будто ты здесь совсем новый человек.

— Я жил далеко отсюда и с этими местами не знаком. К тому же, с 1974 года, после окончания колледжа, я только иногда приезжал домой погостить. Я с большим интересом слушал твои рассказы.

— Да, верно, ты хороший слушатель. Так теперь ты живешь в Техасе?

— Да, к юго-западу от Далласа, на небольшом, но процветающем ранчо.

— Расскажи мне о своем родном городе и о семье. О моих ты уже знаешь. Я никогда не была в Колквите и вообще в той части Джорджии.

— История и география были моими любимыми предметами, так что тебе повезло, — сказал он, ухмыляясь. — В Колквите около двух тысяч жителей, это единственный город в округе Миллер. Город маленький, похож на деревню, старинный и очень милый. Все друг друга знают, и большинство дружат. Замечательное совпадение: наш округ назван в честь Эндрю Джексона Миллера из Огасты — государственного деятеля и сенатора. К моменту смерти он был президентом Медицинского колледжа, городским прокурором, директором Железнодорожного банка Джорджии — все здесь, в Огасте. Вы знаете это, миссис Гейнс?

— Интересно, между нашими городами действительно есть связь. (Но я сомневаюсь, что любовь к истории и географии — или это совпадение объясняют твой необычный интерес к Огасте.) И много там Ролсов?

— В пятидесятые годы один из Ролсов был членом городского совета в Колквите и мэром, но он не наш родственник. Моя родня живет в Кентукки. Раз в несколько лет у нас бывают семейные встречи. Последние две я пропустил, но надеюсь попасть на следующую, в 1996 году. Если не попаду, родители будут гоняться за мной с розгами. Ты помнишь это? Я имею в виду розги, не семейные встречи.

Рэчел рассмеялась, глядя на него.

— Конечно, нет, я всегда была примерной девочкой. К тому же, я росла без братьев и сестер, проказничать было не с кем, а у соседей детей было мало, и ни одного моего ровесника. Мы тоже жили в деревне, на ферме, так что я прилично себя вела в долгих поездках на автобусе в школу и обратно, и в классе тоже. Правда, я предпочла бы, чтобы меня выдрали, чем слушать беседы отца о том, как надо себя вести: он обожал меня воспитывать. Мне приходилось объяснять ему, что я сделала, почему я это сделала, и почему не следует делать этого снова. Он считал, что очень полезно разбирать все случаи скверного поведения.