Итоги № 23 (2013) - Итоги Итоги

— Кто у вас играет?

— В роли Шагала снялся Леонид Бичевин из Театра Вахтангова, Малевича — Анатолий Белый из МХТ. Есть еще третий персонаж, в прошлом поэт, забросивший искусство ради борьбы за светлые идеалы и ставший комиссаром. Этакий местный Робеспьер. Как ни странно, сложно оказалось найти актера именно на эту роль. Отличные пробы были у Игоря Петренко, прекрасно отыграл эпизод Данила Козловский, но я отказал обоим, поскольку чувствовал: они перетянут картину на свою сторону, а главными героями должны были оставаться Шагал с Малевичем. Я взял молодого, не слишком засвеченного артиста Семена Шкаликова. Уверен, это звезда будущего года, но из-за него явного перекоса в фильме, надеюсь, не случилось. Да, мне было трудно объяснить отказ Козловскому, которого люблю и искренне восхищаюсь. Хотя после роли Харламова и приглашения в голливудский блокбастер весь мир у ног Данилы…

— А вы рассчитываете на прокат «Шагала — Малевича» за рубежом?

— Картина должна заинтересовать фестивали. Но это ведь своеобразное гетто. Попал туда и… пропал. Хорошо, если фильм покажут днем, а могут засунуть на три часа ночи или на пять утра. Еще и поставят в параллельную программу. Потом «Итоги» напишут, мол, работа российского режиссера побывала на двадцати кинофорумах. И никто не узнает, что в реальности ее посмотрели три с половиной человека. Фестивальная жизнь не столь красива, как кажется со стороны. К десяти первым картинам приковано всеобщее внимание, а к остальным пятистам…

— Гарнир?

— Хуже! Однажды в Париже меня пригласили в знаменитый гастрономический ресторан La Coupole. Я попросил приготовить какое-нибудь национальное блюдо и получил эльзасский шукрут из свежей говядины. Все было чрезвычайно аппетитно, только вареная капуста оказалась совершенно безвкусной. Я спросил у хозяина заведения, зачем в мою тарелку навалили гору преснятины. Мне ответили: «Вы выбрали острую еду. Для нормального пищеварения организму понадобится запас инертной каловой массы». Вот так и фильмы, которые берут на фестивали, чтобы критики и зрители не объелись деликатесами… Нет, я трезво смотрю на вещи и не особо уповаю на яркую прокатную судьбу новой картины где-то на Западе. Давно хотел снять кино о двух российских гениях и осуществил замысел. Живопись люблю с детства, всегда мечтал быть художником и никогда не скрывал этого. Мало режиссеров, которые регулярно посещают музеи. Еще Андрей Тарковский был таким же, раньше мы с ним пересекались, а более за полвека никого из коллег не встретил ни в Пушкинском, ни в Русском, ни в Прадо или Лувре. Не осуждаю — констатирую. Даже операторы не ходят, видимо, им и так хорошо.

— Вы обошли все музеи, которые хотели, или остались неохваченные?

— Есть несколько, куда заглянул бы с радостью. Если мою картину все же будут прокатывать на Западе, может, воспользуюсь оказией. Кстати, специально летал в Мадрид на выставку последних работ Шагала, которая проводилась в Музее баронов Тиссен-Борнемиса по соседству с Прадо. И очередь к Марку Захаровичу стояла ничуть не меньше. Я еще раз убедился, что сделал правильный выбор героев фильма…

— Вы долго не снимали, Александр Наумович. Лет восемь, а то и девять. Не на что было или нечего?

— На отсутствие идей не жалуюсь. Чтобы не застояться, в паузе написал книгу для начинающих сценаристов и режиссеров «Кино между адом и раем».

— Почему такое название?

— На мой взгляд, именно там и находится то, чему посвятил почти всю сознательную жизнь. Книжка не напоминает классический учебник, скорее это сборник историй, которые могут оказаться полезными для будущих кинематографистов и любопытными для широкой аудитории. Кроме того, я активно занимался преподаванием — сначала на Высших режиссерских курсах в Москве, а потом десять лет курсировал между Россией и Германией: вел в Гамбурге курс в местной киношколе. Удалось подготовить профессиональных ребят, взявших два студенческих «Оскара» и одного короткометражного во взрослом конкурсе. Когда в школе сменилась команда, перестал туда ездить.

— Остаться не предлагали?

— Многократно. Но для меня это звучало совершенно дико. Что бы я там делал? Если бы возникла идея совместного фильма или какого-то другого проекта, может, пошел бы на подобный шаг, а иначе не видел смысла. Хотя бы по той причине, что не знаю ни одного языка, кроме русского. Для чтения лекций хватало, а дальше? Звали на немецкое телевидение, но, чтобы там работать, надо понимать, о чем люди говорят. Рассказывают, выдающаяся актриса Мерил Стрип в состоянии передать полсотни диалектов американского языка, а я по произношению не отличу баварца из Мюнхена от шваба из Штутгарта… Словом, в моем случае это не вариант, режиссер так не может. Да и зачем уезжать, если дома есть дела? Кроме книги, написал еще два сценария, правда, так и не запустился с ними, не найдя финансовой поддержки. А вот с «Шагалом — Малевичем» встретил инвестора, заинтересовавшегося идеей. И я начал готовиться к съемкам, потихонечку все покатилось…

— Почему не стали развивать сериальный опыт? В 2002 году вы даже получили Госпремию России за «Границу».

— Мне понравился формат, и второе название — «Таежный роман» — появилось не случайно. Мы снимали не «мыло», а полноценное кино. Но потом все принялись работать в похожем ключе. Сериалы — особый жанр, им нужно владеть, как и любым другим ремеслом. Первый опыт у меня получился удачный, но дальше не стал особенно углубляться, поняв, что это не мое.

— И с «Высоцким» у вас не сложилось. С тем, которому «Спасибо, что живой».

— Позвали Константин Эрнст и Анатолий Максимов. Я собрал два актерских ансамбля, но это продюсерское кино, где главной фигурой является отнюдь не режиссер. Мы расстались друзьями, я получил приглашение на предпремьерный показ, был там единственным гостем со стороны, не из съемочной группы, завершавшей работу над фильмом. В той компании никто, кроме меня, лично не знал Высоцкого, не встречался с ним в жизни.

— И как вам картина?

— Если помнишь человека, о котором собираешься снимать, надо полностью подчиниться этой памяти или молча отойти в сторонку. Эрнст с Максимовым создали образ, портретно похожий для публики на Высоцкого и по характеру вписывающийся в придуманную остросюжетную историю. В моем представлении это плохо совмещалось с Володей, хотя сделано все было профессионально, солидно. Сейчас редко так работают. Молодцы! Другой вопрос, что я на этом проекте все равно работать не смог бы.

— А ремейк «Экипажа» Николаю Лебедеву легко отдали?

— С радостью! Коля потом рассказывал, что боялся моей реакции, не знал, как подступиться, не понимал, к чему готовиться. А я сразу ответил: «Бери и делай, что считаешь нужным. Ради бога!»

— Почему сами не взялись?

— Какое-то время назад спрашивал у «Аэрофлота», не хотят ли оказать спонсорскую поддержку, но это не вызвало интереса. А с Лебедевым, как и в случае с «Легендой № 17», будет работать студия Никиты Михалкова «ТРИТЭ», очень серьезная команда. К слову, Николай — самый усердный мой ученик, несколько раз прослушал курс лекций, которые читаю время от времени. В какой-то момент я даже не выдержал, спросил: «Коля, в чем дело? Что ты ходишь, старика смущаешь?» А он говорит: «Александр Наумович, не беспокойтесь. После ваших лекций я обязательно что-нибудь меняю в сценарии». Он тогда готовился к фильму о Харламове.

— Советами помогать будете?

— Стараюсь не лезть в чужую работу, пока не позовут. Хотя есть сегмент, где могу быть полезен. Сейчас все увлеклись компьютерной графикой, виртуальными спецэффектами и прочими технологическими штучками, а раньше мы работали на макетах, и вроде неплохо получалось. Так, кстати, и Спилберг делает, тоже предпочитает комбинировать одно с другим. Я старый опыт не забыл, готов поделиться.

— Но, согласитесь, ремейки легендарных советских картин вряд ли можно назвать особо успешными, будь то «Джентльмены, удачи!», «Кавказская пленница-2», «Служебный роман. Наше время» или «Ирония судьбы. Продолжение». Войти на заказ в ту же кинореку получается со скрипом.

— Когда пытаешься повторить путь добротного, качественного фильма, еще можно рассчитывать на что-то, если же берешься превзойти шедевр… Перечисленные вами картины высоко подняли планку, с ними изначально сложно конкурировать. Убежден, что Эльдар Рязанов — лучший российский режиссер, наиболее полно выразивший наш национальный дух. Что касается «Экипажа», это пример классической ошибки. Думал, что снимаю одно кино, а получилось совершенно другое. Было желание сделать картину, в которой переплелись бы четыре жанра — драма, романтическая комедия, мелодрама и сказка. О фильмах-катастрофах в ту пору мы не знали, в СССР их не привозили и не показывали. Мои герои потерпели неудачи в повседневной жизни, а потом сели на ковер-самолет и, как три богатыря, начали творить чудеса. Чем не сказка? Но начальство быстро погасило мои прожекты, обязав делать картину о коллективном подвиге советского человека. Так я и снимал. Правда, потом на просмотр позвали министра гражданской авиации, а тот, увидев, как на экране наш лайнер совершает посадку в сторону горы, что было грубейшим нарушением техники пилотирования, спросил, побагровев от раздражения: «Что за хренотень?» Только выразился жестче. Затем добавил: «Это сказка?» И члены комиссии «Мосфильма», сидевшие в зале, с облегчением закивали головами: «Да-да, сказка!»