Туман над тропами - Алекс Змаев

К изготовлению шахмат я пришла неожиданно даже для себя. Началось все с письменности. Или, точнее, с того, что я решила обучить грамоте Подарочка. До этого я уже пару лун вела дневник на глиняных табличках, используя русские буквы для записи местного языка. Над огласовкой некоторых слов пришлось серьезно задуматься, но в целом получалось неплохо. То есть мне так казалось, пока я не начала занятий с ученицей. И вот тут возникло неожиданное препятствие: Подарочек ни в какую не понимала, что такое "буква".

— Буква — запись звука? Это как? "Ш" в "шуме дождя" и в "шерсти" — это же совсем разное? Одно в уши лезет, другое — руками трогаю?

Тогда я впервые столь явно увидела разницу в способах думать. Все мысли Подарочка были сугубо конкретным, касались отдельного предмета, звука, и не содержали никаких "вообще". С буквами я тогда вывернулась, "приземлив" задачу.

— Вот представь, бежит по лесу тапир с раненой лапой, тут капля крови упала на лист, а там — он потревожил рану веткой. Лист и ветка разные, но капли крови и там и там — следы от раны. Ведь именно так их прочтет охотник…

— То есть буквы — это следы, которые оставляют раненые слова?

— Записанные, да, — я улыбнулась, вспомнив "мысль изреченная есть ложь".

— И по ним, как по следам, можно узнать, какие слова были сказаны?

— Да.

— И ты научишь меня этому колдовству?

Начиная с этого разговора обучение сдвинулось с мертвой точки. Тем более, что рвения к учебе у Подарочка было столько, что оно порой начинало всерьез утомлять. Видимо, это был необходимый этап, когда сознание еще не может свободно оперировать абстрактными знаками. Не случайно же скандинавским рунам приписывалась волшебная сила. Но мне хотелось двигаться дальше, не погружая ученицу глубоко в мистику знаков, а для этого требовалось постоянно тренировать работу с абстракциями. И тогда я вспомнила про шахматы. Все необходимое у нас оказалось "под рукой", только фигуры пришлось заменить. Ну кто знает здесь "слона"? Даже "белые люди" еще не появились, чтобы припрятать "самых хвостатых зверей" (2.1). А потому "слоны" стали "кайманом" и "ревуном" — один в болоте, другой на ветках и друг с другом не пересекаются. "Болото" и "лес" — именно так я объяснила Подарочку белые и черные клетки "доски". Да и не были они "белыми и черными" — светло-серый гранит и буро-зеленые квадраты, закрашенные соком лиан, как нельзя более соответствовали этим образам. "Ладьи" стали "тапирами", а "кони" — "марги". Ну а кто еще, кроме марги, может изменить направление прыжка в полете, на то ей и хвост дан. "Ферзь" стал "вождем", а "король" — "шаманом". Эта мысль показалась мне забавной — шамана надо защищать, ну какое без него племя? А вождь? Если пешка-охотник доберется до последней линии противника, сам вождем стать может, за геройство. Запросто. И никто не возразит. Вот так и получились "шахматы для Нового света". В сезон дождей, отсиживаясь в укрытии, к игре подключились Сучок и Гремучка, и шахматный камень стал занят большую часть времени. На следующий круг Копуша изготовил еще два комплекта, отлив "доски" и слепив фигуры из глины. Их уволокли в поселок. Сейчас я бы уже затруднилась сказать, сколько у нас в племени игроков.

Подарочек сделала ход кайманом и посмотрела на меня:

— Наставница, ко мне перед ураганом подходила Гремучка. Почему-то стесняется говорить с тобой сама. Просила передать, что ей нужна помощь. Она хочет ребенка, но у нас здесь все одноплеменники… и ее Дикий — тоже.

— Когда погода успокоится, найди и позови ко мне Дикого. Может быть и правда, пришло время…

Я двинула вперед терракотового "охотника" и посмотрела поверх шахматного камня на хмурое небо снаружи грота. Время пришло.

Еще в начале прошлого сухого сезона Копуше удалось получить вполне приемлемый для моих химических целей фарфор, и я тут же кинулась повторять институтские опыты с соком лиан, поминая добрым словом Профессора. К немалому моему удивлению, смолу удалось получить довольно быстро — свежее сырье все-таки. Но совершенно неожиданно я уперлась в проблему отвердителя, и две луны пробовала все подряд, полностью забив на научный подход. Попытки изысканий на основе различного растительного сырья нужного результата не возымели, хотя и привели к некоторым интересным побочным эффектам. А мне все-таки требовалась серная кислота. Только когда Дневной, лазая по горе в центре острова, нашел минеральный источник, обросший зеленоватыми полупрозрачными кристаллами, возникла надежда на решение. Затем не меньше полутора лун я возилась с выпариванием и прокаливанием железного купороса, прежде чем удалось получить первую каплю серной кислоты. А еще через пол-луны я, совершенно счастливая, уже промазывала "почти настоящей эпоксидкой" вязанку стеблей тростника. Слипшиеся стебли образовали легкую и прочную "решетку", которая легко обрабатывалась обсидиановым топором. Таким образом, последнюю, тринадцатую луну девятьсот второго круга можно считать датой появления пластиков в истории этого мира. А потом прошел ураган, начались дожди и химические опыты пришлось отложить почти на полкруга.

Впрочем, сезон дождей тоже не принес скуки и отдохновения. Покой нам только снится, теперь в центре общего внимания оказалась Ниточка со своим льном. История эта началась кругом раньше. Охапка фиолетовых цветочков, которую мы с Сучком притащили из первого обхода острова, была вручена Ниточке вместе с моими сумбурными объяснениями насчет способов выделки волокна. Идея полностью захватила внимание Ниточки, и всю дальнейшую работу я свалила на нее. Первую льняную нить, толстую, как агавовый шнурок, но гораздо мягче, она скрутила на веретено и показала остальным. Что при этом говорилось и произошло потом — не помню, в то время я безотлучно сидела у обжиговой печи вместе с Копушей. У нас выходил первый фаянс, и азарт экспериментатора заглушал и голод и иногда даже потребность во сне. Хорошо, Сучок наказал Подарочку с Болтушкой следить, чтобы мы не забывали поесть. Гораздо позже он как-то упомянул о переполохе в племени и о том, что девушки бросились заготавливать "эти фиолетовые цветочки", пока не пришли дожди. Я покивала головой, свернулась рядом с ним на лежанке в гроте и уснула — слишком устала за время опытов с глиной, ничего другого в голову не умещалось. Прошли ураганы и зарядили сплошные дожди, я все еще отсыпалась, в перерывах находя в себе силы выполнять обязанности травницы. И только к середине второй луны смогла осмысленно обозреть перемены, произошедшие в поселке. Тогда я обратила внимание на отдельный немаленьких размеров навес, под которым укрывались корзины с чесаным льном, и задумалась о ткацком станке.