Катрин. Книга третья - Жюльетта Бенцони

Здесь также чувствовалось, сколь бурной оказалась прошедшая ночь. Кроме капеллана и маленького певчего, в часовне не было никого, и Катрин разговаривала с Богом наедине. Часовня была крохотной, но необыкновенно красивой. Страсть Жиля де Рэ к роскоши превратила ее в произведение искусства, алтарь был усыпан драгоценными камнями, распятие выточено из эбенового дерева, на котором сияла фигура Христа из чистого золота. Никогда Катрин не видела таких изумительных сводов, как в часовне этого анжуйского замка. Покрытые лазурью и усеянные золотыми звездами, они очаровывали. Витражи также были голубыми, с легким сероватым оттенком, отчего казались еще выше и уже. На скамьях были разложены синие бархатные подушки, а пол был устлан голубыми коврами, необыкновенно мягкими и пушистыми. Пожалуй, часовня выглядела даже слишком роскошной и чувственной — она была возведена не во славу Господа, а дабы внушить мысль о могуществе и богатстве Жиля де Рэ. Вероятно, он приходил сюда, чтобы грезить о грядущей пышной жизни на небесах, где он по-прежнему будет править коленопреклоненными толпами.

Однако сейчас Катрин была не в том расположении духа, чтобы восторгаться изумительным убранством маленькой молельни. Закрыв глаза и сложив руки, она обращалась к Господу с просьбой укрепить ее силы и освободить от страха, угнетавшего душу. Благоговейно причастившись, она стала молить святую Матерь Божью защитить всех дорогих ее сердцу, пребывающих ныне, как и она, в великой опасности. После этого ей стало немного легче, и она вышла из часовни в тот момент, когда заспанный часовой затрубил в рог, возвещая о том, что открываются ворота. К утру небо прояснилось, и заря бросала розовые блики на грязные лужи во дворе. Слуги, зевая во весь рот, тащили из кухни лохани с объедками. Замок, готовясь к новому дню, начал потихоньку прибираться после ночной оргии.

Катрин вдруг пришло в голову, что Жиль, наверное, еще спит, однако она решительно направилась к его апартаментам. Сразу стало ясно, что добраться до них будет нелегко. На каждой ступени лестницы вповалку лежали спящие люди. Свернувшись в клубок или растянувшись во весь рост, солдаты храпели там, где настиг их сон. Некоторые все еще прижимали к груди бочонок с вином или чашу. Полы были залиты чем-то липким, и от этих лужиц исходил, такой отвратительный запах, что Катрин вытащила из-за корсажа надушенный платочек и приложила его к лицу. От вони у нее закружилась голова, подступила тошнота. Ужасающий разноголосый храп, более всего напоминающий звучание испорченного органа, доносился отовсюду. Среди мужчин было и несколько женщин: они тоже спали, привалившись к своим кавалерам, и их длинные волосы прилипли к грязному полу. На этой высокой каменной лестнице еще царил полумрак. Первые лучи света бросали фиолетовый отблеск на пьяные физиономии солдат, а лица шлюх казались синими. Кое-кто из них во сне пытался нащупать разбросанную одежду, чтобы прикрыться. Катрин с гримасой отвращения пробралась наконец через груду тел, не особенно заботясь, куда ступает ее нога.

В большом зале царил такой же беспорядок, а вонь была еще сильнее, поскольку всюду валялись объедки. Несколько сеньоров спали в тех креслах, на которых сидели за столом. Катрин, не обращая на них внимания, прошла мимо и свернула в правое крыло. Перед ней была дверь в комнату Жиля. Анна де Краон показала ей апартаменты маршала, когда знакомила с замком. По обе стороны двери были воткнуты факелы, которые, догорая, слабо потрескивали. У порога, преградив вход, лежал какой-то человек. Свет из витражного окна падал на лицо спящего, и Катрин, присмотревшись, узнала пажа Пуату. Она пошевелила его ногой, и тот с проклятием раскрыл глаза.

— Кто идет?

Узнав Катрин, он вскочил на ноги. Вероятно, ночью. он пил наравне со взрослыми, потому что лицо у него было серым и помятым, глаза поблекли, а рот безвольно кривился.

— Что вам угодно, госпожа? — хрипло спросил он.

— Мне угодно видеть твоего господина. Немедленно! Пуату пожал плечами, безуспешно пытаясь застегнуть колет, который держался на одном поясе.

— Он спит и вряд ли сможет поговорить с вами.

— Ты хочешь сказать, он слишком пьян, чтобы говорить со мной. Однако всего час назад он был достаточно трезв, приказав арестовать мою служанку. Я требую объяснений! Ступай к нему!

Паж покачал головой, и лицо его помрачнело.

— Госпожа, мне не хотелось бы обидеть вас. Умоляю вас верить мне. Любой, кто осмелится войти в спальню монсеньора Жиля, рискует жизнью.

— Какое мне дело до твоей жизни? Говорят тебе, мне нужно его видеть! в бешенстве, крикнула Катрин.

— Речь идет не о моей, а о вашей жизни, госпожа. Конечно, если я войду, он убьет меня… но второй удар кинжалом достанется вам.

Несмотря на всю свою решимость. Катрин заколебалась. Пуату, похоже, говорил правду, и своего господина он должен был хорошо знать. Молодое паж умоляюще повторил, понизив голос:

— Поверьте мне, госпожа Катрин! Я вовсе не шучу. Вам лучше вернуться сюда позже. Я скажу, что вы приходили, что желали говорить с ним, но сейчас уходите, уходите, во имя Неба! В этот час монсеньор подобен хищному зверю. У него…

Закончить он не успел. Дверь отворилась, и на пороге возник Жиль де Рэ собственной персоной.

Возможно, под впечатлением страха, который, звучал в голосе пажа, Катрин невольно отпрянула. Жиль был в красных штанах, стянутых шнуром на талии, без рубашки. Было видно, как под смуглой кожей перекатываются упругие мускулы. Широкая грудь заросла черными кудрявыми волосами. От него исходил запах, который действительно напоминал звериный, как и говорил Пуату. Солнце уже всходило, и на лицо маршала падали красноватые отблески от витража, отчего оно приобрело поистине дьявольское выражение. При виде Катрин в его налитых кровью глазах вспыхнула молния. Отбросив в сторону пажа, который собирался что-то сказать, он схватил за руку молодую женщину, и ей показалось, что запястье ее обхватили железные клещи.

— Пойдем! — только и сказал он.

Не в силах сопротивляться, она переступила порог, чувствуя, как ее охватывает безумный страх. В спальне ставни были зашторены, и сквозь них не пробивался ни единый луч света. Темнота была бы полной, если бы не отбрасывала неверные блики масляная лампа, стоявшая на сундуке. В спальне было душно, и от запаха вина, смешанного с запахом пота, молодой женщине снова стало дурно. Она попыталась вырвать руку, но Жиль держал ее мертвой хват кой.

— Отпустите меня! — вскричала она, задыхаясь от ужаса.

Он, казалось, не слышал и продолжал тащить ее к большой кровати, с которой свешивались измятые простыни. В красноватом свете, лампы Катрин увидела, как среди подушек и покрывал что-то зашевелилось. Жиль одним движением руки извлек из постели дрожащую девушку, чье обнаженное тело прикрывали только длинные черные волосы.