Государыня - Александр Антонов

День был уже на исходе, когда новые обитатели Нижнего замка — россияне — собрались на трапезу. Казалось бы, эту трапезу можно было назвать свадебным пиром. Дворецкий Дмитрий Сабуров хорошо постарался, и столы были накрыты по русскому обычаю. Помнила Елена, как готовили столы для пирований, кои устраивал её батюшка. Столы ломились от яств. Чего только на них не было, какие перемены блюд не ожидали гостей! И жареные лебеди на серебряных блюдах, и поросята, запечённые в тесте, и разварные осётры, и дичь луговая и боровая, и птица домашняя, и зайчатина, и кулебяки–пироги разные, переславская ряпушка, горячий сбитень, сорочинская каша, пряники медовые, меды хмельные, сыты [17], вина фряжские… «Господи, всего‑то и не упомнишь», — подумала Елена. Но и в чужой земле Дмитрий Сабуров усладил домашним самых разборчивых бояр и князей, кои знали толк в еде и питье.

И вот уже россияне уселись за стол. Елена всматривалась в их лица и кого‑то искала, искала… Сердце вещало, что «он» должен быть на пиру. Ещё в тапкане, когда уезжали от костёла, Елена шепнула молодой боярыне Анне Русалке, дабы она нашла в толпе горожан князя Илью и передала её повеление–просьбу быть в замке на торжественном обеде.

Илья Ромодановский, вновь изменив свой облик, появился в трапезной зале, когда Елена уже перестала ждать. Застолье к тому времени бурно кипело, все были изрядно хмельны, и появление князя Ильи с дьяком Миколой Ангеловым ни у кого не вызвало удивления. Их, похоже, и не заметили. Дворецкий Дмитрий нашёл им место за столом поодаль от княгини Елены. Им наполнили кубки и они выпили за здравие великой княгини. Когда хмельное взяло власть над молодым князем, он окинул взором застолье, посмотрел на Елену ясным и обещающим взглядом: дескать, не страдай, любая, будет и на твоей улице праздник.

Елена тоже кидала взоры на Илью. Ей хотелось поговорить с ним, как когда‑то в отроческие годы, попечалиться на свою судьбу. Но она не отважилась вызвать пересуды и осуждение приближенных. Её вольность никто бы из них не одобрил, и Елене оставалось лишь взором согреть–приласкать своего желанного. Так они и расстались, не обмолвившись ни словом.

А на другой день к полудню в Вильно прибыли новые гонцы из Москвы, и они доподлинно осветили княгине незавидное положение князя Ильи. Она узнала, что он взбунтовался против воли отца оженить его. Теперь к воле князя Василия Ромодановского было добавлено повеление государя всея Руси вернуть в отчий дом «блудного сына» и тем защитить честь князей Шуйских. Только воля великой княгини могла спасти Илью от гнева родителя и повеления государя. Лишь она могла настоять на том, чтобы Илья по–прежнему оставался при ней. Она даже согласилась в душе, чтобы в Вильно приехала невеста. Не ведала она только одного: Илья и думать не хотел ни о каком супружестве, с Шуйскими он не желал родниться.

В день прибытия гонцов Елена опять устроила застолье. Так уж было положено. И в этот день Илья вместе с Миколой Ангеловым вновь был в трапезной, и Елена согревала своё иззябшее сердце теплом, исходившим от князя. А он, выпив вдосталь крепкой княжьей медовухи, смотрел на Елену отважно и нисколько не обращал внимания на то, каким мрачным взглядом взирал на него боярин, ревнитель строгих уставов Прокофий Скуратов. У него был особый повод для сурового осуждения князя Ильи. Он знал, что князь Василий Ромодановский дважды бывал у князя Ивана Шуйского и вёл с ним сговор, дабы взять в невестки дочь Ивана, Ксению. Знал Прокофий и то, что Ксения ликом не взяла, но богата душевным теплом и знатностью. А поскольку Шуйские и Скуратовы были в родстве, то Прокофию сам Бог велел порадеть за свояченицу. Теперь, когда пришло повеление государя вернуть Илью в Москву, Прокофий никого не думал уведомлять, решил тайно исполнить волю государя и к тому не видел препон. Всё уже было продумано, всё взвешено. К скорому действию побуждала сама простота замысла. Прокофий уже знал, где обитал Илья с холопом Карпом. Ведал Прокофий, что Карп не холоп, а боярский сын, да это не пугало боярина, чтобы захомутать и Карпа. Ему ничего не стоило взять десять своих молодцов, подобраться ночью к дому, ворваться, запеленать сонных беглецов и прямым ходом вывезти из Вильно в Москву. Счёл Прокофий, что Илье и сетовать не на кого будет, потому как тайное действо не враз станет явным. От предстоящего дела у Прокофия уже взыграла кровь. Он потирал руки, прежде чем взять кубок и опорожнить его. Прокофий предвкушал удачу. «Нет, не удастся тебе осрамить княжну Ксению. Не дам, не дам, шустрый тать, испоганить честь моих сродников», — шептал он.

Князь Илья сидел за трапезным столом тоже не праздно. Встретившись раз–другой с мрачным взглядом Скуратова, он догадался, что у боярина на душе нечисто. Замыслы прожжённого царедворца, как показалось Илье, он разгадал. Боярин оберегал честь великой княгини и теперь следил за Ильёй, дабы тот словом или делом не посягнул на её достояние. Помнил Илья, что ещё в Москве, в ту пору, когда он служил Елене, Скуратов предупреждал его, чтобы не пялил глаза на княжну, не смущал её душевный покой. Ныне же, по мнению Прокофия, счёл Илья, он может запятнать и её честь, лишь только литвины узнают, что он любит княгиню. Илья всё понимал и не желал незабвенной Алёнушке худа. Он даже в мыслях не держал того, чтобы хоть чем‑то огорчить великую княгиню. Ему хотелось лишь видеть её и быть рядом в час невзгоды. Он, раб её, готов служить своей лебёдушке, не щадя своей жизни». В чём же меня винить? За что преследовать? А уж ежели не судьба мне зреть её, так укроюсь в обители, потому как без лебёдушки белый свет мне не мил», — размышлял Илья, с грустью поглядывая на княгиню.

Той порой добрый человек Микола Ангелов куда‑то отлучился. Вернулся он вскоре чем‑то встревоженный. Присев рядом с Ильёй, он выждал время, когда Прокофий Скуратов поднялся и вышел из трапезной, и сказал Илье строго, дабы тот не возразил:

   — Уходи в сей же миг да прячься. Хомут для тебя приготовлен.

Илья в ответ кивнул головой, но продолжал сидеть за столом, потому как в дверях, в кои должно было ему выйти, появился главный сват Ян Заберезинский. К нему поспешил Дмитрий Сабуров, спросил:

   — Что угодно вельможному пану Юрьевичу? Ежели к столу желаешь, так я провожу и место дам.

   — Подожди, боярин, с застольем. Мне нужен князь Василий Ряполовский.

   — Здесь он где‑то. Сейчас позову.

Князь Ряполовский вошёл вместе со Скуратовым.

   — С чем пришёл, пан гетман? — спросил Ряполовский.

   — Передайте великой княгине, что сегодня государь Александр Казимирович не может почтить своим присутствием Нижний замок. Вам это покажется странным, но у нас такой обычай. Завтра же великий князь приглашает государыню Елену Ивановну со двором в Верхний замок на званый обед в честь венчания. Всё по нашему чину.

   — Слава тебе, Господи, уважил, — с иронией ответил князь Василий и заметил: — А по христианскому- то обычаю из храма идут за столы и справляют свадебный пир в палатах жениха уже по–семейному. Тут же всё не по–людски устроено.

   — Князь Василий, говорил же я тебе и ты должен помнить, что в чужой монастырь со своим уставом не ходят.

   — Заладил! Да не по–христиански сие! Обвенчались, а там и трава не расти, — горячился князь Василий. — Так не должно быть! Нам, сватам, и за ширинку должно заглянуть в полуночный час. Знать нужно, не с порчей ли жених или невеста. На то она и первая ночь!

К спорящим подошли другие вельможи, окружили их. Дьяк Микола подтолкнул Илью в бок, прошептал: «Пора тебе уходить» — и тоже подошёл к собравшимся в кучу. А Илья в сей же миг вышел из‑за стола и скрылся за дверью, никем не замеченный.

Княгиня Елена прислушивалась к перепалке. Догадывалась она, что Ряполовский защищал волю государя Ивана Васильевича, расписанную в подорожной грамоте до брачной ночи.

Ян Заберезинский оказался в трудном положении. Знал он, что великий князь Александр угрет панами хмельным до такой степени, что и лыка не вяжет. Как такое случилось, Ян не видел и только теперь понял, что на голову Александра может пасть позор: ведь это по воле панов рады он уехал в Верхний замок. И гетман ничего лучшего не придумал, как пустить ложь во спасение.

   — Государи–панове, мой господин не спал три ночи и три дня в ожидании невесты. Сейчас он спит, как младенец, чтобы набраться сил перед брачной ночью. Завтра государь предстанет перед законной супругой рыцарем. Всё будет завтра!

Вельможи поверили главному свату и лишь руками развели, да Василий Ряполовский воскликнул в простоте душевной:

   — Эко, сердешный, умаялся! Но тебя, сват, мы не отпустим, пока медов наших не отведаешь.

К Заберезинскому подошёл боярин Скуратов, повёл его к столу и тут заметил, что место, где сидел Илья Ромодановский, опустело. «Ишь, пёс, учуял беду!» — выругался в душе Прокофий. Он забыл о Заберезинском, принялся осматривать все углы трапезной, но понял, что скрыться в ней негде. Поглядел на великую княжну, отважился было спросить у неё, не отсылала ли она куда‑либо князя Илью, но не осмелился.