Голоc через океан - Артур Кларк

Можно упомянуть также о таком забавном факте, как изобретение своеобразного микрофона профессором Юзом в 1878 году[42]. Хотите верьте, хотите нет, но микрофон состоял из трёх обычных гвоздей. Два гвоздя укладывались рядом, а третий – сверху, на них, как перекладина лестницы. Когда через это Н-образное устройство пропускали электрический ток, оно становилось чрезвычайно чувствительным детектором звуковых вибраций.

До недавнего времени самые консервативные элементы телефонов: слева – капсюль угольного микрофона, справа – мембранный излучатель с электромагнитами.

Когда телефон был изобретён, Белл, казалось, потерял к нему интерес. Возможно, это было вызвано затянувшимся спором об авторстве. У него были прочные слава и состояние, и он провёл остаток своей жизни, экспериментируя в разных областях науки и техники. В числе их была, между прочим, и авиация. Может быть, тот, кому ещё где-то в уголке сердца нет и десяти, поймёт, какое удовольствие получил Белл, сделав в 1907 году огромный воздушный змей. Этот змей размерами 15×3,5 метра был составлен из 12 000 маленьких треугольных крыльев и напоминал огромные соты. Он мог поднять на высоту около 50 метров даже человека. Его пассажиром стал несчастный лейтенант Селфридж, тот самый, который несколько месяцев спустя трагически погиб, поднявшись на аэроплане. Это была первая авиационная катастрофа со смертельным исходом для пассажира[43].

В течение нескольких лет провода связи опоясали все наиболее крупные города мира, причём компании по прокладке телефонных линий вели между собой жестокую конкурентную борьбу. По мере того, как города насыщались телефонными линиями, возникла необходимость в создании телефонных станций[44]. Вначале операторами на телефонных станциях были мальчики, но это продолжалось недолго – вероятно, сыграла свою роль известная математическая закономерность, популярная в английских семьях: "один мальчик – это один мальчик; два мальчика – это только полмальчика; а три мальчика – это уже не дети". Телефонистами вскоре повсеместно стали девушки. Возможно, телефон своим появлением сделал так же много для эмансипации женщин, как и пишущая машинка.

Очевидно, в скором времени следовало ожидать попыток связать телефонные системы Англии и континента; таким образом будет достигнуто то, что несколько десятков лет назад было сделано при помощи телеграфа.

Первый англо-французский телефонный кабель[45] проложило в 1891 г. кабельное судно "Монарх", с потомком которого мы ещё встретимся в последующих главах. Телефонный кабель того времени мало чем отличался от телеграфного, но для столь короткой дистанции вполне подходил. Когда же была сделана попытка проложить подводный кабель на более длинное расстояние – между Англией и Ирландией – инженеры встретились с неожиданными трудностями.

Мы уже знаем, что большая электрическая ёмкость замедляла прохождение сигналов по первым подводным телеграфным кабелям. До некоторой степени это можно преодолеть, замедлив темп передачи, но то, что приемлемо для азбуки Морзе, совершенно исключается при передаче человеческой речи. Чтобы вдвое уменьшить скорость передачи по телеграфному кабелю, достаточно наполовину сократить входную мощность, и кабель будет функционировать. Другое дело с телефонным кабелем – передавать сигналы, соответствующие человеческой речи, в замедленном вдвое темпе практически бесполезно.

Для кабеля длиной в несколько десятков километров проблема была решена благодаря теоретическим исследованиям Оливера Хевисайда, блестящего и талантливого, но кое в чём эксцентричного учёного-математика. Имя его теперь упоминается в связи с самыми различными областями точных наук. Каждому известен слой Хевисайда в атмосфере, который играет важную роль в радиопередачах на длинные дистанции (встречались люди, считавшие, что в названии слоя отражено физическое понятие, а не имя учёного. Менее широко известны работы Хевисайда в области математики и связи. А ещё меньше известно о нём самом. Из всех, с кем мы встречаемся на страницах этой книги, он наиболее сложный и наименее понятный в силу своей эксцентричности. По-видимому, он принадлежит к плеяде английских чудаков, главою которых принято считать Льюиса Кэррола.

XVI. ЧЕЛОВЕК ДО ЭЙНШТЕЙНА

Описание событий в тихой жизни Оливера Хевисайда легко умещается в несколько абзацев. Он родился в Лондоне 18 мая 1850 года – за три месяца до прокладки первого подводного кабеля – и умер в возрасте семидесяти пяти лет, 3 февраля 1925 года. По природе замкнутый, он никогда не был женат и большую часть жизни провёл в полном одиночестве, изредка встречаясь с немногочисленными друзьями. Юношей Хевисайд некоторое время работал телеграфистом в Дании, но в возрасте двадцати лет вернулся на родину и больше уже никогда за границу не выезжал. Большинство своих наиболее важных исследований Хевисайд осуществил в восьмидесятые годы. Его метод работы несколько необычен и вряд ли может быть кому-нибудь рекомендован. Большой любитель тепла, Хевисайд плотно закрывал окна и двери своей комнаты, зажигал газовую горелку, камин и трубку и усиленно работал в те немногие часы, пока температура в комнате держалась выше 30 градусов Цельсия. Хевисайд не отличался крепким здоровьем и всю жизнь очень страдал от этого.

После смерти родителей в 1896 году Хевисайд в течение двенадцати лет жил один. Затем он переехал в Торки (графство Девоншир), где провёл последние 17 лет жизни. Одно время за ним ухаживала сестра жены его брата, но эта добрая душа с трудом мирилась с причудами гения и через восемь лет она оставила его одного. Хотя Хевисайд и был довольно трудным человеком, несколько друзей всё же нашли доступ к его сердцу. Начиная с 1919 года и до конца жизни Хевисайда опекал участковый полисмен, констебль Генри Брок. Его дочь регулярно приносила Хевисайду продукты. Последний выражал благодарность Броку в объёмистых письмах, иллюстрированных рисунками. К сожалению, после смерти констебля Брока в 1947 году разыскать эти письма не удалось.

Хевисайд не был богат, но в то же время нужды не испытывал. Частные лица и организации неоднократно пытались помогать ему, однако это им редко удавалось. Дело в том, что уже первые столкновения Хевисайда с консервативными математиками того времени оставили чувство горечи в душе этого застенчивого и склонного к уединению человека. Он плохо слышал, и это также затрудняло общение с людьми.

Попытки оказать ему финансовую помощь нередко разбивались о его упрямое желание сохранить свою независимость; подчас он, как и актриса Патрик Кэмпбелл, уподоблялся, выражаясь словами Бернарда Шоу, "тонущему кораблю, стреляющему в своих спасителей".

Немногие сохранившиеся фотографии Оливера Хевисайда

Нельзя, конечно, считать, что Хевисайд был учёным, гениальность которого не обратила на себя внимание его современников. Исследования в области электромагнетизма и дальней связи задолго до смерти принесли Хевисайду известность. Его удостоили высшей научной почести, избрав членом Королевского Общества. Профессор В. Бьёркнес, известный норвежский метеоролог, однажды заметил: "Я бы представил Хевисайда к Нобелевской премии, но боюсь, что это будет на сотню лет раньше, чем следует по его открытиям".

В 1921 году институт инженеров-электриков учредил высшую награду – медаль Фарадея, и Хевисайд стал первым её обладателем. Президент института инженеров-электриков так описывает своё посещение Хевисайда в связи с вручением ему этой награды:

Хевисайд жил совершенно один, в довольно приятном, но запущенном домике, в Торки. Я застал его одетым в старый халат, с метлой в руках. Он старался смести с дорожки, ведущей к дому, опавшие листья. Хевисайд был рад моему приходу, он застенчиво улыбнулся и проводил меня через заставленный пыльной мебелью зал. Он заявил, что роскошное, написанное на веленевой бумаге, переплетённое кожей свидетельство на медаль – ненужное расточительство, и утешился лишь тем, что медаль бронзовая, а не золотая…

Дом Хевисайда в городке Торки

Один из немногих посетителей, регулярно навещавший Хевисайда в его последние годы, вспоминает о таком визите, состоявшемся незадолго до того, как Хевисайд был помещён в больницу.

Прежде всего я должен был помочь ему найти место утечки газа в горелке, что мы и сделали с помощью зажжённой свечи. Затем Хевисайд начал приготовлять чай. В небольшой чайник он положил целый пакет чаю весом в четверть фунта и заварил его. Мне пришлось выпить огромную чашку этого настоя, причём он добавил в неё солидную порцию сгущенного молока. Посуда, из которой мы пили, совсем не напоминала чайную. Вместо скатерти стол был покрыт листом газеты «Таймс»…