Закат Пятого Солнца (СИ) - Штаб Юрий

Разумеется, европейцы, столкнувшиеся с традициями скульптуры, принятыми у майя, не могли оценить их привлекательность. Но вот что не подлежало сомнению, так это мастерство индейцев. Человек на барельефе, сколь бы отталкивающей внешностью он не обладал, удивлял тонкостью работы и мощью производимого впечатления. Глаза на огромной голове смотрели свирепо и требовательно, толстые губы правдоподобно кривились в насмешке. Казалось, что могучие руки только и ждут момента, чтобы протянуться вперед и схватить зазевавшегося прохожего. Перья, украшавшие голову, выглядели вполне настоящими, так изящно они были выточены. Казалось, что стоит подойти, махнуть рукой и они осыплются вниз.

Подобные барельефы не раз попадались на глаза конкистадорам. Они уже знали, что эта работа еще не завершена. После того, как скульптура будет окончена, ее раскрасят, что придаст композиции еще большую художественную силу. То есть, с точки зрения испанцев, изваяние станет еще более мрачным и устрашающим. Грозные глаза обретут внимательные зрачки, перья и одежда запестреют яркими цветами. Весь барельеф заиграет самыми разными оттенками. Диким и непривычным, хотя и искусным был этот монумент.

Впереди Фернана и Себастьяна ждало немало интересного. Перед ними открывались любые двери. И время от времени испанцы этим пользовались. Заходя в мастерские, они наблюдали за ремесленниками, которые воспринимали это любопытство с восторгом. Водя гостей за собой, мастера показывали им всю специфику своей работы, сопровождая экскурсию подробными комментариями. Мало что удавалось понять из этих объяснений, но глаза помогали там, где оказывалась бессильна речь. Так конкистадоры постепенно увидели, как местные жители делают посуду, ткут ткань и обрабатывают нефрит.

Чика почти всегда сопровождала испанцев во время этих прогулок. То, что их удивляло и интересовало, казалось ей совершенно обыденным и вряд ли достойным внимания. Тем не менее, девушка надолго не оставляла Фернана одного. Она терпеливо бродила с конкистадорами по городу, стараясь объяснить им все, чего они не понимали. Там, где слова оказывались бессильны, в ход шли мимика и жестикуляция. Работники в мастерских кланялись ей ничуть не меньше, чем самим испанцам. Она же общалась со всеми дружелюбно и с самой искренней улыбкой.

— Себастьян, а ты заметил, как уважительно мастера, воины и слуги из нашего эскорта относятся к Чике? — задумчиво спросил Фернан. — Как считаешь, это из-за того, что она сопровождает нас? Или девушка сама по себе обладает каким-то высоким статусом?

— Ты уже наверняка размечтался и в своих фантазиях видишь ее принцессой? — хмыкнул Риос.

— А почему бы ей и не быть принцессой? — с вызовом спросил Фернан. — Нам тут почести оказывают королевские, так что и спутницы у нас должны быть соответствующие.

Себастьян промолчал, но мысли его одолевали все более тревожные. Он, перепробовав несколько любовниц, тоже решил сделать окончательный выбор, и обзавелся постоянной наложницей. Риос пренебрег местными канонами красоты и остановился на девушке, которая не могла похвастаться заостренными зубами, многочисленными татуировками или деформированной головой. Себастьян предпочел невысокую хрупкую девчонку, стройную и смуглую, с нежной кожей и шелковистыми волосами, удивительно искушенную в любовных вопросах.

Но он относился к ней исключительно как к наложнице и знал, что с легким сердцем сбежит из города, как только они будут готовы. А вот сумеет ли Фернан расстаться с Чикой?

«Мальчишка окончательно размяк, — хмуро думал он. — Со своей танцовщицы глаз не сводит. Да и лицо такое влюбленное и мечтательное, что смотреть тошно. Дойдет до того, что Фернан потребует взять ее с собой, когда мы надумаем сбежать. Тут и самим выбраться из джунглей будет тяжело, куда еще тащить с собой девушку?»

Гонсалес же наслаждался обществом Чики и столь далеко вперед пока не заглядывал. Он вообще толком не думал о том дне, когда им предстоит сбежать. Тем более что мир индейцев таил еще так много интересного! Ни кто иной, как именно Чика привела испанцев в мастерскую по обработке перьев. Искусство, с которым местные жители их обрабатывали, вызывало изумление.

Зайдя в одну из мастерских, конкистадоры стали свидетелями создания живописного плаща. Немолодая уже женщина работала за ткацким станком. Рядом на столе лежал готовый рисунок, выложенный из перьев. Постепенно, один за другим, она вплетала их в материю. Долго европейцы наблюдали за этой кропотливой и трудоемкой работой. Плащ постепенно вырисовывался, украшенный сложным узором. А ведь таких изделий они видели в городе немало. Трудно было вообразить, сколько же времени и сил нужно для сбора перьев, изготовления сотен плащей, накидок и платьев.

Однако одеждой использование перьев не ограничивалось. Они покрывали тканые ковры и большие яркие флаги, использовавшиеся в ритуальных церемониях. У богатых индейцев испанцы часто видели веера, а огромные пышные опахала на длинных деревянных ручках защищали вождей от солнечных лучей. Толстые хлопковые куртки, которые служили здесь доспехом, тоже обшивали перьями. Высокие плюмажи, а то и настоящие короны украшали головы жрецов и знати. Нечто похожее испанцы постоянно видели и вокруг себя. Такие же мозаики из перьев на стенах их дворца, веера в руках слуг, украшения на одежде. Все это снова наталкивало на мысль о том, что им тут оказывают непонятное и незаслуженное почтение.

Но самое удивительное ждало впереди. В одном здании они лицезрели процесс изготовления бумаги. Это было большое помещение, в котором работало около двадцати индейцев. Работа шла непрерывно. Одни приносили откуда-то с улицы длинные волокнистые полосы (опытный Себастьян объяснил, что это, скорее всего, внутренний слой коры какого-то растения), другие варили их в глиняных чанах. Затем эти полосы вынимали, складывали, выравнивали по каким-то меркам, усердно били специальными каменными молотками. Процесс занимал много времени. Получившиеся листы то чем-то смачивали, то выносили наружу и сушили на солнце, то терли каменными скребками. Увидеть результат их стараний можно было здесь же. В мастерской лежало несколько готовых изделий — длинных полос толстой плотной бумаги.

Один из мастеров с поклоном подвел испанцев к стопке и жестом предложил прикоснуться.

Фернан провел пальцами по слегка шершавой поверхности.

— Удивительно хорошая бумага, — признал он. — Плотная, хоть и довольно серая. Пожалуй, не намного хуже той, что можно встретить и в Европе. Интересно, зачем она дикарям?

— Кто знает, — пожал плечами Себастьян. — Она довольно прочная. К тому же, смотри, какие полосы длинные. Шагов пять в длину. Ее можно и в качестве ткани использовать.

Недолго пришлось испанцам ломать голову над тем, для чего индейцам нужна бумага. Ответ ждал, как ни странно, в том самом дворце, который служил им резиденцией. Отправившись однажды гулять по его коридорам, они наткнулись на комнату, где сидел писец. Он, как и прочие местные жители, относился к пленникам почтительно и, поприветствовав их поклоном, показал результат своей работы.

Перед конкистадорами лежала книга. Самая настоящая книга из уже знакомой бумаги. Листы, покрытые тонким слоем какой-то смеси, похожей на штукатурку, стали ослепительно-белыми. К первой и последней странице были приклеены тонкие деревянные обложки. Развернутая, она достигала длины в добрых шесть шагов. На белой поверхности отчетливо виднелись места сгибов. Очевидно, что она складывалась в виде гармошки. Самым же поразительным было то, что вся она пестрела сложными разноцветными символами.

Возле книги стояло несколько глиняных баночек с красками разных цветов, а в руке писец держал две кисточки. Конкистадоры переглянулись, не находя слов, чтобы озвучить свое изумление. Значки, запечатленные на листах, казались такими же необычными, как и все здесь, но испанцы сообразили, что это буквы.

Фернан присел возле книги и, не веря своим глазам, провел пальцем вдоль символов. Выглядели они очень разнообразно. Каждый значок напоминал миниатюрный рисунок или герб. Многочисленные завитушки, кружки, точки, линии. Некоторые походили на изображения гротескных лиц — с тяжелыми челюстями, толстыми губами, крючковатым носом. От богатства красок и обилия мелких деталей начинали болеть глаза. Букв оказалось много. Гонсалес насчитал около восьмидесяти самых разных.