Ярко-алое - Анастасия Парфенова

Тимур вопросительно молчал. И жена его подняла голову, прямо, твердо взглянула в лицо.

— Для достаточно высокотехнологичного общества пренебрежение отдельными людьми опасно. Для сетевых культур — это самоубийство. Один взбунтовавшийся гений, при имеющихся у нас возможностях, способен своротить судьбу планеты с предначертанной ей исторической орбиты. И поэтому столь важным — критичным! — становится поиск, обучение и контроль всех, действительно всех, кто выказывает признаки выдающихся способностей. Божественная Академия выполняет на Акане эту функцию. Академия была создана, чтобы выполнять эту функцию. Когда владыка Садао росчерком пера исключил целые социальные пласты из программ поиска, лишь вопросом времени стало…

И тут Железный Неко откинул голову. И расхохотался.

Предки великие, Мурр, это еще что за истерика? Возьми себя в руки. Госпожа, твоя супруга, вновь замерла, точно статуя высокородной отстраненности.

— Приношу свои извинения, господин советник. Я прервала ваш рассказ. Пожалуйста, продолжайте.

— Да, продолжать, в общем, и нечего, — попытался совладать с собой Тимур. — Студент Каи упустил свой шанс стать верным подданным и полезным членом общества. Будучи исключенным из Академии, я нашел другие способы продолжить образование. И других людей, которые направили мои способности в удобное для них русло.

Когда-то он за это ненавидел сословие творцов, божественных Кикути, «других людей». Теперь…

Тимур пожал плечами:

— Это все, что мне хочется сказать о владыке Садао. И его политике.

— Вы… — Выразительные, почти танцующие руки Кимико сложились в странном жесте. Запрос значения принес трактовку: элемент медитативной позы, которая должна способствовать поиску понимания. — Вы были тем студентом. Но вам тогда было…

— Одиннадцать лет, — хмыкнул Тимур. — В чем изначально и заключалась проблема. Если бы мне достало терпения дождаться минимального для абитуриента возраста, я бы, скорее всего, с блеском сдал экзамены и учился себе незаметно на общих основаниях. Однако ждать не хотелось, а потому была придумана эта глупая авантюра. Взлом деканата, изменение данных, поступление под аватарой, на несколько лет старше реального возраста. Ну и поимка с поличным в конце второго семестра.

— Духи предков. — В голосе женщины низким эхом отразилась тихая, не вяжущаяся с его легким тоном горечь. — Этот нелепый, бессмысленный, глупый закон! А ведь все могло быть иначе. Я тогда училась на факультете дизайна. Мы могли бы даже встретиться — при других обстоятельствах. И господин мой Нобору — он как раз заканчивал стратегический.

— С кронпринцем Нобору мы именно тогда и встретились, — успокоил супругу Тимур, обходя молчанием ее собственное невольное участие во всей той далеко не веселой и отнюдь не красивой истории. — Госпожа, вам не стоит так волноваться. Прошлое есть прошлое. Его не изменишь.

— Боюсь, я не смогу так просто забыть о том, что могло бы быть. Не думать о развилках, поворотных моментах, — признала госпожа недостатки излишней образованности.

Она все же села, взяла в руки ароматный лечебный напиток.

— Я сказала, что понимаю владыку Садао. И солгала. Этого решения — понять не могу. Да, он хотел закрыть варварам и особенно Новотерре доступ к наиболее ценным нашим разработкам. Шедевры аканийских программистов — единственный поставляемый планетой уникальный продукт. Нас не трогали еще и потому, что никакой альтернативы таким закупкам в метрополии не находили. Но Садао ведь отнюдь не был близорук. Он не мог не видеть. Он…

— Просто испугался, — вынес приговор Тимур. Не уточняя, впрочем, что именно так ужаснуло божественного тирана.

— Странно понимать, что перед тобой точка, в которой повернул ход истории, — задумчиво произнесла вдовствующая владычица. — Даже если ничего уже нельзя изменить.

— Ход истории? — не мог не хмыкнуть Тимур. — Госпожа моя, вы мне льстите.

— Возможно. — Госпожа творец глядела рассеянно, явно получая и анализируя новую сетевую информацию. — Возможно. Но речь ведь не только о вас. И даже не о тех, кого закон коснулся напрямую. Садао начал уничтожение социальных лифтов. Дал понять, что закрывает возможности для вертикального продвижения — и не только для иммигрантов. Ответ был стремителен. И вполне закономерен.

— Ну, — пробормотал себе под нос Тимур, отнюдь не сразу осознавший, каким даром небес оказалось сломавшее ему жизнь постановление для того же деда Богдана, — закономерности этой изрядно помогли.

— Не сомневаюсь. — Она коснулась кончиками пальцев бледных губ, что-то подсчитывая. — Варварские анклавы существовали на Акане едва ли не со времен владыки Нори. Это органичная, жизненно важная часть системы. Изоляция их в последние десятилетия была… Простите, господин. Вам, должно быть, неинтересны все эти умозрительные рассуждения.

Канеко попытался было заверить, что ему очень даже интересно, но без особого энтузиазма. Он уже сожалел о минутной откровенности. Сегодня господин советник был не в форме. Первым под гнетом усталости всегда страдало самообладание.

В этот вечер между ними что-то изменилось. Что-то, чего Тимур не смог бы ни определить, ни даже сказать точно, будет ли оно ему на пользу или же еще больше все усложнит. Укладываясь (наконец!) на отдых, он мимолетно подумал, что слишком драматизирует. Поворотная точка? Да ты просто переутомился, Неко. И слишком увлекся погоней за тенями.

Тимур выбросил возвышенные рассуждения из головы. Вновь вызвал перед глазами список докладов, представленных на рассмотрение совета линейными чиновниками. Канцеляризмы и перечень бюрократических отговорок как нельзя лучше способствовали глубокому беспробудному сну.

Глава 7

Каллиграфия — не просто своеобразная система письменности, это один из ведущих видов искусства, обладающий глубоким философским смыслом.

Восприятие каллиграфии требует определенного уровня интеллектуальной и духовной культуры, ведь нужно не просто понять написанное, чрезвычайно важно увидеть и почувствовать, как написано.

Иней перекрасил ветви деревьев, превратив их в пронзительно-белое острое кружево. Снег под копытами коней почти пел от мороза, солнце било в прищуренные в запале погони глаза. Небо светилось такой насыщенной, по-земному глубокой синевой, что казалось, оттолкнись посильнее — и рухнешь в этот опрокинутый навзничь океан.

Зимняя охота летела по льду Новосахалина, точно гимн северной красоте.

Тимур пригнулся в седле, пытаясь напрячься перед прыжком. В последний момент вмешался программный интерфейс. Всадника заставили принять нужную позу и не мешать прыгающему через поваленный ствол коню. Коротко кольнула старая боль. Когда-то верховая езда была настолько естественной, неотъемлемой частью его «я», что Тимур, наверное, смог бы поладить с лошадью и в реальном мире, в физическом своем теле. Что ушло, то ушло. В новой жизни у него было о чем сходить с ума и без тоски по давно утерянному.

Советник Канеко оглянулся, проследив, как легко перелетела через преграду лошадка его супруги.

Высокородная госпожа держалась в дамском седле так, что посадку ее и фигуру можно было назвать иллюстрацией к учебному пособию. Прямая спина, ровные плечи, гордая осанка.

Строгая зимняя накидка была чуть более холодного оттенка, нежели спадающее роскошными складками платье. Воротник подчеркивал линию подбородка, меховая опушка поднималась под горло. И скромная меховая шапочка поверх посеребренных морозом волос. Высокородная госпожа будто растворялась в царящем вокруг царстве зимы.

Кимико развернула свою лошадку, остановилась на полкорпуса позади супруга. Где-то за укрытыми сугробами стволами собачий лай взорвался вдруг азартным истеричным зовом. Тимур пришпорил коня.

Они вылетели на прогалину в облаке вспыхнувшего на солнце снега, легкого, точно пух. Здесь уже было тесно и звонко от заливистого лая, от мечущихся и припадающих к земле собачьих тел, от бестолково бегающих вокруг них охотников. Тимур, выбирая спутников по сегодняшнему гону, думал прежде всего, сколь полезны они будут в долгосрочных политических маневрах. Вот и вышло, что под ногами у проверенных его боевых товарищей сейчас путалось с полдюжины энтузиастов, плохо разбирающихся в травле крупного зверя. Еще несколько гостей из дальних анклавов наблюдали за архаичными забавами Новосахалина с безопасного расстояния.

Вернее, с расстояния, которое им казалось безопасным.

Поднятая из берлоги, выгнанная собаками на открытое место добыча вдруг поднялась на задние лапы. И взревела.