От часа тьмы до рассвета - Вольфганг Хольбайн

— Бинго! — Карл ликовал, он погнал нас обратно в сторону обвала и коротко посветил в направлении разрушенной стены. В ярком свете фонаря, слепившем мне глаза, я не мог видеть выражение его лица, но по звуку его голоса и жестикуляции я понял, что он очень взволнован. — Я так и думал… Именно так я это и представлял! — восторженно воскликнул он и двумя пальцами руки, в которой он держал фонарь, подцепил что-то, что быстро обтер о заднюю часть своего смешного тренировочного костюма. Наконец он бросил на относительно свободное от мусора место пола кожаную папку из кабинета ректора.

Он опустился на корточки. В его неуклюжих попытках одновременно светить фонарем на строительные чертежи, расправлять их и рассматривать, кроме того поглядывать на женщин и на меня, направляя при этом на нас оружие, было что-то трагикомическое, над чем бы я посмеялся, если бы из-за страха и сухого воздуха мой язык не прилип к нёбу. Наконец он нехотя жестом подозвал Элен, чтобы она подержала фонарь над чертежами, которые один черт знал, как ему удалось спасти после обвала, где он их спрятал и каким образом он так незаметно снова оказался с ними. Совершая время от времени резкие движения, он попеременно изучал чертежи и обвалившуюся стену.

— Вот! — тихо прошептала Юдифь мне на ухо. — Сейчас мы можем напасть на него!

Я отрицательно помотал головой. Я не хотел рисковать. Карл мог снова впасть в панику и начать дико палить вокруг. Он поглядывал на нас через неравномерные промежутки времени, поэтому было невозможно рассчитать благоприятный момент, когда я мог бы на него броситься. Юдифь нахмурила лоб, и на ее лице я прочел смешанное выражение злости и разочарования — должно быть, она посчитала меня трусом. Может быть, она права.

— Спокойно! — прикрикнул Карл на Юдифь. — Нечего тут шушукаться! — Он развернул перед собой чертеж и ткнул указательным пальцем в место недалеко от круглого подвального помещения, которое должно было располагаться непосредственно под башней. — Я так и думал, что отсюда легче всего туда пробраться, — заключил он и гордо выпятил грудь, как индюк на току.

«И мы бы сэкономили силы на нескольких проломах», — презрительно подумал я про себя, но ничего не сказал, Карл удовлетворенно кивнул и посмотрел сквозь огромную дыру, которая образовалась от обвала в левой стене.

— Мой дедушка был прав. Я никогда в этом не сомневался, и сегодня я докажу это, — заявил хозяин гостиницы и глубоко вздохнул. — Да-да, старый хрыч. Это был славный малый, скажу я вам. Он не пошел воевать во время войны, он был пацифистом, это у нас в крови, знаете ли. Вся эта военная возня — это не для нас. Наверное, я первый мужчина в нашем роду, который держит в руках оружие… — Он отвратительно улыбнулся, потом покачал головой. — Он печатал фотографии для знатных господ из этой крепости, — продолжал он. — Фотографии детей, сотен детей. Старик видел, как приезжали грузовики, когда война подходила к концу. Они спрятали сокровища здесь. Он всегда говорил, что сокровища нацистов лежат под круглой башней, он утверждал это вплоть до последнего дня своей жизни. Все ценное надо спрятать от русских, говорили они, и он это слышал, и все свезли сюда, в Грайсфельден. И мой дедушка был совершенно уверен, что отсюда ничего не было вывезено, ничего, что здесь было спрятано. Всю свою жизнь он следил за этой крепостью, разнюхивал все в туннелях, как только представлялась какая-то возможность. И вот…

После такого потока слов хозяин гостиницы глубоко вздохнул и вдруг перешел на такой решительный и серьезный тон, что я и не знал даже, смеяться над ним или пугаться.

— И вот я здесь, чтобы взять свое наследство, — проговорил он твердым голосом, помолчал несколько секунд, засунул чертежи обратно в папку, затем заткнул папку снова за пояс и забрал у Элен фонарь. Затем он жестом потребовал, чтобы я первый пролез в дыру, а за мной следом Элен и Юдифь.

Только когда на другом конце горы мусора она энергично схватила за плечо и бросила на меня сердитый и разочарованный взгляд, я понял, что упустил очередную возможность напасть на Карла, пока он с усилием неловко карабкался через завал, как и Элен, которая лезла перед ним в обуви, которая скорее мешала, чем помогала ей. Даже докторша, которая уже давно выглядела изможденной, с отсутствующим взглядом, не удержалась от глубокого разочарованного вздоха, который, должно быть, должен был дать мне понять, что она считает меня болваном, да и я сам чувствовал себя так и без ее реакции. Но как только я понял, что у меня есть шанс, я тут же его и упустил, хозяин гостиницы уже оправился и энергично скомандовал нам направляться в граничащее со следующим проходом, которого мы достигли в результате образовавшегося пролома, новое ответвление, в котором мы повернули налево.

Некоторое время, которого, однако, вполне хватило, чтобы я полностью потерял ориентацию, Карл вел нас по лабиринту ходов, который был очень похож на ту часть подвала, из которой мы надеялись найти выход до самоубийства Марии, и мне даже казалось, что мы здесь однажды уже были. Стены были оштукатурены, на них не было трещин и щелей, потолки были сводчатые. Гнилостный запах становился все слабее и слабее, и на неравномерных расстояниях нам попадались стальные двери или пустые дверные проемы. Карл не заглянул ни в одно из помещений, расположенных за этими дверями, он гнал нас, словно скотину перед собой, и я не раз подумывал, не броситься ли мне просто в темноту и не сбежать ли, но не решался. Юдифь слишком медлительна, чтобы я мог ее увлечь за собой, и я не знал, чем трактирщик будет угрожать обеим женщинам, чтобы вынудить меня вернуться. Кроме того, к этому моменту у меня уже не было ни малейшего представления о том, как мы сюда попали, и я вообще бы мог не найти дорогу назад, тем более в темноте.

Я снова отверг очередную идею. Черт, да я просто неисправимый трус. Но я мог себя уговаривать, что я без всякого сопротивления подчиняюсь Карлу только ради обеих женщин и позволяю себя гнать по коридору рядом с Юдифью только ради них.

Я плохо видел, но я чувствовал запах пыли и измельченного камня, а кроме того, чего-то едкого, чему я не мог подыскать названия — что-то чужое, химическое. Я снова вспомнил о медных трубах и о сумасшедшей идее Элен об экспериментах по спариванию. Я озабоченно глянул на Юдифь. Надо надеяться, что докторша ошиблась. То, чем здесь был наполнен воздух, было, несомненно, вредно для беременной женщины. Я поймал себя на мысли, что ребенок от Юдифи был бы как минимум некоторым утешением после всех тех страданий, которые мы пережили за эту ночь. Здоровенький мальчик. Интересно, как бы мы его назвали?

Наконец хозяин гостиницы велел нам остановиться и осветил по очереди несколько дверей, которые примыкали к невероятно хорошо сохранившемуся, выкрашенному белой краской коридору. По бокам для ориентации они были помечены аккуратными надписями готическим шрифтом: помещения слева были обозначены как комнаты № XII, XIII и XIV, а справа я увидел две стальные двери с надписями «Лаборатория № 2» и «Исследовательская коллекция № 1».

Уже не раз спрашивал я себя с очень неприятным внутренним ощущением, что же здесь внизу происходило много лет назад, какую злую игру могли здесь затеять этот безумец Клаус Зэнгер и его соратники. Я вспомнил о документах, будивших ужасные подозрения, которые были разбросаны в помещении с кроватями, и о книгах, которые мы нашли в огромном чемодане Марии. Разведение людей, жестокие эксперименты над беззащитными детьми, измерения черепа, грузовики, полные кричащих, похищенных у родителей младенцев, и светловолосые дети на одеяле…

Я услышал, как забурлило в моем желудке, и потряс головой, как будто так можно было избавиться от этих ужасных мыслей так же быстро, как они на меня набросились. Напрасно. То, что происходило здесь во время войны, было так невероятно жестоко и бесчеловечно, что для этого не хватало даже моей буйной фантазии.

— Вот там можно пройти в башню, — Карл указал движением головы на левую сторону следующего перекрестка. — Быстрее, нечего здесь копаться.

На короткое мгновение свет фонарика скользнул по его лицу, и я увидел его выражение. Я испугался. Его глаз, который раньше был безнадежно заплывшим, был открыт и испещрен сетью красных сосудиков, как будто у него был жар, и хотя здесь, в подвале, было далеко не тепло, у него на лбу выступили капельки пота, а волосы намокли и прядями прилипли к коже. Он дышал быстро и тяжело, и я заметил, что от напряжения он дрожал всем телом. Он выглядел как помешанный. Очевидно, перспектива завладеть сокровищами, которыми он грезил всю жизнь, лишила его жалких остатков разума. Это делало его опасным.

Хотя мне показалось, что я только что услышал звук тихих шагов, которые направлялись к нам, я повиновался и потащил Юдифь вместе с собой в указанном направлении. Я не хотел раздражать Карла, а должен был постараться не упустить еще одну возможность неожиданно напасть на него. А что касалось шагов, то я успокоил себя тем, что, скорее всего, это было эхо наших собственных шагов, которое донеслось до нас, отразившись от каких-то закоулков лабиринта.