Тевтонский Лев. Золото галлов. Мятежники (сборник) - Андрей Посняков

– Валерий, дружище! А почему ты только богами на букву «М» клянешься? Других что, не помнишь?

– Да ну тебя! Шел бы лучше тренироваться.

– Да я-то пойду… А ты бы… Ну, привел бы девок, а?

– Ну, сказал уже – после игр! Или тебе остаток мозгов отшибло? Ежели не терпится, у Красавчика спрашивай, может, поделится.

– Не-а, не поделюсь. У него и своих хватает!

– Свои надоели. Чужие завсегда лучше!

И так далее и тому подобное. Неприятный он был парень, этот Германский Ветер – наглый, злобный, точнее сказать, озлобленный. И говорил исключительно на латыни, так что даже Виталий сразу догадался – он родом из римлян. Да и по внешности какой из него германец – смуглолицый, чернявый, длинный и худой. Посмотришь: и в чем только душа держится? Однако боец был отменный – выносливый, хваткий, за что его и ценили.

Кроме державшейся наособицу троицы звезд, еще в школе имелось четверо молодых людей лет около двадцати, так сказать, подающих надежды и упорно наращивающих как мастерство, так и приличную знаменитостям заносчивую наглость.

Об остальных как о бойцах и говорить было нечего: изголодавшиеся, неумелые подростки-галлы, которые сейчас везде продавались по дешевке. Ланиста даже не слишком старался их обучать: а что толку, ведь погибнут в свой первый же выход на арену. Да и не жаль: достались недорого. Такая вот людоедская логика.

– Беторикс! – Как-то после очередного спарринга, уже ближе к вечеру, ланиста придержал Виталия за локоть. – Пойдем-ка прогуляемся. Клавдий, открой нам склад.

Солнце уже садилось, и по темно-голубому небу протянулись длинные багровые полосы, пересекаемые синими перистыми облаками. Похолодало: было примерно как на севере России в сентябре.

– Ну, что тебе сказать. Беторикс? – Ланиста зябко поежился и поплотнее закутался в плащ. – Во-первых, мне не нравится твое имя. Во-вторых, «галлов» у нас достаточно и без тебя, так что будешь «самнитом». Точнее сказать, мирмиллоном, как это сейчас называется в Риме. Вооружение довольно тяжелое – смотри, выбирай, привыкай… Клавдий, да скоро ты там?

– Открываю, открываю… пожалуйте!

– Ну, ты бы хоть факел с собой прихватил или светильник.

– Светильник и мне бы не помешал. – Виталий посчитал, что ему уже можно слегка повысить требования. – А то сидишь в полной темноте, в карцере.

– Ну уж, дружище, светильника я тебе пока не дам! – Господин Ну сказал, как отрезал. – При всем моем к тебе уважении, а я ведь тебя уважаю и ценю, ты заметил?

– Вот уж спасибо, благодетель! Не знаю, как бы без тебя и жил.

– Ну, ладно, ладно, не ерничай… Клавдий! Да что там со светильником-то?

– Будет, – махнув кому-то рукой, заверил старик. – Я уже послал раба. Ага… вот он бежит. Каникс, Каникс, быстрее давай!

Каникс, смешной лопоухий мальчишка, одетый в большую тунику явно с чужого плеча, с поклоном протянул ветерану зажженный светильник, сияющий новенькой бронзой и похожий на заварной чайник: в отверстие заливалось масло, а из носика торчал фитиль. Удобнейшая вещь – яркость пламени регулировалась длиной фитиля, для чего имелось специальное колесико в носике, а саму лампу можно было либо ставить куда хочешь, либо подвешивать за цепочку на крюк в потолке.

– Ну, вот, – Клавдий поднял светильник повыше. – Смотри, Беторикс, выбирай.

Виталий выбрал сверкающий шлем с широкими полями и большим металлическим гребнем, украшенным птичьими перьями; последние, впрочем, выглядели далеко не презентабельно, но это было дело поправимое. На всей поверхности шлема сияли оловянные рыбьи чешуйки, издалека похожие на серебряные.

– Вот подшлемник, померяй. Ну, как?

Шлем пришелся впору – тяжеловат, правда, но ведь в нем не целый день ходить.

– Очень красивый, – искренне ответил молодой человек. – И сидит хорошо, не болтается.

– Добрая работа! – ухмыльнулся старик ветеран. – А вот тебе и щит – простой скутум, зато какой красивый!

– А вот тебе накладка на руку! – К экипировке новобранца подключился и ланиста. – И на нее же доспех. Перед играми тренировки не будет – начистишь его, как следует, чтобы блестел.

Да-а, доспех тоже был не очень-то легок, к тому же щит, утяжеленный бронзовыми вставками, тянул килограммов на восемь, то есть был вдвое тяжелее круглого варварского, к которому Виталий привык. Конечно, в прежней своей реальности ему не раз приходилось держать в руках римскую «бронедверь», но никогда еще от нее не зависела его жизнь.

– А меч? Хотелось бы и его посмотреть.

– Мечи хранятся отдельно, друг мой, – рассмеялся Валерий. – Чтобы не было лишнего соблазна и не вышло, как в Капуе! Думаю, ты все же получишь на игру свою спату или гладиус – в зависимости от того, с кем придется сражаться.

Молодой человек хмыкнул. Индустрия развлечений Древнего Рима еще только принимала свои классические формы, расцвет которых пришелся на времена Империи. Еще не сложился тип тяжелого гладиатора – так называемого секутора, еще не появились вооруженные трезубцем и сетью ретиарии. Впрочем, может быть, в Риме они уже и встречались, но в провинции еще жили по старинке и довольствовались простым набором: «самниты», «фракийцы», «галлы»… Даже мирмиллоны пока считались нововведением.

– Ну, вот, ты у нас теперь мирмиллон, – ухмыльнулся ланиста. – И я даже выбрал тебе имя! Всю ночь думал, пока одна девчонка не подсказала. Тевтонский Лев! Вот как ты теперь будешь зваться!

– Тевтонский Лев? – озадаченно переспросил Виталий. – Но… я же не тевтон, даже не германец!

– Ну, а ты думаешь, Каррит Фракиец – из Фракии? Или знаменитый Гельветский Вепрь из Каркасо знает хоть одно слово по-кельтски? – засмеялся Валерий. – Скажу тебе больше: наш Германский Ветер родом из Рима. Кстати, свободный человек, а в гладиаторы сам нанялся в поисках смысла жизни, денег и женской любви. Тевтонский Лев – красивое прозвище, и его очень легко запомнить.

– Что ж, – молодой человек пожал плечами. – Лев так лев. Главное, что не козлом обозвали.

Глава 7. Зима 53–52 гг. до Р. Х. Нарбо-Марциус

Накануне декабрьских ид (то есть двенадцатого декабря) Господин Ну с утра привел в школу осанистого молодого человека, лет двадцати пяти, одетого в несколько туник одна поверх другой и в лацерну, с тщательно выбритым продолговатым лицом, длинными волосами цвета старой соломы и карими глазами, в которых светилась скрытая насмешка.

– Это мой друг актер. – Ланиста подвел незнакомца к Виталию. – Сейчас он займется тобою, Тевтонский Лев.

– Хорошо, – Виталий кивнул, опуская тяжелый учебный меч. – Мне заканчивать тренировку?

– Ну да, прекращай, я сказал же! Моего приятеля зовут Эней, уверен, вы с ним поладите. Он научит тебя красиво убивать и так же красиво умирать, если потребуется.

– Умирать я пока не собираюсь, – угрюмо буркнул гладиатор. – Да и убивать зря никого не хотелось бы.

– И не надо никого убивать! – поддакнул ланиста, озабоченный сохранностью своей собственности. – Ну, разве что самых дешевых галлов, да и то, знаешь, хотелось бы, чтобы они дожили до лета и успели окупиться. Вон туда, за амбар проходите.

– Валерий, друг мой…

– Ну?

– Мне, то есть ему, нужен щит, – напомнил актер. – И напарник, чтобы все было как на арене.

– Ну, хорошо, я скажу Клавдию.

Погодка выдалась не лучшая: покрытое сизыми тучами небо хмурилось, нависало низко-низко, то и дело начинал моросить дождь. Эней поплотнее укутался в плащ, дожидаясь, когда явиться присланный Клавдием спарринг-партнер.

– Где ж там его носит-то? Ага, вон идет кто-то.

К амбару бежал со щитом в руках парень с чуть скуластым лицом и упрямым взглядом – из тех, «подающих надежды».

– Так! – Актер деловито потер руки. – Встаньте друг против друга. Ты, Лев, наноси удар, а ты… как твое имя?

– Северьян. Северьян Альпийский Тигр.

– Альпийский Тигр?! Но ведь тигры не водятся в Альпах.

– Как и львы на берегах Рейна, – с усмешкой заметил Беторикс. – Это все Валерий сочиняет, Гомер местного разлива.

– Да, он с детства был выдумщик. – Эней неожиданно улыбнулся. – И приврать любил, за что его и били.

– А вы что же – друзья детства?

– Вроде того. Ну, что, встали? Начнем! – Актер задумчиво ухватил себя за подбородок. – Итак, приветствие. Представьте: перед вами арена, ликующая толпа зрителей, предвкушающих праздник. И этот праздник должны дать людям вы!

– Презренные гладиаторы, – ухмыльнулся Виталий.

– Профессия актера не менее презираема снобами, – не преминул заметить Эней. – Так что передо мной можете не разыгрывать несчастных отверженных. И в нашем положении есть свои преимущества, которыми умный человек должен уметь воспользоваться. Так что утрите слезы, и за дело. Вы все выйдете в плащах: мирмиллоны – в алых, фракийцы – в темно-голубых. Эх, про плащи-то я и забыл! Ладно, берите мой… Сначала ты, Тевтонский Лев. Набрось на плечи… так… Теперь поклонись. Боги, ну кто так кланяется? Ты что, кошелек уронил! Изящно отведи в сторону правую руку… Я сказал, изящно, а не так, будто девку ловишь на бегу! Показываю, а вы смотрите! И помните, друзья мои: умение нравиться зрителям для гладиатора ничуть не менее важно, чем умение драться, ибо тоже нередко спасает жизнь. Можно проиграть бой, но провести его так, что благодарные зрители будут восторженно кричать, утирать сопли и никогда не позволят убить полюбившегося бойца. А чтобы вас любили, вы должны уметь держаться, внушать восхищение – ведь на игры всегда приходит очень много женщин, а им вы нужнее живыми, чем мертвыми. Думаете, ваш Красавчик только за счет умения махать мечом до сих пор жив? Его уже сорок раз прирезали бы, как поросенка, если бы он не умел пользоваться и еще кое-чем, кроме меча… Ладно, не отвлекаемся! Давай, Лев, пробуй!