Кровавый Грабитель - Аарон Дембски-Боуден

Один из слуг медленно прошаркал поближе.

— Хозяйка, — проговорило это сгорбленное создание.

— Привет, Пес. Можешь выпроводить остальных? — Она просила не из-за запаха, потому что Пес тоже не благоухал розами, да и сама она уже не помнила, когда в последний раз мылась.

Пока Пес разгонял других слуг, взгляд Октавии вернулся к экранам. Корабль пролетал мимо безоблачной планеты, своей окраской напоминавшей ржавое железо. Можно было только гадать, какой планета была раньше, но Мальстрим превратил ее континенты в огромные плиты из металлолома, которые постоянно терлись друг о друга. Октавия рассматривала огромные каньоны, прорезавшие поверхность, и гадала, каково это — побывать в подобном мире.

— Corshia sey, — произнес за ее спиной женский голос.

В тот же миг Октавия вскочила с трона с пистолетом в руках, резко развернулась, целясь в…

— Какое оригинальное приветствие, — сказал Септим. Он положил руки на пояс с пистолетами, засунув большие пальцы под кожаный ремень. — Неужели я тебя разозлил, правда, неведомо как?

— Сколько ты уже здесь стоишь? — Октавия прищурилась. — Когда ты вошел?

— Пес только что впустил меня. Он снаружи с Маруком и остальными из твоей nishallitha клики.

А вот это слово она знала. Nishallitha. «Ядовитый».

Септим подошел, и она позволила ему забрать пистолет. Он стоял достаточно близко, чтобы Октавия уловила его запах: свежий пот и медный привкус масла, которым он смазывал оружие Первого Когтя. Он положил пистолет на сиденье трона и взял ее за руки, обхватив ладонями в полуперчатках ее загрубевшие бледные пальцы.

— Что случилось? У тебя руки ледяные.

Ростом Октавия была ему по плечо, а потому ей пришлось запрокинуть голову, чтобы посмотреть ему в глаза. Длинные волосы прикрывали большую часть хромированной аугметики у него на щеке и виске.

— Здесь везде холодно, — ответила Октавия. Трудно было игнорировать тот факт, что сейчас он стоял совсем рядом. Уже несколько месяцев — с того дня, когда Талос вынес ее из тюрьмы — она не была так близко к другому человеку. Да и в тот раз это была простая операция по спасению, которая принесла облегчение, но не поддержку и покой. Сейчас же рядом с ней был настоящий человек из плоти и крови, а не гигант-фанатик в гудящем доспехе или скрюченный мутант с зашитыми глазами.

— В чем дело? — спросил Септим. Он не брился уже два дня, и на подбородке появилась светлая щетина. По лицу видно, что он беспокоится. Октавии в голову вновь пришла непрошеная мысль: он мог бы показаться красивым, если бы не был еретиком — если бы тьма этого корабля не впиталась в самую его кровь.

— Я не привыкла к прикосновениям. — Она наклонила голову, даже не подозревая, как величественно выглядит в этот миг. От аристократического терранского воспитания было не так-то просто избавиться.

Он отпустил ее, правда, не сразу. Его пальцы медленно разжались, и вместе с ними ушло и тепло.

— Прости. Иногда я забываю, в каких исключительных условиях ты росла.

— Это одна из причин, почему я тебя терплю, — улыбнулась Октавия. — Что ты сказал, когда вошел?

Особое настроение, возникшее было между ними, исчезло. Септим прищурил здоровый глаз, и аугметический окуляр защелкал, пытаясь воспроизвести это движение.

— Я ничего не говорил. Вошел и просто смотрел. В кои-то веки ты казалась спокойной, и я не решался тебя потревожить.

— «Corshia sey», — тихо повторила она. — Что это значит?

— Это значит «берегись», — ответил Септим. — Жаргонное выражение, в родном мире легиона означавшее угрозу. Предупреждение тем, кто должен вскоре умереть: «Дыши пока», если дословно. Имеется в виду, пока можешь.

— Я так и поняла, — она изобразила улыбку. — Какие милые культурные традиции.

Септим пожал плечами; куртка его при этом зашуршала.

— Блатной язык нострамских низов. Хозяева часто им пользуются. Кто-то из команды сказал тебе эту фразу?

— Перестань уже волноваться, — она тряхнула головой и смерила его самым сердитым из всех сердитых взглядов. — И убери руки от своих пушек. Здесь не схолумная площадка, а я не ребенок, которого надо опекать и бросаться защищать, когда другие дети начинают обзываться.

Внезапно смутившись, Септим отвернулся:

— Я не хотел сказать ничего такого.

— Да ладно, — ответила Октавия тоном, который говорил, что ничего не ладно. — Забудем.

— Как скажешь, — Септим вежливо поклонился. — Кажется, ты хочешь побыть одна, так что я удаляюсь.

— Подожди.

Он остановился; Октавия кашлянула:

— Подожди минутку. Ты ведь за чем-то пришел? В последнее время ты у меня редко бываешь. — Она постаралась произнести последнюю фразу обычным голосом, так, чтобы не осталось даже намека на личную заинтересованность, но особого успеха в этом не достигла: взгляд, который Септим бросил на нее, был тому доказательством.

— Возвышенный приказал оставить тебя в покое, да и много работы навалилось. Нужно было обучить Марука, отремонтировать пять комплектов боевой брони, плюс еще оружие Первого Когтя.

От этих оправданий Октавия просто отмахнулась:

— Так чего же ты хотел?

Он нахмурился.

— Прости, но я не понимаю, почему сегодня ты такая резкая. Я хотел увидеть тебя, только и всего. — Он спрятал руку в карман куртки и после секундной заминки спросил: — Как ты себя чувствуешь?

Значит, вот в чем дело. Все как всегда. Только этого еще не хватало.

— Пожалуйста, расслабься уже. Ну хоть разок. Септим, не думаю, что сегодня у меня хватит сил на твой официоз. Мне нужен друг, а не еще один сторож. Решай, кем ты будешь, и веди себя соответственно.

Увидев, как сжались его челюсти, она ощутила торжество, к которому примешивалось чувство вины. Она все-таки задела его за живое.

— Это не официоз, — ответил Септим, — а уважение.

— Да что бы это ни было, когда входишь, оставляй это за дверью. — Она вымученно улыбнулась, распустила волосы и снова стянула их в хвост. — Ты в последнее время смотрел, что делается, образно говоря, за окном?

— Я стараюсь не смотреть — и тебе советую. — Пояснять свою мысль он не стал, а пошел по комнате, перешагивая через разбросанную одежду и бумажные комки — результат неудачных попыток Октавии вести дневник. — Когда ты в последний раз убиралась? Такое впечатление, что здесь прошел ураган.

— Не так уж все плохо.

— По сравнению с трюмами для рабов — да, прямо дворец принцессы. — Он наконец вынул руку из кармана и бросил что-то Октавии: — Это тебе.

Она поймала предмет обеими руками. Нечто маленькое, размером с ее большой палец, завернутое в кусок синей ткани. Ткань, судя по всему, оторвали от робы, принадлежавшей кому-то из слуг легиона. Октавия посмотрела на Септима, но он был занят тем, что один за другим выключал мониторы — все два десятка. Она медленно развернула сверток.

Внутри оказалось кольцо. Светло-бежевый костяной ободок, на поверхности выгравированы несколько крохотных и изящных нострамских рун.

— О, — только и могла сказать Октавия. Она не знала, какие чувства тут уместны: радость, удивление или недоумение, — знала лишь, что чувствует все это одновременно.

— Это в знак благодарности. — Септим отключил последний экран. — За Крит. За то, что помогла сбежать, а не убила нас всех.

— О, — сказала она снова.

— Я его выменял, — пояснил он. — На Черном рынке, само собой. — Подошел ближе, остановился у трона. — Они очень редкие. Материал плохо поддается обработке, и такие вещи изготавливают только те, кто работает на станках.

Октавия повертела кольцо в руках; вязь нострамских рун она прочитать не могла.

— А из чего оно сделано?

— Из кости. Вот это кольцо сделано из кости Кровавого Ангела — одного из тех, кто был убит при абордаже.

Октавия вновь взглянула на него:

— Ты принес мне подарок, сделанный из останков имперского героя. — Она не спрашивала, а утверждала, и на ее губах не было улыбки.

Септим, напротив, улыбнулся:

— Ну, если так сказать…

— Мне оно не нужно, — Октавия протянула ему кольцо и покачала головой, встретившись с ним глазами. — Ты просто невозможен. А еще ты идиот и… и еретик.

Обратно подарок он не принял. Он просто пошел к выходу, по пути отпихнув с дороги кучу мусора.

— Все, в чем ты меня обвиняешь, — правда.

Гнев Октавии нарастал, и она не стала его сдерживать и говорила теперь, забыв о всякой осторожности:

— Так ты хотел произвести на меня впечатление?

Септим остановился.

— Впечатление? Зачем?

Октавия окинула его сердитым взглядом:

— Ты знаешь зачем.

Его смех только усилил ее раздражение.

— Ты это всерьез, — констатировал Септим и вновь расхохотался.

— Убирайся, — она выдавила скупую улыбку, — а не то я тебя пристрелю.