Marvel/DC. Король Пауков - Несущий Слово
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
БЕГИТЕ, Я КОНЧЕНЫЙ!!!
Я ужас на крыльях ночи
Ра"с аль Гул стар.
Он и сам давно сбился со счета сколько ему лет. Новые лица, новые эпохи, новые смерти, новые войны - все слилось в яркий, постепенно тускнеющий калейдоскоп.
Плюс бессмертия, того бессмертия, когда залечиваешь раны, остаешься молодым, возрождаешься после смерти, становишься сильнее, в том, что если ты стал бессмертным на заре становления человечества, то возглавить это самое человечество, стать серым кардиналом целого мира, до безобразия просто.
Лига Теней - его детище, протянула щупальца во все сферы и отрасли жизнедеятельности. Буквально абсолютная власть. Каждый из Лиги с радостью отдаст за него свою жизнь, выполнит любой приказ. И в отличии от того, что рисуют масс-медиа, бессмертие не отяготило его, не стало проклятием, когда весь мир померк и нет ничего кроме тоски и попыток уйти за грань смерти. Он наслаждался вечной жизнью, беря все от момента.
И Ра"с аль Гул чувствовал, как что-то сгущается у него над головой. Над головой всего человечества Что-то смутное и тревожное пришло с научной революцией XXI века. Что-то, над чем даже он не властен.
Именно поэтому Лига не остановила Тони Старка, возомнившего себя хозяином мира. Он не более чем очередная фигура на шахматной доске, да, не рядовая пешка, но далеко не игрок. Теоретически, в очень отдаленной перспективе, его поползновения могли поколебать позиции Лиги, но аль Гул предпочел закрыть на это глаза. Иногда приходиться чем-то жертвовать.
Старк под плотным колпаком, каждое его действие может быть повернуто в нужную Лиге сторону. Сейчас он предоставлен сам себе - незачем ограничивать техногенный гений.
Земля остро нуждается в защите.
Близится что-то... что-то страшное, с чем не сможет совладать ни ядерные боеголовки, ни армии всего мира, ни Лига, ни Голова Демона, ни его внук Брюс.
Глава 22. Проснись, павук, время сжечь этот город ч. 2
Прилипчивый мотивчик.
-Jawohl, mein Kommandant!* - напеваю полушепотом, выстукивая пальцами подобие ритма по рулю.
Понятия не имею, как перескочил с "Rammstein" на андеграундный "Sturmmann", скорее всего сработала ассоциативная цепочка, зиждящаяся на том, что немецкий язык великолепно подходит для качовых треков. Шел с тренировки домой под "Eisbrecher" и случайно захватил Польшу. This is Deutsch*, мать вашу.
Я чувствую, как у меня едет крыша.
Из Билли хороший психотерапевт, за один получасовой сеанс доставки мух до контрольной точки всю душу наружу вытащил, сладкоречивый дьявол.
Я переоценил себя. Оказался слишком мягок. Слишком жалок. Слишком слаб.
Скрежет тормозных колодок. Мы в переулке рядом с которым на крыше в кучку свалены коконы. За убийство же вроде бы дают пятнадцать лет. Пятнадцать лет в какой-нибудь тюряге для мутантов - кромешный мрак. За массовое - пожизненное или смертная казнь.
Я вываливаюсь из пикапа. Поджилки трясутся. Не смог устоять на ногах, падаю на колени и начинаю блевать. Блевать супом из разжиженной человечины. Моя психика дала ветвистую трещину. Билли сумел пролить свет на потемки моего разума. Ничто так хорошо не обнажает загноившиеся рубцы сознания чем поездка по ночному городу рядом с трупом и багажником, полным нескольких смертных приговоров.
В Соединенных Штатах Америки используется пять видов лишения преступника жизни.
Повешение.
Инъекция.
Расстрел.
Электрический стул.
Асфиксия азотом.
Но в основном инъекция.
Бульон вырывается у меня из пасти прерывистыми толчками, пачкая балаклаву, подбородок и воротник куртки. Неровной лужицей расплескивается по асфальту. На сегодня с меня хватит смертей.
Рукавом вытираю лицо, поправляю маску. Поднимаюсь, прислоняюсь спиной к машине.
Дрожащими пальцами вытаскиваю из нагрудного кармана пачку сигарет. "Winston". Извлечь никотиновую палочку, приподнять балаклаву, складывая ее на уровне носа. Зажимаю фильтр губами, щелчок зажигалки. Второй. Третий. Язычок пламени взметнулся у меня в кулаке, жадно облизывая компактный рак легких. Затягиваюсь. Слишком глубоко. Захожусь в приступе кашля. Проходит. Вторая затяжка. Пытаюсь перебить куревом вкус желчи и смерти, растекшихся по ротовой полости. Получается плохо.
Временное помутнение рассудка, своеобразный аффект берсеркиера, разжал когти, выбрасывая меня в холодную пустоту реального мира.
Одиноко.
Грустно.
Стараюсь думать о чем-то постороннем. О чем-то кроме того сколько людей я завалил и ради чего. Не выходит. Мысленный фокус все время смещается обратно на лица покойников. Я сломан. Меня сломали до появления Дара, меня доломал Дар, но видно не до конца. Выдыхаю дым в небо. Бесконечный небосвод, испещренный россыпью звезд. Я чувствовал, как Паутина скрепляет осколки моей личности, собирая ее как кубик Рубика. Стресс и глобальное потрясение - самая благодатная почва для взращивания ручного чудовища.
И больше всего меня пугало то, что я не хотел ее останавливать.
Мне это нравилось.
Сигареты, увесистый кастет, зажигалку, выкидной нож а-ля итальано стилетто и скомканные баксы я извлек из карманов злополучной четверки. У одного даже водительское удостоверение на имя Карлоса Турнера нашлось. Их мобильные телефоны нашли покой тремя улицами раньше, жалобно треснув сенсорными экранами под подошвой моего берца.
Убивать выгодно. Не считая дядиных деньжат, долларов пятьдесят я точно поднял, плюс, несколько центнеров высококалорийной пищи.
Смотрю в пустоту, пока не начинает обжигать пальцы. Щелчком отправляю окурок куда-то во тьму, описав широкую дугу он врезается в асфальт, разбрызгивает во все стороны яркие крошки и неторопливо затухает. В кромешном вакууме черепной коробки обрывками транслируются куплеты. Музыка помогает справиться с психоэмоциональным грузом, норовящим сломать позвоночник силы воли об колено.
Ich weiß, wie man den Stolz vergisst.
Ich weiß, wie man geduldig ist.
Пора делать дела.
Выдыхаю ошметки дыма вместе с горячим дыханием в темную прохладу. Отлепляюсь от пикапа. С жертвой и длинным проблем не возникает. По старой схеме, взваливаю по одному себе на горб и играю в маленького покорителя Эвереста. Одна ходка. Вторая. Паучки чутко наблюдали за
