Изгой - Андрей Никонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пока бойцы расстреливали змею, раненым занялся отрядный медик. Рядового укусили в бедро, прямо рядом с артерией, и яд вместе с кровью мгновенно разошелся по всему организму, Таубе трясло, пальцы посинели, а лицо стало белым. Через крестообразный надрез к месту укуса присосалась помпа, откачивая капиллярную кровь. Нейтрализатор пшикнул, вгоняя в сонную артерию антидот, на щеках у рядового появился румянец, судороги почти прекратились, его уложили на мат, в то время как двое рейнджеров принялись разделывать кобру. Если у нее отрезать голову и хвост, а потом выпотрошить и зажарить на костре, по вкусу приготовленный шашлык будет напоминать рыбу. Рейнджеры брали с собой в поход только соль и шоколад, остальные продукты им поставляли джунгли.
Через пятнадцать минут Таубе стало гораздо хуже, началась аритмия, диагност показал, что начали отказывать органы, вторая порция антидота ушла в бедренную артерию.
– Если это не поможет, третья его может убить. – Капрал-мед Паланик держала диагност на животе, периодически перекладывая его ближе к сердцу. – Модификаторы вместе с органами начнут распадаться, а извлечь мы их не успеем. Нужен медкокон с системой фильтрации.
– Помощь будет через тридцать пять минут, – доложил один из бойцов, – коптер уже вылетает, сбросит кокон прямо на нас на парашюте.
– Ждем. – Второй лейтенант Кирчев присел возле Таубе. – Роман, ты как?
– Нормально, командир, выкарабкаюсь. – Рядовой растянул синие губы, и его снова затрясло. Кончики пальцев почернели.
– Сколько у нас времени? – Кирчев повернулся к Паланик.
– Десять минут, не больше. Если остановится сердце, мозг до кокона не доживет.
Кирчев сжал кулаки. То, что их отряд сейчас потеряет не самого плохого бойца, его вина. Местные джунгли кишели хищными животными, птицами и насекомыми, но за триста лет люди научились защищаться – отпугивателями, специальными спреями и нейтрализаторами ядов. Эта кобра была из разряда очень редких и смертельно опасных, такие, если атакуют жертву, могут мгновенно менять состав яда. Будь это просто столкновение, Таубе парализовало бы на время, за которое змея спокойно уползла, и ее бы никто не тронул. Но он натянул гамак рядом с кладкой, из которой вот-вот должно было вылупиться потомство – за это кобра убивала. И если рядовой не доглядел, значит, не доглядел и он, второй лейтенант.
К корчащемуся на мате Таубе подошел рекрут. Этого парня отряду навязал чуть ли не в приказном порядке майор Кавендиш. Майор командовал вторым батальоном рейнджеров и через десяток лет неизбежно должен был стать полковником, поэтому с ним спорить не стали. Рекрут бежал по сельве наравне со всеми, не ныл и не жаловался, но все равно был тут чужаком.
Парень подтащил чурбак от распиленного дерева, уселся рядом с рядовым, взял того за руку.
– Пацан, ты бы отошел, – посоветовал один из сержантов. – Это тебе не спектакль.
Паланик достала третий кубик антидота, увеличила разрез на комбинезоне Таубе, приготовилась приложить кубик к сердцу.
– Он умрет от третьей дозы? – спокойно спросил рекрут. Слишком спокойно для вчерашнего подростка.
Капрал-мед на секунду замерла, а потом посмотрела на лейтенанта. Тот кивнул.
– Возможно, – ответила она.
– Подождите минуту, – попросил рекрут.
Медленно стянул с левой руки браслет, прикрыл глаза, его губы шевелились, словно он что-то отсчитывал. Когда Кирчев почти потерял терпение, рекрут приложил ладони к шее Таубе.
Того почти сразу перестало трясти, он замер, словно его парализовало.
– Остановка дыхания. – Рука с кубиком потянулась к сердцу Таубе, но лейтенант ее перехватил.
– Не сейчас, – коротко сказал он. В офицерской школе способностям магов отводилось сорок часов теории.
Кожа на шее рядового под ладонями рекрута набухла, появились очертания кровеносных сосудов, а потом Паланик заметила, как с пальцев умирающего начала исчезать чернота. Очень медленно. Словно ее что-то вытягивало. Парень считал, закусив нижнюю губу и приподнимая верхнюю, возле левой ладони показалась зеленоватая капля, проступившая через кожу, капрал-мед тут же вытерла ее салфеткой.
Одиннадцать капель. Сто двадцать секунд.
– Больше не могу, – выдохнул рекрут, натягивая браслет обратно. – Теперь антидот.
Таубе стало лучше через десять минут, через час он лежал в коконе – сложном переплетении оборудования и фиксаторов из стеклопластика, с встроенными системами жизнеобеспечения, а к утру смог держать палочку с шашлыком в руке. Но все равно бойцам пришлось нести его на носилках. До конца рейда о том, что случилось, никто вслух не говорил. На следующий день, уже на базе, сержант-снайпер Рунге подошел к рекруту и поставил перед ним карабин.
– Что это? – рекрут показал глазами на оружие, отчищая съедобные корни какого-то дерева от грязи. Рядом стоял огромный бак с водой, куда он их бросал.
– Это твое оружие, сынок. Через час ребята ждут тебя на полигоне.
– Все сразу? – попытался пошутить парень.
– Да, – сержант тоже улыбнулся, одними глазами. – Раз ты теперь один из нас, тебе многому придется научиться.
14 августа 334 года от Разделения, суббота
Параизу
Тимми прислал все материалы к вечеру, к этому моменту Павел успел поваляться на кровати, сходить поплавать в бассейне и выслушать отповедь от соседки через один блок, которая сидела на своем крохотном участке и наблюдала за тем, что происходило вокруг.
– В следующий раз, Пабло, предупреждай, когда жалуешься в обслуживающую компанию.
– Конечно, сеньора Гименес. – Павел чувствовал, как солнце выпаривает влагу из волос, и ему было не до бреда старушки. – Я так и сделаю.
– Прошу тебя, – соседка смотрела строго и внушительно.
То, что она помнила его имя, было, по мнению Павла, огромным достижением. Возраст соседки перевалил за сто десять лет, вечно недовольное выражение лица сложилось в морщины, зафиксировавшись и не исчезая, даже когда сеньора Гименес улыбалась. Всерьез в квартале ее никто не воспринимал – обычная сумасшедшая старушка.
Шлепая мокрыми ногами по дощатой дорожке, Павел дошел до двери, забрал заказ, доставленный из китайской забегаловки, которая была в шести кварталах – рис с овощами, свинину в сладком соусе и маленькие заварные пирожные со сливочным кремом и лососем, которые китайцы уже лет двести как считали своим национальным блюдом. Они называли их пао-фу. Еда была в контейнере, разные части которого обеспечивали разную температуру – упаковка стоила семьдесят реалов, но зато была многоразовой, и ее можно было менять.
Кондо представлял собой длинный ряд из сблокированных и отдельных домов, согнутый буквой П. Каждый стандартный блок был шесть метров в ширину и десять в глубину, в два этажа,
