Пастыри. Черные бабочки - Сергей Волков

Зелененький бумажный обрывок запорхал в воздухе и лег на ворс ковра, перевернувшись кверху оборотной стороной. Спрятав дырявую целлу в карман, Вадим посмотрел на желтые разводы клея, нагнулся…

Все еще можно было исправить. Разрыв целлы объяснить тем, что она зацепилась за зубец колеса, развести руками — ну, мол, недоглядел, зато какая находка!

Русский… мужской…

Мужской… русский…

Сухой треугольный обрывок неприятно шуршал в пальцах. Открыв дверь в туалет, Вадим аккуратно опустил темпоагента в унитаз и нажал на спуск…

Суббота выдалась солнечной. С крыш потекло, на тротуарах зеркалами талой воды светились лужи.

— Зима приказала долго жить, господа! — весело проскрипел Торлецкий и полез за руль «уазика». Рядом с графом уселся Громыко, невыспавшийся Митя заполз на заднее сиденье. Яна уселась к Илье в «Троллер», и экспедиция началась…

Еще накануне вечером Илья отправил Вадиму Завадскому в Лондон по электронной почте письмо, в котором кратко изложил все то, что рассказал им Громыко в графском подземелье. Он надеялся, что Зава, в свое время упоминавший об истории с пионерским лагерем, подкинет дополнительную информацию, которая хоть как-то облегчит поиски.

Они еще не успели свернуть на Дмитровку, как мобильник Ильи пропиликал: «Хар-рашо! Все будет хар-рашо! Все будет хар-р-рашо — я это знаю, знаю!»

— О, эсэмэска! — обрадовался Илья, поднимая телефон до уровня глаз, чтобы не отвлекаться от дороги.

— Что-т-ам? — заинтересовано чирикнула Яна.

— Чер-р-рт! Это от Завы. Англичанин хренов! — Илья едва не съехал на обочину и раздосадованно чертыхнувшись, сунул девушке мобильник: — Чего-то там «сорри», «импасибл», «топ-сикретс»…

— Он-п-шет, что-п-мочь-не-м-жет, — пробежав глазами по строчкам сообщения, Яна вернула трубку Илье: — Г-рит, за-секр-чно-все-нас-мерть!

— Ну и болт с ним. На тридцать два! — оскалился Илья и тут же крутанул руль, уходя от нагло подрезавшей «Троллер» «BMW»: — Ка-азел!! Вот ей-богу, когда-нибудь времени не пожалею — догоню такого, остановлю и хлебало начищу. До зеркального блеска!

Громыко, ехавший в «уазике» графа, первую половину дороги продремал и проснулся только за городом. И тут его внимание привлекла грязно-белая «Волга», двигавшаяся по шоссе метрах в семидесяти позади.

Закурив, майор минут пять следил за «Волгой» через боковое зеркало, затем начал командовать: «Помедленнее, Анатольич!», или «Наддай! Уйди вправо!».

Не выдержав, граф поинтересовался:

— Что происходит, Николай Кузьмич? Вы, как я понимаю, подозреваете преследование?

— В натуре, хвост за нами, — мрачно кивнул Громыко, — «волжану» видишь? Висит, как приклеенная!

Торлецкий не успел ничего сказать — «приклеенная „Волжана“» замигала поворотником и свернула налево, на Клин. Громыко только крякнул.

— «Выдавать желаемое за действительное — первый признак умственного расстройства», — ехидно прокомментировал Митя с заднего сиденья.

— Опять Цинк-Глинк твой? — обиженно засопел майор.

— Не-а, это из учебника судебной медицины за 1908 год, — рассмеялся мальчик.

— Все вам хиханьки да хаханьки, — ворчливо произнес Громыко, прикрывая глаза. — А вот помяните потом мое слово — хвост это был…

…В Бобылино «конвой» из двух машин прибыл часам к одиннадцати. Ехать пришлось «вкругаля» — сперва по более-менее пустой Дмитровке до Запрудной, оттуда — до Новоникольской, а потом, поплутав немного, «уазик» Торлецкого и «Троллер» Ильи свернули на заснеженный проселок, который, петляя меж угрюмых ельников, вывел «конвой» к станции Бобылино. Замелькали деревенские домики, заборчики, сугробы у ворот, сверкнул витриной магазинчик, и машины выехали на пристанционную площадь.

И тут экспедицию ждал неприятный сюрприз. Громыко рассчитывал, что на станции в это время они увидят от силы пять-шесть человек: основная масса пассажиров, ездивших на работу в столицу, уже схлынет — до вечера.

Но бобылинский перрон заполняла огромная, шумная, пестрая толпа молодежи.

— Й-ех-ты! Это что ж такое?! — вытаращился Громыко, теребя за рукав сидевшего за рулем «уазика» графа.

— Даже и не знаю, что вам сказать, — покачал головой Торлецкий.

— Это ролевики, Николай Кузьмич! — неожиданно ответил Митя.

— Кто?!

— Ролевики. Толкиенутые, фэнтезисты, боевщики. Эльфы, гномы, орки и всякие другие хоббиты. Кон у них. Или фест. А может, боевка.

— Так что ж ты раньше-то молчал, а? — раскипятился Громыко.

— Да я и сам не знал, — удивленно развел руками Митя, разглядывая толпу на станции.

Позади «уазика» остановился «Троллер». Илья с Яной выбрались из машины и подбежали к автомобилю Торлецкого.

— Во, приехали! — сообщил им Громыко, открывая дверцу. — Ну и как тут работать? Тьфу, все наперекосяк теперь… Пойду, с аборигенами местными пообщаюсь, а вы наблюдайте пока.

Прихрамывая на отсиженную ногу, майор уковылял к магазинчику, возле которого терлись несколько мужичков неопределенного возраста.

Граф Торлецкий запер «уазик» и водрузил на нос круглые очечки а-ля кот Базилио, чтобы не шокировать прохожих своими удивительными глазами. Митя взахлеб рассказывал Илье и Яне про конвенты и фестивали ролевиков, восхищенно глядя на заполнявшую перрон толпу.

А там действительно было на что посмотреть. Прибывшие из Москвы люди на глазах преображались в фэнтезийных персонажей. Из рюкзаков и сумок появлялись плащи, жилеты, сапоги, шлемы. Звенели самодельные кольчуги и хауберты, наручи и поножи. По-весеннему яркое солнце отсверкивало на сотнях клинков мечей, сабель, топоров и секир. Бисер, мех и кожа, медь и сталь, самоцветы и хрустальные шарики — от всего этого рябило в глазах.

И пускай ятаганы и акинаки сделаны из дюраля, пускай кольчуги сплетены из медной проволоки, панцири сработаны из молочных бидонов, а на опушку эльфийского плаща пошла старая мамина лисья шуба — новоявленных урукхаев и назгулов, вастаков и харадримов, нолдор и тел ери это нисколько не смущало.

— Я-им-д-же где-то-з-видую, — тихо проговорила Яна, кутаясь в дутую пуховку. — Э-то-ж-ск-лько энт-зиаз-ма, а?!

— Ага, — Илья обнял девушку и задумчиво пробормотал: — Вот только энтузиазм у них какой-то… нездоровый! Как будто укурились все…

Громыко тем временем «вошел в контакт с местным населением», попросив огоньку у невыразительного мужичонки в поношенном сером пальто.

Похмельно сопя, абориген вытащил грязный коробок спичек, протянул майору.

— И часто у вас так? — пыхнув дымом, как бы между прочим поинтересовался Громыко, имея в виду толпу на перроне.