Год наоборот - Александр Михайлович Великанов

– Слушай, подруга, и ты не осталась и не узнала все до конца? – Светлана даже не нашлась, что на это ответить Ксении, ведь у нее тогда просто не было сил, ни физических, ни моральных, и она, как маленький ребенок, просто была рада появившейся возможности покинуть эту сцену абсурда, да, вообще, любопытство совсем не ее конек. – Или ты уже встречаешься с Михаилом? – продолжала атаковать ее вопросами Ксения.

– Ни с кем я не встречаюсь! Вот, видишь, здесь с вами сижу.

– Тебя-то я вижу, но вот совсем не понимаю. Неужели наш Сеня мог так измениться? Конечно, мы все повзрослели и вследствие этого стали другими. Знаешь, я тебе даже отчасти завидую, да-да, и не смотри на меня так. Мы с мужем погрязли в какой-то вселенской монетизации. Знаете, когда не было ни собственной квартиры, ни машины, делать деньги было необходимостью, но сейчас, когда всего достаточно, даже очень приличную дачу заимели, мой муж бросает меня и мчится на неопределенный срок за тридевять земель, а прежней радости уже нет, испытываем какие-то шаблонные эмоции, перерастающие в заученные и надоевшие до зубного скрежета «Как прошел твой день, любимый?», «Нормально, а как ты?», вроде всё с участием. Наверное, и мне не помешал бы такой акулий перепляс, в котором оказалась ты, когда снова начинаешь ценить то, к чему уже вкус притупился. И все же, я думаю, ты испытываешь определенную симпатию и к Михаилу. Он значительно старше, и от этого кажется тебе надежнее, а значит, по-твоему, навряд ли, как Сенька, сможет стать жертвой фантасмагорично-фанатичной идеи.

– Девушки, подождите, я только сейчас начинаю приходить в себя. Раньше наши посиделки проходили у Светы, а мы с ней живем на одной лестничной клетке, а сегодня…

– Митя, не бойся, ляжешь спать в детской, и мы со Светой как люди более старшего возраста обещаем тебя и пальцем не тронуть, – на правах хозяйки поспешила успокоить молодого мужчину Ксения.

– Да? А это удобно?

– Мить, что с тобой сегодня? – не понимала Светлана.

– Слушай, дружок, у тебя изменения на личном фронте? – хитро взглянула на Митьку Ксюша.

– Сосед, мой дорогой, ты всерьез увлекся Кристиной? Я же подробно все рассказала, не мучай себя, не надейся.

– Свет, а, между прочим, мы сегодня вместе обедали, – обиженно оправдывался мужчина.

– Как это жестоко с ее стороны давать тебе повод строить планы! Впрочем, и Арсений не отличается, как оказалось, щепетильностью по отношению даже к очень старым своим знакомым, – странно, но фраза Светланы, казалось, совершенно поставила в тупик ее лучшую подругу.

– Кажется, одна я ничего не понимаю, а я, знаете ли, с детства не люблю недомолвок. Ну-ка, выкладывайте все начистоту!

– Пусть Митька начинает. Он мужчина, – и Света с мольбой во взгляде посмотрела на своего соседа.

– А мне особо нечего рассказывать по сравнению с твоими приключениями, или, вернее сказать, злоключениями. У нас все происходит как-то тихо, мирно и до обидного банально, но я почему-то рад, даже очень рад. И откуда ты знаешь, что Кристина поддерживает вашего Сенечку?

– Я просто знаю, – уверенно отчеканила Светлана.

– Ничего ты еще не знаешь! Когда я сегодня обедал с Кристиной, то она мне рассказала, что Арсений снова исчез, и его заместитель, Алексей, звонил ей, пытаясь выяснить, где его шеф.

– Ну уж в этот раз я не брошусь его искать!

– Слава богу! Поумнела! – хитро заметил Митя. – Вообще, после вашего рандеву на юге он лишь на один день вышел на работу, дал необходимые распоряжения и, кстати, пообщался с Кристиной, поставив окончательную точку в их отношениях.

– Митя, ты в это веришь?!

– Да, ей я верю!

– Ну и напрасно! Окажешься, как и я, в…

– А еще Арсений ей сказал, что ты просто уехала с Михаилом и даже не дала ему возможности объясниться. Со слов Кристины, он признает, что был неправ с вами обеими. На самом деле изначально он ей говорил, что ты работаешь в доме Ивановых и что он очень верит, что ты сможешь ему помочь, в общем нес чепуху, только Кристина сразу все про вас поняла, и ты ей действительно понравилась, а к нему, ну это я уже так думаю, больших чувств она и не испытывала.

– А к тебе ну прямо воспылала, – не унималась Светлана.

– Я на такое и не надеюсь, но думаю, что притворство я замечу, а потом, как известно, дорогу осилит идущий.

– О, мой друг, поверь, не каждую дорогу можно осилить, даже будучи безумно влюбленной, – уже почти переходила на крик Светлана. – И, кстати, гениальный мой гример, между прочим, Михаил в тот раз нас угадал.

– Как? – не понял Митя.

– Вот так, он сам мне сегодня сказал.

Ксения внимательно посмотрела на ссорящихся соседей и решила, что пора вмешаться:

– Сначала успокойтесь, не вижу повода для разлада, а тебе, подруга, скажу честно, Митька очень талантлив, а это означает только одно, хотя… стоп, нет, могут быть целых два варианта. Первый – ты ему глубоко небезразлична, и, как известно, влюбленный всегда видит и слышит больше. Твой голос и манеры вас выдали. Или второй вариант, менее романтический, – он давно следит за вами и просто играет в кошки-мышки.

Воспоминания Арсения были сумбурные, он будто медленно трезвел или, скорее, выходил из состояния общего наркоза. Было больно, все тело ныло, но внутри образовалась и росла огромная зияющая пустота. Хотелось выть. Еще никогда прежде ему не приходилось испытывать такое щемящее одиночество, ничего не могло отвлечь Арсения. Самой острой, ранящей была даже не сцена с необъяснимым поведением отца, Сеню просто убивало воспоминание о ее глазах: в глазах его любимой женщины было столько презрения и страха! Что он наделал! Почему ему кажется, будто пути назад не существует? И она, она не дала ему и шанса, просто села и уехала, да еще и с Михаилом, а этот старый кот, словно того и ждал, появился совершенно неожиданно, но в таком нужном для него месте. Самое главное, сложилось все так, будто он – Арсений – просто маньяк, а Михаил ну прямо рыцарь на белом коне. Нет, вернее, на черном мерседесе.

Молодой человек, конечно, выслушал отца тогда, оказалось, что не все было враньем. Страшная болезнь и вправду была, только она уже отступила, а вот все остальное… Как же права была Света, когда говорила о том, что вранье, как грязная короста, нарастает, вот только, отваливаясь, глубоко