Миссис Больфем - Гертруда Атертон

– Никто не будет счастливее меня, если удастся представить первоклассное алиби для Роша.

– Кто, кроме вас, подозревает его?

– Никто. И насколько это зависит от меня, никто и не будет подозревать. Сказать вам правду, сейчас я так стремлюсь к полному обелению моего друга, как если бы стремился узнать самую большую новость для газеты. Но если это сделал не он, то значит – она. И если в такое время он устремился к ней, значит, он был вне себя, без сомнения, просил ее бежать с ним, добиться развода.

– Какая полнейшая бессмыслица.

– Может быть. Но если это был подходящий случай для нее, я думаю, она не колебалась бы и минуты, чтобы всадить пулю в Больфема. Сама мысль об убийстве, как вы можете себе вообразить, вовсе не так страшна, если есть удобный случай его проделать. Многие из нас когда-нибудь испытывали это побуждение, но трусость или стечение обстоятельств предостерегали нас. Даю слово, что это сделала она. Сначала она предусмотрительно заготовила стакан отравленного лимонада для Больфема, когда он зайдет домой перед отъездом, затем что-то помешало – пока это только предположение – и она нашла более подходящим стрелять и убила.

– Как? Если все это правда, это какой-то дьявол.

– Конечно, нет. Только женщина, доведенная до отчаянья. Одна из тех, кроме того, которая слишком долго сдерживалась. Супружеские ссоры – надежная защита, и я понимаю, почему она допускала его разгул. Но ее побуждения меня не заботят. Для меня довольно поступка. Психология потом, когда буду писать статью в воскресном номере. Но вы видите сами, если не указать на нее и как можно скорее, то укажут на Дуайта Роша.

– Но никто ведь его не подозревает.

– Еще не подозревает, но весь город занят только этим. И так как они почти готовы отбросить мысль о политическом убийстве, так же, как и наемного убийцу и девиц-тангисток, то очередь за правдой, но пока они ее взвалят на надменную голову своего идола, они легко откопают мужчину, который в нее влюблен, хотя и безнадежно, без всякого сомнения. Тогда выплывут тысячи мелочей, которые, наверное, вспомните и вы, без всякого усилия.

– Действительно, тогда в клубе, она обратилась к нему, минуя людей, которых знала долгие годы. В тот вечер она виделась с ним, хотя бы несколько минут. О, это слишком ужасно. Миссис Больфем, леди Эльсинора! И как она была добра к нам всем в эти тяжелые годы, как постоянно помогала нам. Я не отрицаю, Джим, что потому сказала вам это, что немного ревновала ее. Рош мне нравился, он интересный и изящный мужчина, а я была так одинока, и он вдруг перестал посещать меня… и, видя его восторг при встрече с ней в тот вечер и как они оба едва передвигались вдоль Авеню, будто каждая минута была им драгоценна… Я всегда думала как отвратительно, когда замужняя женщина оттирает девушку, ведь это так неестественно – но я не могу слышать обвинений ее в убийстве. О, как ужасно говорить об этом!

– Она, виновная или невиновная, выпутается, пусть это вас не заботит. И нет другого способа спасти Роша. Если это поможет делу, ревнуйте побольше. Он женится на ней сейчас же, как только позволят приличия.

– Не верю, что он хоть каплю думает о ней. И не верю, что она выйдет замуж за него или за кого-либо.

– Да, да, она выйдет. Он из тех, кто добивается, чего хочет; и поверьте мне, он сходит с ума по ней, а она в том возрасте, когда пылкий и решительный любовник заставляет терять голову. В этом нельзя ошибиться. Кроме того, теперь ей захочется, как можно скорее переменить фамилию.

– Джим Бродрик, знаете ли вы, что намеренно играете моими чувствами женщины, Даже больше, играете на том, что в них есть низкого? Всегда я считала вас более тонким дипломатом. Не могу вас благодарить за то, что вы осчастливили меня своей откровенностью.

– Моя милая девочка, полное отсутствие дипломатии это и есть мой дар вам. Я хочу вытянуть для моей газеты – и для вашей тоже всю эту великолепную историю и спасти нашего общего друга. Я только пытался доказать вам, что миссис Больфем вовсе не божественное, а самое обыкновенное человеческое существо и заслуживает небольшого наказания за свое преступление. Конечно, она недостойна, чтобы ей в жертву был принесен Дуайт Рош.

– Но если он докажет свое алиби?

– А предположим, что это невозможно? Это было в субботу вечером. Вполне вероятно, что он не застал человека, которого хотел видеть. У меня мрачное предчувствие, что он вовсе не был в Бруклине и не был в состоянии думать о делах, хотя ни на один миг я не допускаю, что он был вблизи Больфемов или знает, кто это сделал, если, конечно, миссис Больфем не созналась ему. Она очень умна и не склонна, как дурочка, разыгрывать райское неведение она должна знать, что подозрения собираются вокруг нее и, зная его ослепление, несомненно, посоветовалась с ним.

В действительности Бродрик не думал ничего подобного и только рассчитывал на эффект своих слов. И девушка вспыхнула до корней волос, потом побледнела и сидела мрачная. – Тогда он должен возненавидеть ее, – прошептала она.

– Только не Рош. Это возможно с другим и не потому только, что он глубоко чувствует и ничто, кроме времени, не может излечить подобного ему, но и потому, что он в глубине души – рыцарь, романтик. И помните, влюблен до безумия и, как мне кажется, впервые. Он вообразит ее мученицей и немедленно примется за работу, чтобы отклонить от нее подозрения. И если он не докажет свое алиби, то, в случае плохого исхода, взвалит вину на свои плечи.

– О, неужели в наши дни мужчины – тоже Дон Кихоты?

– Мы не слишком основательно переменились со времени, когда были протоплазмой.

– Но почему это рыцарство, эта сильная страсть, эта первая любовь такого человека, все это вызвано женщиной возраста миссис Больфем. Почему? Когда это право девушки? Я не говорю – мое. Не думайте, что я собака на сене – стараюсь ею не быть. Но свет полон девушками, не только глупенькими созданиями, подходящими для мальчишек, но девушками за двадцать лет, блестящими, общительными, дельными, настоящими спутницами для мужчин. Почему все это? Это проклятие, это неестественно.

– Да, это так, – сочувственно сказал Бродрик. – Да, но если бы человеческая натура не была похожа