Черная повесть - Алексей Хапров

Миром правит добро! Миром правит красота! Сколько раз я слышал эти красивые слова! Где? Где они правят миром? Покажите мне этот мир! Не вижу! Мой, ещё не столь богатый, но всё же уже имеющийся жизненный опыт подсказывает, что подобное мировоззрение — удел наивных простаков. А в реальности первенство в жизни остаётся за теми, кто не гнушается давить, отнимать. Одним словом, брать силой. Может, это негласный закон? Может, это действительно залог успеха?…

Мои размышления прервал какой-то подозрительный шорох. Я повернул голову. Увиденное заставило меня вздрогнуть. В темноте горели два глаза. Я замер. Глаза пристально наблюдали за мной. Они были злыми, хищными, и, казалось, оценивали меня как возможную добычу. Я стал медленно отступать назад, шаря при этом ногами по земле, чтобы нащупать топор, но он никак не попадался. Я понимал, что нужно срочно разбудить ребят, но мой язык точно прирос к нёбу. Наконец, моя нога во что-то упёрлась. Это был выглядывавший из-под навеса ботинок Вани. Я изо всех сил пнул его ногой. В ту же секунду снова раздался шум, и какое-то внутреннее чутьё заставило меня совершить молниеносный прыжок в сторону. Мимо меня что-то просвистело, и я услышал хриплое угрожающее рычание. В лунном свете высветился знакомый по книжным картинкам силуэт.

«Волк», — определил я.

Зверь совершил новый прыжок. Его острые когти вонзились мне в плечо. Пытаясь сохранить равновесие, я выбросил вперёд левую руку. Это оказалось очень своевременным. Не сделай я этого, жаркая зубастая волчья пасть непременно вонзилась бы в моё горло. Удерживая зверя на расстоянии всего каких-то нескольких сантиметров и морщась от исходившей от него вони, я под его тяжестью всё больше и больше сгибался назад. Чувствуя, что мои силы стремительно иссякают, я отчаянно прокричал:

— Помогите! Да помогите же!

Я не видел, что делалось за моей спиной. Но я не сомневался, что мои спутники уже проснулись, и недоумевал, почему они не приходят мне на помощь. Мною овладел ужас вперемешку с яростью. Я сопротивлялся из последних сил. Мои жилы натянулись, как канаты, а глаза едва не вылезли из орбит. И вот, когда мне уже стало казаться, что я обречён, и с минуты на минуту буду повержен, тело волка вдруг резко дёрнулось. Его хватка ослабла. Я с диким криком сбросил его с себя. Зверь повалился на землю и забился в судорогах. Немного похрипев, он постепенно затих.

Меня трясло, как в лихорадке. Солёный пот заливал моё лицо и больно щипал глаза. Я заворожено смотрел на неподвижное тело волка, будучи не в силах поверить, что весь пережитый мною ужас уже позади.

— Всё в порядке? — раздался сзади тихий голос Вани.

Я обернулся. Попов испуганно смотрел на меня. В его руке был окровавленный топор. Значит, это он прикончил зверя! Значит, это он спас мне жизнь!

Я, тяжело дыша, кивнул и вытер обильно выступивший на лбу пот.

— Чего ты медлил? Раньше, что ли, не мог его тюкнуть?

— Сначала искал топор. Потом примеривался, как бы не задеть тебя, — оправдываясь, проговорил Ваня.

Я благодарно потрепал его по плечу и прохрипел:

— Спасибо.

Сбоку раздались шаги. К нам подбежала Юля.

— Дима, ты не ранен? — беспокойно спросила она.

— Вроде, нет, — ответил я. — А где Алан?

Мы поглядели по сторонам, но Тагерова не увидели.

— Алан! — громко крикнул Попов.

Его клич отозвался в лесу раскатистым эхом.

— Я тут! — донеслось издалека.

Я почувствовал, что во мне стремительно закипает гнев. Похоже, этот ублюдок даже и не думал приходить мне на помощь. Почуяв опасность, он бросился спасать свою шкуру. Вот, урод! Заметив его приближающийся силуэт, я не смог сдержаться и молнией бросился на него. Мой кулак врезался ему в челюсть. Тагеров охнул от неожиданности и отпрянул назад. Я ударил его ещё раз. Тут он опомнился, и я ощутил мощный удар под дых. Меня скрутило. После этого последовал разящий удар в подбородок. В моих глазах заплясали звёздочки. Вокруг всё стремительно закружилось. Последнее, что я услышал перед тем, как потерять сознание, был какой-то отдаленный голос Патрушевой:

— Алан, прекрати! Прекрати сейчас же!..

13

В окно палаты что-то стукнуло. Я вздрогнул и открыл глаза. Стук повторился. Кто-то снизу бросал в стекло мелкие камешки.

«Наверное, дети балуются», — решил я, и поднялся с кровати, намереваясь задать им хорошую трёпку. Но, выглянув наружу, я испуганно отпрянул назад. Под окном стояли три женщины. Это были матери Ширшовой, Патрушевой, и Вишнякова. Увидев меня, они замахали руками, приглашая к себе. Их глаза были красными от слёз. Понимая, что прятаться глупо, я собрал волю в кулак и снова высунулся из-за занавески.

— Дима, спустись к нам!

В их просьбе было столько мольбы, что у меня защемило сердце. Но какая-то дьявольская сила удерживала меня на месте. Как я смогу им объяснить, почему их дети погибли, а я остался жив? И почему жив остался именно я, а не кто-нибудь другой? Я не мог смотреть им в глаза. Меня сжигало чувство вины. Поэтому я помотал головой и приложил руку к груди, как бы принося свои извинения.

— Но почему? — отчаянно выкрикнули они.

Что я мог им сказать? Я вздохнул и отошёл от окна, чувствуя, как по моей спине загулял мороз. Плюхнувшись на кровать, я закрыл глаза…

Когда я снова пришёл в сознание, до меня донеслась жаркая перепалка. Юля и Алан спорили обо мне. Тон Патрушевой был обвинительным, тон Тагерова — оправдывающимся.

Я приподнялся и увидел, что лежу в «балагане». Во рту пересохло. Мне мучительно хотелось пить. Всё тело пробирала мелкая дрожь, а в голове неприятно гудело. Я попытался вылезти наружу, но тут в моём животе резануло так, что у меня непроизвольно вырвался стон. Перепалка тут же смолкла. Еловая крыша приподнялась, и на фоне макушек деревьев появились силуэты Вани и Юли.

— Очнулся? — жалостливо спросила Патрушева. — Димочка, с тобой всё в порядке?

Её тонкая, нежная ладонь коснулась моего лба.

— Всё нормально, — просипел я. — Только пить очень хочется.

— Пить? Но у нас ничего нет. Потерпи до рассвета. Что-нибудь придумаем.

Её голос предательски дрожал. Как это всё было трогательно! Юля хотела ещё что-то сказать, но тут её бесцеремонно перебил Тагеров.

— Старик, ты уж меня извини, — проговорил он, склонившись надо мной и отодвинув в сторону Попова. — Но ты сам виноват. Бросился вдруг ни с того, ни с сего. Что мне ещё оставалось делать? Так как, мир?

Я решил не обострять обстановку и, скрепя сердце, примирительно пожал ему руку.

— Ну, вот и хорошо! — воскликнул Алан. — А теперь ложитесь все спать. Я подежурю.

Патрушева для порядка ещё немного его почехвостила, после чего они с Ваней залезли в укрытие и улеглись по обе стороны от меня.

Я закрыл глаза, но сон обратно не возвращался. Мне было страшно. Я напряжённо вслушивался во все звуки, долетавшие до меня из ночной тишины. Как бы на нас не напали другие волки! Слишком уж неприветливыми были здешние места.

Неуютно себя чувствовал не только я. Судя по тому, как ворочались с боку на бок мои соседи по братскому ложе, им тоже было не до сна.

— Дим, а что ты сделаешь в первую очередь, когда мы отсюда выберемся? — донёсся до меня шёпот Юли.

Перед моими глазами вдруг с удивительной ясностью предстали мой дом, моя комната, моя кровать, мой письменный стол. Из моей груди вырвался тяжёлый вздох. Как много бы я отдал, лишь бы сейчас, сию минуту, снова оказаться в этой привычной, уютной обстановке.

— Завалюсь спать, — прошептал я в ответ.

— Да? — огорчённо проговорила она. — А я думала, ты скажешь, что пригласишь меня в кино.

— Непременно приглашу, но только после того, как высплюсь, — нашёлся я.

Мы тихо рассмеялись.

— А я пойду на рыбалку, — вступил в наш разговор Попов. — Вы любите рыбалку?

— Я ни разу на ней не была, — ответила Патрушева.

— А я не нахожу в ней ничего интересного, — признался я. — Пустое времяпрепровождение, да и только.

— Ты просто никогда не был на хорошей рыбалке, — возразил Ваня. — Проснёшься рано утром на рассвете, выйдешь из дома, придёшь на речку — вокруг тишина. Песок на берегу прохладный. Усядешься на него, размотаешь леску, забросишь удочку, смотришь на поплавок и гадаешь, принесёт он тебе удачу, или нет.

— Слушайте, вы, рыбаки, — раздался ревностный голос Алана. — Хотите потрепаться — идите дежурить, а я вместо вас посплю. Чего я зря стараюсь? Джигиты-вакхабиты!

Мы прыснули, но после затихли и снова закрыли глаза.

К утру над землёй стал подниматься туман. Освещаемый лунным светом, он имел какой-то жемчужно-опаловый оттенок. Наша одежда отсырела. Зубы отстукивали частую дробь. Мы ёжились и непроизвольно теснились друг к другу, чтобы хоть как-то согреться. Заснуть нам больше так и не удалось. Когда на землю упали первые лучи солнца, мы вылезли из укрытия и бодро вскочили на ноги. Первое, на что мы обратили внимание, была туша убитого волка. Зверь неподвижно лежал на земле. Он был худым и облезлым. Его наполненные злобой, остекленевшие глаза обречённо смотрели куда-то вверх.