Черная повесть - Алексей Хапров

Добравшись до макушки, он осмотрелся, после чего стал спускаться обратно вниз.

— Ничего, — со вздохом произнёс Алан, спрыгнув на землю. — Тайга со всех сторон. Даже никакой просеки.

— Всё равно нужно идти вперёд, — твёрдо сказала Юля. — Куда-нибудь, да придём.

— С этим никто не спорит, — проворчал я. — Вот только куда?

— Главное, чтобы не к Северному полюсу, — сострил Ваня.

Но его шутке никто не улыбнулся.

— Если нас всё же начнут искать, боюсь, что в такой чащобе нас сверху не разглядят, — пробормотал Тагеров.

Мы ещё немного отдохнули, взвалили на спины рюкзаки и отправились дальше.

Вокруг стали постепенно обозначаться сумерки. У нас в полную мощь заныли желудки. Целый день ничего не есть и не пить, конечно, сложно. У меня страшно разболелась голова, а передвигать ноги становилось всё труднее и труднее.

Через некоторое время Патрушева откровенно рухнула на землю.

— Всё! Больше не могу! — простонала она.

Мы снова остановились и присели на корточки.

— Ребята, вы как хотите, но так дальше нельзя, — тяжело дыша, проговорил Попов. — Питаться чем-то надо.

— Может, попробовать поохотиться? — пробормотала Юля, и с надеждой посмотрела на меня. Но я только развёл руками.

— Не получится. Уже темно. Да я и не уверен, что мы здесь кого-нибудь поймаем. В этой глуши даже птиц не слыхать.

— А ведь и правда, — удивлённо проговорил Алан. — В какие же это тигули мы забрели?

— Жаль, что с нами нет Вишнякова, — вздохнула Патрушева.

— Почему? — спросил Тагеров.

— Он бы обязательно что-нибудь придумал.

— О еде нужно было задумываться раньше, — произнёс я. — Сейчас самое время подумать о ночлеге, если вы, конечно, не собираетесь шагать круглые сутки.

— И где здесь ночевать? — раздражённо воскликнул Алан и стукнул ногой по земле, из которой, словно из губки, тут же выделилась вода. — Здесь же сухого места нет.

— Может, залезем на деревья? — предложила Юля. — Расположимся как-нибудь на ветках.

— Ага! Как обезьяны! — огрызнулся Тагеров.

— Можно сделать «балаган», — подал голос Ваня.

— Какой «балаган»? — не понял я.

— «Балаган», простейшее укрытие для путешественников, — разъяснил Попов. — Мы с отцом всегда его делали, когда с ночёвкой в лес уходили.

— А как его делать?

— Нарубим еловых ветвей, воткнём их в землю, согнём дугой. Какая-никакая, а всё же крыша. Землю покроем лапником — вот вам и сухая постель.

— Хм, — усмехнулся Алан и посмотрел на Патрушеву. — А ты говоришь, без Вишнякова никак. У нас и без него умные головы найдутся. Молодец, Ванёк! Котелок у тебя варит.

Мы стали осматриваться, чтобы выбрать место для ночлега. Юля предложила расположиться под огромным кедром, но я решительно замотал головой:

— Ни в коем случае. Видишь, он подгнил. Ни дай Бог упадёт.

В конце концов, был выбран пятачок под пихтой. Немаловажную роль при этом сыграло и то, что пихта, благодаря своему широкому покрытию, практически не пропускала дождь.

— Сначала лучше развести костёр, — заметил Попов. — Землю подсушим, да и сами согреемся. Не знаю, как у вас, а у меня все ноги мокрые.

— У меня тоже, — сказал я.

— И у меня, — добавил Тагеров.

Патрушева промолчала, и только подтверждающе кивнула головой. Что поделать, наши кроссовки были совершенно не приспособлены для путешествия по тайге. А другой обуви у нас с собой не было. Мы же не предполагали, что попадём в такую переделку.

Увы, но с костром у нас ничего не получилось. Здесь сказался не только дефицит сухой древесины. Кое-каких сучков мы всё же набрали. Выяснилось, что у нас отсырели спички. Мы лихорадочно чиркали их о коробок, стараясь найти хотя бы миллиметр сухой поверхности, но всё было напрасно. Серные головки отлетали одна за другой, тёрка постепенно превращалась в отрепья, а вожделенный огонь так и не появлялся.

— Проклятье! — сокрушались мы. — Как же мы могли забыть, что спички следует хорошенько обернуть целлофаном! Ведь это же элементарщина!

Положение могла спасти зажигалка Алана. Но он её где-то потерял.

— Джигиты-вакхабиты! — бушевал он, лихорадочно выворачивая карманы наизнанку. — Как назло! Всё не слава Богу!

— Да, промозглая ночь нам, похоже, обеспечена, — обречённо вздохнул я.

Оставив попытки развести огонь, мы занялись устройством «балагана». Тагеров с помощью топора нарубил еловых веток. Затем мы вкопали их поглубже в землю, пригнули и закрепили в таком положении с помощью скрученных в три слоя ниток. Попов на всякий случай добавил сверху ещё несколько веток осины.

— Теперь дождь нам точно не страшен, — проговорил он.

— Главное, чтобы эта крыша не рухнула, — проворчал я.

— Не рухнет, — успокаивающе произнёс Ваня.

Лапника и древесной коры, собранных нами для своеобразного матраца, по его мнению оказалось недостаточно, и он набросал на них ещё листья папоротника.

— Папоротник чем хорош, — разъяснил он, — его листва содержит мало влаги, и не вытягивает её из почвы. Поэтому с ним наша постель будет более сухой.

Закончив все приготовления, мы залезли в построенное укрытие и в целом остались довольны. Для походных условий сойдёт. Спальное ложе получилось действительно неплохим, хотя и немного корябистым.

— Ой, здесь коляется! — пожаловалась Юля.

— Ничего, — добродушно пробурчал Тагеров. — Я слышал, что точечный массаж очень полезен для здоровья. Говорят, он хорошо укрепляет нервную систему. Главное, не замёрзнуть. Уж об этом я позабочусь.

Он озорно подмигнул Патрушевой. Но та, вопреки его ожиданиям, отреагировала довольно прохладно и предпочла расположиться между мною и Поповым. У меня учащённо забилось сердце. Алан помрачнел. На его лице промелькнуло бешенство.

— Чего разлеглись? — зло бросил он. — А дежурство? Вы уверены, что эта тварь не пошла по нашим следам?

Упоминание о неведомом существе, убившем двух наших сокурсников, снова разожгло в наших душах огонь страха.

Кинули жребий. Первым выпало дежурить Ване. После него — мне. Следом — Тагерову. Самой последней на охранный пост должна была заступить Юля. Мы специально поставили её в конец. Мы видели, как страшно она устала, поэтому сочли разумным дать ей побольше отдохнуть.

Попов с неохотой вылез наружу, а мы с Аланом и Юлей поудобнее разлеглись на увеличившемся пространстве. Я, как бы ненароком, придвинулся поближе к Патрушевой. Она не отстранилась, что, не скрою, меня порадовало. Едва я закрыл глаза, как меня тут же сморил сон.

Проснулся я оттого, что меня кто-то усердно тряс за плечо.

— Да вставай же, наконец! — донёсся до меня раздражённый шёпот Вани.

Я с трудом разомкнул веки. Вокруг стоял непроглядный мрак, в котором были заметны лишь редкие проблески холодного лунного света, пробивавшегося сквозь верхушки деревьев.

— Ну, наконец-то, — проворчал Попов. — Бужу, бужу, и всё без толку.

— А что, разве уже пора? — широко зевая, недоверчиво поинтересовался я.

— Пора, — ответил он. — Два часа прошли.

Я с сожалением вздохнул, вылез из «балагана», взял из рук Вани топор и принялся не торопясь прохаживаться из стороны в сторону. Прохладный, зябкий, сырой ветерок пробрал меня до самых костей и быстро выдул из меня остатки сна. Стремясь согреться, я положил топор на землю и принялся прыгать и приседать. Скорее бы уж прошло моё время дежурства! В окружении деревьев, при свете луны и звёзд, в мёртвой тишине я вдруг почувствовал себя ужасно одиноким и несчастным. В мою голову снова полезли невеселые мысли.

Был ли я в своей жизни когда-нибудь счастлив? Знал ли я это самое счастье по-настоящему? Не просто отдельные его моменты, которые кратковременно вспыхивают и угасают, а так, чтобы оно сопровождало меня постоянно, всегда? Наверное, нет. Когда, вообще, человек бывает счастлив? Учителя в школе твердили, что когда любит и любим. Этим я похвастать пока не могу. Свою настоящую любовь, такую, чтобы была не односторонней, а взаимной, я ещё не встретил. Но это не имеет значения. Ведь понятие счастья я всё равно вижу по-иному. На мой взгляд, по-настоящему счастлив бывает только тот человек, который может позволить себе жить так, как он хочет. А это зависит от уровня достатка. И с этим у меня тоже пока не ажур. Я вырос в скромной рабочей семье. Голодать я не голодал, но позволить себе многого тоже не мог, и это меня угнетало. Почему жизнь так несправедлива? Почему достаток редко когда приходит сам, как награда за честный и добросовестный труд? Почему в большинстве случаев его приходится завоёвывать, вырывать, выгрызать? Я же не слепой. Я же вижу, что самые обеспеченные люди — это, в большинстве своем, те, кто воровал. Но никак не те, кто просто работал. Взять, например, Тагерова и Попова. Кто из них больше достоин достатка? Тихий, скромный, трудолюбивый Попов, или наглый, развязный, ленивый Тагеров? Будь я Господь Бог, я бы отдал предпочтение Ване. Но жизнь, со всеми её сложностями и несправедливостями, распорядилась наоборот, и Попов едва выкраивает средства на более-менее сносное питание, в то время, как Алан швыряет деньгами направо и налево.