Санаторий - Владимир Хлумов

Когда рефрижератор выскочил на прямой участок дороги, стало ясно, что преследователи вот-вот настигнут беглецов. Дизель надорванно рычал, как медведь, затравленный собаками. Сквозь грохот послышались щелчки выстрелов. Дорога стала еще круче, скорость падала катастрофически.

Наконец машина свернула за очередной поворот, и фургон исчез из поля зрения. Варгин крикнул в ухо Шарму: «Жми дальше!»,  открыл дверцу и выпрыгнул из кабины. Он перевернулся несколько раз и, прежде чем из-за поворота появился фургон, поднялся на ноги и выхватил пистолет. Ну, супермен, не промахнись, — подбодрил он себя, целясь по переднему колесу фургона. С третьего раза он попал. Фургон накренился, завилял, съехал на обочину, усеянную валунами, и неуклюже опрокинулся набок.

Варгин кинулся вверх по крутому склону. Зеленые и фиолетовые камни выскакивали из-под ног, падали вниз. Главное — иметь три точки опоры, вспомнил Варгин когда-то услышанную инструкцию для горных туристов. Вот-вот, горный, а не научный я турист.

Добравшись до скалы, торчавшей из горы словно указательный палец, он оглянулся вниз. Из фургона выбирались охранники в униформе. Один из них что-то крикнул, показывая вверх на Варгина. После этого кричавший начал целиться в беглеца из карабина, а остальные полезли в гору. Варгин обогнул скалу и, скрываясь за ней, полез выше. Вскоре он очутился на небольшом плато, откуда открылась новая, еще более высокая вершина. Послышались выстрелы. Он хлопнул себя по карману — пистолета не было. Он ясно представил себе, как тяжелый металлический предмет, подскакивая на камнях и выбивая искры, катится по склону вниз.

Проклиная все на свете, он полез выше. В начале восхождения при взгляде вниз от непривычки у него кружилась голова. Теперь же страх высоты пропал. Пропал от усталости. Голова гудела, словно потревоженное осиное гнездо. Все, что он сейчас делал, происходило как бы помимо его воли. Он был словно автомат, запрограммированный только одной командой: «вверх». Автоматически прятался между скал, ощущая на спине прищуренный взгляд погони.

В голове пронеслась какая-то странная мысль. Мысль эта была не простая, не односложная. Вначале ему стало безумно жалко тех, внизу. Он представил, как они карабкаются вверх, обдирая до крови руки, повинуясь чьей-то воле, он представил себе, как они чертыхаются, вынужденные тащить тяжелые карабины: и без них-то не сладко. Он безумно их усложнял, ведь в сущности это были охотники, и в их погоне было не больше смысла, чем в обычной охотничьей погоне за дичью. Он считал их обманутыми, заблудшими существами, которых непременно нужно и, главное, вполне возможно научить. Ему казалось, достаточно подсказать им: бросьте свои тяжелые карабины и вам легче будет идти вверх до самых высот. Будто охотники могут бросить свою охотничью снасть. Он забыл, что без оружия они сразу остановятся. Собственно, по его мнению эти существа давно уже остановились, словно твердые шарики в густой маслянистой жидкости, именуемой смешным словосочетанием — нетривиальный прогресс.

Потом ему показалось, что там, внизу, промелькнула новая фигура. Где-то он ее видел? В полумраке старинного зала, украшенного гобеленами, на которых мерцали красные сполохи камина. Вот он, главный свидетель своих собственных преступлений, любитель практических действий, стратег и новатор с бычьим лбом. Такой лоб, и без рогов, — пожалел Варгин.

Но жизнь идет вперед, а возможно, и вверх. Он увидел, или ему показалось, что кто-то обогнал его, действительно бросил карабин и обогнал, резво так побежал, как на тренировке. Эй, парень, — хотел крикнуть Варгин, — ты куда, я здесь. Но тот, не обращая внимания, вскарабкался на скалу и ну тебе, давай спихивать огромный валун с нее вниз. И все примеривается, прицеливается в бычий лоб. Все рассчитал правильно, но сам не закрепился, не подстраховался и вместе с этой самой гранитной чушкой полетел на голову преследователям. Варгин даже дернул головой, будто отворачиваясь от неприглядной картины, возникшей там, внизу. Все же краем глаза заметил и словно обжегся: в неудобной позе застыл, как на фотографии, Ремо Гвалта. Поздно, поздно, — промелькнуло в голове Варгина, бычьи лбы нужно метить рогами, обязательно, чтобы никто не сомневался, идиот это или так просто, отдыхающий. А лоб-то крепкий оказался, огромный валун словно теннисный мячик отскочил от него в сторону. Тот только и знай, что пятак ко лбу приложил, над лежащим наклонился и шепчет: «Ну что, браток, допрыгался, чего тебе все не хватало? Спасибо, — шепчет, научил глупых, неразумных, наставил на путь истинный, гуляй во поле теперь, наблюдай сверху, только к нам чего суешься, поправляешь, на некоторые недостатки указываешь».

Вдруг Варгин совсем от жалости затрепетал: посреди каменного хлама появилась Кэтрин, мечется из стороны в сторону, руку у сердца держит, головой качает. «Сам он виноват, — говорит который с шишкой, — все точно описал, нелинейные эффекты учел, на машине просчитал. И то правда, как жили? Во мраке. Куда шли, чего хотели? Не понимали, глупенькие, сами себе врагами были, правда, ничего об этом не знали. Спасибо ему, такую хорошую философию сотворил — до сих пор никто разобраться не может, понять никто не может, как она работает. А ведь худо-бедно работает.»

Варгин незаметно для себя вскарабкался на очередную вершину и побежал, покачиваясь, по гребню. Сейчас он почувствовал жжение в правом плече. Посмотрел — пулевая рана. По-видимому, он потерял много крови, отчего кружилась голова. Преследователи замешкались где-то внизу. Гребень каким-то непонятным образом переходил в долину, а та простиралась до самого подножья высокой сверкающей двугорбой вершины. На перевале, между вершинами, он заметил мачту.

Перед глазами поплыли разноцветные круги. Снова затенькало в висках. Явился откуда-то старый Гриол, стал выспрашивать серебряный на квас. Варгин запустил руку в карман, загреб мелочь и швырнул ее куда-то в сторону. Потом резко навалились благодушие и радость: вдали он увидел уходящий вверх по серпантину серебристый рефрижератор.

Как только он расслабился, возник Унитер. Он гоготал, прыгал на месте, размахивая рубашкой Хлыща. К удивлению Варгина, рубашка была совершенно целой. Унитер заорал: «Я же специалист по морским узлам, интел-лигенция!» Унитер весь задрожал и начал постепенно раздваиваться, а точнее, удваиваться. Вскоре возникли два Унитера, но они никак не могли отлепиться друг от друга: что-то мешало. Варгин пригляделся — двойники срослись посредством одного общего бокового кармана. «Да пусти же, — кричал истинный Унитер своему новоявленному братцу, — развели здесь демагогов, таким палец в рот не клади, такие с пальцем и карман норовят оттяпать.» Второй же был настроен совершенно по-приятельски. Он стал предлагать поговорить на общие темы, поспорить о пользе стерилизации подрастающего поколения, об отсутствии критики и самокритики и, наконец, об использовании энергии ветра в мирных целях. Он стал оспаривать тезис о единогосударствии Санатория. Говорил, что будь в южном полушарии еще одна какая-нибудь, хотя бы и второсортная страна, туго пришлось бы новоявленным эпигонам. Он так и сказал — эпигонам, без всякого продолжения.

Варгину был не по душе весь этот треп. И без него тяжело бежать. Двугорбая гора медленно приближалась. Он с надеждой думал о перевале. Главное — уйти за перевал. Там должно быть все иначе, туда ушел рефрижератор.

Но двое Унитеров не отставали. Пра-Унитер начал сильно дергать сросшийся пиджак и в конце концов раздался страшный треск, после чего выяснилось, что карман вместе с куском подкладки перешел к новенькому. Новенький засмеялся и заорал: «Хороши бы мы были, найдись еще одна страна, да еще во главе с какими-нибудь консерваторами. Хотя, с другой стороны, мы бы смогли выполнить семилетний план по туризму.» Здесь выяснилось, что этот новенький вовсе никакой не Унитер, а собственной персоной министр от туризма Альфред Глоб. «Не пора ли, — кричал Глоб, — объявить какой-нибудь месячник, например, месячник благоденствия? Хоть месячишку, а поживем!» Унитер на это сделал страшные глаза и предал того анафеме посредством удара в челюсть.

Варгин встряхнул головой, видения исчезли. Сейчас же у подножия горы он разглядел еще одну мачту, похожую на ту, которая стояла вверху на перевале. Канатная дорога, мелькнуло в мозгу. Он оглянулся. Преследователи выбирались на гребень. Варгин побежал вперед, мечтая только об одном: скорее уйти за перевал.

Загудела земля под ногами. Свалился сраженный кулаком Унитера министр. «Я тебе покажу месячник»,  — сказал Унитер. К министру подбежала горничная Лиза, почему-то в белом халате и в белой шапочке с красным крестом. Достала из сумочки бинт и принялась перевязывать Глобу окровавленную челюсть. Она плакала и причитала, а министр, словно огромная рыба, сошедшая с картины, открывал и закрывал рот. Унитер махнул рукой и посмотрел на Варгина. «Все отлажено и работает, — сказал он. — Рукопись прочли?» Варгин вспомнил рукопись статьи Ремо. «Все исследовал, все подсчитал, — продолжал Унитер. — Ответ получил — ужаснулся. В журналы не стал посылать, тесемкой обвязал и спрятал. Испугался плодов своего труда, решил, что не пришло время обнародовать. А ведь на нобелевскую тянет, а? Мильен в чистой валюте получить мог. Ан нет, не захотел хлебов, совесть проснулась, когда сам в свое учение поверил. Ведь до того не верил, потому и не боялся. Думал, так, побесятся, поэкспериментируют и, глядишь, обратно на старую проторенную дорожку и встанут. Ну что нам, если кого не досчитаемся? Наука требует жертв. Хотя, конечно, тут не про кого-то речь пошла, тут пальцев у всего Санаториума не хватит, чтобы всех пересчитать, кого в расход пришлось пустить. Но никак не ожидал он, что в ответе получится такая дрянь. Неприятно даже говорить об этом, до того все устойчиво оказалось. На вечные времена теперь. Теперь на скрижалях напишут, что пришел гений Ремо Гвалта, удумал счастье установить навсегда и, помимо сего, росчерком пера одного даже постулаты свои взял и доказал. Живи, народ, и радуйся, ничем порядок вещей не изменить. Счастье обеспечено. А скорее всего, не то напишут на скрижалях. Нету никакого Ремо Гвалты, филисофа, чудака, а напишут имя прагматика с бычьим лбом, егойного сродственника, Феликса Жижина.