Том 20. Избранные письма 1900-1910 - Лев Толстой

Дружески жму вам руку.

Лев Толстой.

13 марта 1908.

186. Г. В. Макарову

1908 г. Марта 17. Ясная Поляна. Ясная Поляна.

Прочел ваши рассказы для детей. Большинство их очень, очень хороши. Оценка их сделана не только мною, но и теми крестьянскими детьми, которым я давал их для прочтения*. Они прочли их, все запомнили и прекрасно передали. Особенно нравится мне в ваших рассказах то, что тот вывод, нравственный или практический, который вытекает из рассказа, не сказан, а предоставлено самим детям сделать его. Я делал этот опыт с крестьянскими детьми, и они прекрасно говорили мне о том смысле, который вытекает из рассказа. Желательно бы было несколько упростить язык; но в общем рассказы очень хороши. Очень советую вам продолжать это прекрасное дело.

Благодарю вас за присылку книг, желаю вам всего лучшего.

Лев Толстой.

1908. 17 марта.

187. А. И. Шашкину

1908 г. Марта 17. Ясная Поляна.

Ясная Поляна Тульской губ., ст. Засека.

Всеми силами борюсь против готовящихся восхвалений*. Благодарю за сочувствие.

Лев Толстой.

17 марта 1908.

188. В редакции газет

<неотправленное>

1908 г. Марта 25. Ясная Поляна.

Ясная Поляна.

Милостивый государь господин редактор,

Посылаю вам прилагаемое письмо*. Таких писем от людей, отрицательно относящихся к моему предстоящему юбилею, я получил несколько, это же письмо я очень прошу вас напечатать, как желает этого автор его. Я, с своей стороны, тоже желал бы его напечатайся, так как в связи с этим письмом я имею сказать кое-что относительно этого моего предстоящего юбилея.

Сказать я имею именно то, что готовящийся юбилей этот чрезвычайно тяжел для меня. Причин этому много. Одна из первых та, что я никогда не смотрел на такого рода чествования с сочувствием; мне казалось, что выражение сочувствия и любви к деятельности человека может выразиться никак не внешним образом, а близким соединением чувствами и мыслями с тем, к кому относятся эти мысли и чувства. Вспоминаю, как давно уже, лет около тридцати тому назад, во время чествования Пушкина и поставления ему памятника, милый Тургенев заехал ко мне, прося меня ехать с ним на этот праздник. Как ни дорог и мил мне был тогда Тургенев, как я ни дорожил и высоко ценил (и ценю) гений Пушкина, я отказался; знал, что огорчал Тургенева, но не мог сделать иначе, потому что и тогда уже такого рода чествования мне представлялись чем-то неестественным и, не скажу ложным, но не отвечающим моим душевным требованиям. Теперь же, когда это касается лично меня, я чувствую это еще в гораздо большей степени.

Но это последнее соображение. Другое, самое важное, это то, что выражено в этом письме и в других такого же рода письмах, именно то, что эти готовящиеся чествования даже при своем приготовлении вызывают в большом количестве людей самые недобрые чувства ко мне. Недобрые чувства эти могли бы лежать без выражения, но выбиваются и развиваются вследствие этого. Знаю, что эти недобрые чувства вызваны мною самим: сам я виноват в них, виноват теми неосторожными, резкими словами, которыми я позволял себе осуждать верования других людей. Я искренно раскаиваюсь в этом и очень рад случаю высказать это. Но это не изменяет самого дела. В мои года, стоя одной ногой в гробу, одно, что желательно, это быть в любви с людьми, насколько это возможно, и расстаться с ними в этих самых чувствах. Письмо же это и подобные ему, получаемые мною, показывают именно, что приготовления к юбилею вызывают в людях — и совершенно справедливо — самые обратные любви чувства ко мне. И это мне очень тяжело. Если бы на одной чашке весов лежали самые мне приятные и лестные одобрения людей, которых я уважаю, а на другой — вызванная ненависть хотя бы одного человека, я думаю, что я бы не задумался отказаться от похвал, только бы не увеличивать нелюбовь этого одного человека. Теперь же я чувствую, что этот готовящийся юбилей вызывает недобрые, нелюбовные чувства ко мне, которые я заслужил, не одного, а многих и многих, очень многих. Это мне мучительно тяжело, и поэтому я бы просил всех тех добрых людей, любящих меня, сделать все, что возможно, для того, чтобы уничтожить всякие попытки чествования меня.

Не буду говорить о том, что я совершенно искренно не признаю себя заслуживающим тех чествований, которые готовятся: все это показалось бы каким-то фальшивым кокетством. Но не могу не сказать того, что думаю, и был бы счастлив, если бы люди оставили это дело и ничего не делали бы в этом направлении*.

189. С. А. Толстой

1908 г. Марта 25. Ясная Поляна.

Нынче, 25-го, часа в 3 приехал Давыдов и, как всегда, был очень мил, и я прошу его передать тебе эту записку. Я совсем здоров. Сережа очень приятен был и вообще, и тем, что помогал занимать Давыдова. Он, кажется, так же, как и я, скорее отрицательно относится к юбилею*. Целую тебя и чувствую, что недостает чего-то, когда тебя нет. Это я говорю, чтобы сказать тебе то, что испытываю, но прошу, чтобы это не заставило тебя ускорить свой приезд и отказаться от исполнения твоих намерений.

Л. Т.

Обедаем в половине шестого, чтобы Николай Васильевич* успел с нами пообедать.

190. В. Г. Черткову

1908 г. Марта 25. Ясная Поляна.

Хочу сказать вам, милый друг, хоть несколько слов в фонограф: я был немножко нездоров, теперь чувствую себя очень хорошо. Статья моя, к удивлению моему, мне нравится и подвигается*. Жду, как всегда, от вас известий, и, пожалуйста, хороших. Люблю вас — вот и все, что я хотел вам сказать. Прощайте.

Хочется приписать еще то, что здоров, работается и думается. Юбилей мой, к большому успокоению моему, сошел на нет*. Очень много работы и по старому, и по новому «Кругу чтения» (нынче прислан февраль, а январь у них), и по статье*, и по приготовлению к урокам ребят, и по письмам, которых особенно много. Спасибо милому Гусеву, который не только хорошо, но сердечно помогает*.

Привет всем вашим и друзьям: теперь не только не забываю, но прежде всего и с любовью вспоминаю Страхова. Пишите поподробнее. Перья ваши чудесны.

Л. Т.

25 марта.

В церкви звонят, и так грустно чувствовать твердость этого ужасного суеверия, но утешаюсь тем, что у бога, как говорит народ, времени много, в действительности же нет совсем, и суеверия этого нет, а есть одна истина и добро.

191. Эльмеру Мооду

1908 г. Марта 30. Ясная Поляна.

Получил ваше письмо, любезный Моод (извините, что не пишу Альмер — не знаю, как по батюшке), об юбилее. Я всеми силами старался, как вы верно предположили прекратить эту не соответствующую ни моим вкусам, ни моему достоинству затею, и, кажется, к большому успокоению моему, достиг этого. Относясь отрицательно к этой странной выдумке, я с самого начала держался того правила, чтобы не выражать никакого своего мнения о том, что для меня по этому случаю желательно или нежелательно, и потому сожалею, что не могу иначе отнестись и к вашему вопросу, тем более что уверен, что все, что вы предложите, будет и разумно, и согласно с моими взглядами*. Благодарю за книги, я не знал, что они от вас*. В чем их интерес для меня? Пожалуйста, извините меня за то, что не отвечал тогда на ваше письмо о Мередите и не исполнил вашего желания*. Я давно читал кое-что Мередита и совершенно забыл о вынесенном из этого чтения впечатлении. Здоровье мое вполне хорошо, работаю над новым «Кругом чтения» (знаете ли вы старый?) и над статьей*, которая вам, к сожалению, вероятно, не понравится.

Дружески жму вам руку. Передайте мой привет вашей жене*, свояченице* и ее другу*. Жалею, что давно уже ничего не слышу о них.

Лев Толстой.

30 марта 1908.

192. П. А. Сергеенко

1908 г. Апреля 3. Ясная Поляна.

1. Определенное мое и сильное желание избавиться от всей несвойственной мне затеи этого юбилея. И желательно бы было, чтобы никто в этом вопросе не руководился ничем иным, как тем, что мною лично ясно выражено*.

2. Огромное количество писем составляет для меня большую тяжесть тем, что и совестно и больно не отвечать, а вместе и отвечать на все письма нет никакой возможности. Большая часть этих писем — просительные, которые, несмотря на мое заявление о том, что я не могу помогать денежно, приходят все в большем и большем количестве, — в таком количестве, что я, примерно, прикидывал minimum 500 р. в день. По крайней мере ¾ — на продолжение образования, с тем чтобы быть полезным народу.