Зоопарк доктора Менгеле - Герт Нюгордсхауг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мино часами просиживал возле отца, наблюдая за его работой. Ему не надоедало изучать движения его пальцев; не прикасаясь к их хрупким крылышкам, отец заставлял бабочек раскрываться на дощечке полностью. Для крыльев он использовал иголки, пинцет и прозрачную бумагу. Отец никогда не протыкал крылья иголками. Начиная заготовку бабочки, он пронизывал грудь насекомого, thorax, как он пояснил сыну, длинной тонкой иглой. Он прикалывал бабочку к дощечке, а потом осторожно раскрывал ее крылья, добиваясь абсолютной симметрии. В самом конце отец выкладывал длинные тоненькие усики, antennas, в идеальную букву V. Мино знал, что это самый ответственный момент заготовки. Усики легко ломались, и тогда вся бабочка оказывалась непригодной. В такой момент отец взрывался от ярости, поэтому, когда дело доходило до усиков, Мино задерживал дыхание. А когда отец работал над особенно редкой бабочкой, Мино даже не решался смотреть. Он выходил из каморки и ждал взрыва снаружи. Но если внутри было тихо, Мино спешил обратно, счастливо улыбаясь светящемуся от радости отцу, тот выносил дощечку на свет, чтобы все могли полюбоваться на чудо: Pseudolycaena marsias! Morpho montezuma! Или Parides perrhebes! Мино знал все эти латинские названия, они звучали как удивительные волшебные заклинания.
Бабочки сохли не меньше недели, а потом отец помещал их в пластиковый ящик с подложкой из коркового дерева. Сверху на подложку он клал листок бумаги, красивым почерком матери на нем было выведено название и семейство бабочки. Мама писала лучше всех в семье.
Для отца и для Мино не было на свете ничего прекраснее бабочек с широко распростертыми в вечной неподвижности крылышками. В этом они были единодушны.
Отец научил Мино и Ане-Марию читать. Власти обещали, что скоро в деревню приедет учитель, но пока никого не было. Мино громко и бегло читал большую энциклопедию бабочек. По вечерам, когда Мино ложился в кровать, отец иногда приходил, садился на его постель и рассказывал истории о четырех стадиях жизни бабочек: яйце, гусенице, коконе и, наконец, самой бабочке. Стадия бабочки была очень короткой – не дольше двух месяцев, и все же за свою недолгую жизнь в джунглях бабочка успевала пережить много всего интересного.
Стоя в дверях, мать слушала эти рассказы, печально улыбаясь и не издавая ни звука.
Никто в деревне не знал, как Себастьян Португеза додумался до того, чтобы торговать бабочками, и где он научился с ними обращаться, но все соглашались с тем, что это был умный и уважаемый способ заработка в этих местах, где бедность и безработица сковывали людей, словно жевательная смола, не оставляя возможности выбраться. Никто из товарищей Мино и не думал смеяться над ним, когда он отправлялся в свой ежедневный поход с сачком для ловли бабочек наперевес. Он был одиноким охотником, но весьма респектабельным.
– Почему мы не вырубаем деревья, заслоняющие от нас солнце? Почему мы не выжигаем мух парафином и огнем? Неужели у нас, жителей деревни, голова не на месте? Неужели мы сто́им дешевле гнилой капусты на рынке? Посмотрите на сеньора Тико, того, что вставил острый machete в свой костыль и не упускает случая прижать его к горлу свиньи Кабуры, когда тот решается выйти на рынок. Неужто хромой сеньор Тико – единственный мужчина в нашей деревне, у кого действительно есть голова на плечах? Вы же слышали, что сказал отец Макондо: «Могущественные люди из плодородной саванны покупают машины, размером больше церкви, те, что работают быстрее тысячи caboclos[1]. Они уже забрали себе землю, а скоро отберут у нас и работу! Мы – вонючая гнилая капуста, мы – мелкие ползучие твари, в ужасе отскакивающие от их сапог, наступающих на наши хвосты!
Торговец кокосами, чей прилавок располагался по соседству с тележкой Эусебио, стоял на двух ящиках от овощей, яростно размахивая руками. Его пламенную речь, раздавшуюся над площадью в тот самый момент, когда все готовились к сиесте, встретили восторженно, и старик Эусебио размахивал своей шляпой и смеялся во весь свой беззубый рот. Он достал бутылку агуардиенте, жадно отпил из нее и протянул бутылку говорящему.
– Еще, Гонзо, еще! Слава Тико с мачете в костыле!
– Ничтожные людишки!
Сеньор Гонзо закашлялся от крепкого самогона, но продолжил:
– Разве правительство не обещало нам работу и еду, а еще школу?! И что мы имеем? Ничего! Наши дома все глубже тонут в болоте, стены осыпаются, перекрытия гниют! Наша земля бесплодна, а новые деревья, которые мы сажаем, поражает грибок, плесень, они не дают плодов… А когда мы находим новые участки земли, где еще можно что-то вырастить, эти гиганты уже там, в руках у них бумажки с печатями и подписями, а los armeros, армейцы, приставляют дуло тебе ко лбу и, связав, тащат в крысиные норы столичного подземелья! Куда подевался сеньор Гипез? А сеньор Васкес и его сыновья? Их вынудили выпить мочу свиньи Кабуры, а потом погрузили на грузовик и куда-то увезли! Это происходит постоянно, а мы засовываем наши податливые головы в трясину, становящуюся все глубже с каждым новым дождем!
Мино вскарабкался на кладбищенскую стену под коричным деревом, чтобы лучше видеть разыгравшийся на площади спектакль. Лукас последовал за ним, но сначала аккуратно устроил свою черепаху между двумя камнями в стене.
– Сеньор Гомез снова злой. Он стоит на ящике и размахивает руками, – прошептал Мино.
– Сеньор Гомез не злой, я точно знаю, вчера он дал мне прекрасный целый орех, – заверил его Лукас с серьезным выражением лица.
– Он злится не на нас, а на свинью Кабуру.
– Да все злятся на свинью Кабуру.
– Пошли! – сказал Мино, спрыгивая со стены, – проберемся прямо к ящику, на котором стоит сеньор Гомез. Может, получим еще орех, если будем хлопать, покуда он говорит.
Но Лукас остался на стене, испугался, что в толпе кто-нибудь наступит ему на распухший после укуса кота сеньоры Серраты палец.
Мино протиснулся между бушующими, вопящими торговцами овощами и кокосами и совсем скоро оказался возле ящиков Гонзо. Он изо всех сил хлопал
