Жизнь в розовом свете - Мила Бояджиева

- Есть немного. Скоро пройдет. Если уж ты помнишь слово "скряга" и так ловко разбираешься с "ч" и "ш" - прогноз самый оптимистический. - Эн, сидящая в своем кресле у баллюстрады, глубоко вдохнула воздух. Чувствуешь: вареные креветки из "Ламса" и ещё этот противный душок. Третий день не убирают берег после шторма, водоросли здорово подгнили.

- О нет, милая! Здесь виноваты не водоросли. - Ди принюхалась. Поверь - я знаток. У меня в усадьбе три кошки и свора собак.

- Угадала! - обрадовалась Эн. - Я забыла сказать - у Зайды Донован живет скочик Фанфан. Здесь все его знают. Целый день сидит у порога её лавки, словно игрушка - черный лохматый столбик с острыми ушками. Косматые смоляные брови, а из-под них зыркают - умные, слишком умные для такого безобразника глаза... Эх, чем только она его не прыскала, чем не посыпала!

- Пса?!

- Кашпо с лавром. Фанфан упорно задирает на него лапку. Вероятно, что-то имеет в виду, какой-то определенный смысл и пытается таким образом объясниться.

- Хулиган - вот и все. Надо посоветовать мадам Донован дезодорант "Контро". Говорят, он помогает даже на корриде. Я могу прислать целую упаковку. - Ди на секунду задумалась: - Вот только не соображу, кто должен им пользоваться - торреро или бык? Ах, да черт с ним, с этим дезодорантом... - Она замолкла и отвернулась.

- Ди... Эй, Ди... - Эн взяла руку сестры с тоненьким обручальным кольцом, одетым по-вдовьи. - Ты ведь хочешь меня о чем-то спросить?

Ди подняла на неё широко распахнутые голубые глаза. - О жизни, Эн. О целой жизни.

- Это потом... У тебя чудесная кожа и все такие же глаза, - улыбнулась Эн. - Круглые, синие, наивные. Как у отца.

- Тени и бархатная тушь. - Ди закрыла лицо руками. - Эн... всхлипнула она, - я должна была признаться сразу... Это нечестно, совсем нечестно... Она утерла нос ароматным платочком и решительно вздернула подбородок: Осенью я сделала подтяжку в хорошей клинике. Обновила лицо, шею... Я была жутко обрюзгшая, помятая и так... так хотелось ухватить за хвост ускользающую молодость. Прости...

- Молодец! - кивнула Эн. - Теперь я знаю, как могла ты выглядеть, если бы влюбилась в кюре.

- Откуда ты знаешь про отца Бертрана?!

- Я ж понимаю, Ди, - вывязать праздничное облачение способна только монашка. Но монашки не делают косметических операций. Следовательно, труженницу озаряло иное вдохновение. Логично?

- Ты угадала... Это очень плохо?

- Глупышка. Любовь не бывает плохой - обидной, оскорбительной, глупой. От кого бы и к кому бы ни была направлена. Любишь ли ты Папу Римского, своего кота, Френка Синатра, это не столь уж важно. О, смотри, смотри! Седой старик с болонкой. Болонка Эмми водит сюда хозяина, чтобы пококетничать с Джони. Тоже ведь теплые чувства.

- Но и самому сеньору, похоже, нравится хозяка песика мадам Донован.

- Быстро схватываешь. - Эн ласково посмотрела на Ди. - Я уж и забыла, что такое иметь сестру-близнеца. У нас покраснели носы. Пора заварить смородинного чаю. Мы ведь хотим хорошенько выспаться, чтобы завтра от души поболтать.

- Да, мы очень хотим выспаться, - эхом откликнулась Ди. - Но было бы неплохо добавить к чаю капельку ликера.

- А ещё орешки! Поехали, покажу, где хранятся мои запасы. Иногда нападает такое обжорство! Я словно белка - все время грызу что-нибудь. Развернув кресло, Эн направилась в комнату.

- Точно как я! Особенно идут кешью и финики. - Подхватила Ди.

- Или кусочек солями. - Эн притормозила, развернулась, в упор глядя на сестру. - Господи, мы и вправду похожи.

- Мы сделаны под копирку, дорогая моя. Это только в самый первый момент... В первый момент мне показалось, - Ди смутилась.

- Ты подумала, что я сильно изменилась. Ты не узнала меня и разозлилась, решив, что я предала себя... Нас - нас обеих... Ведь мы клялись остаться молодыми, прекрасными, счастливыми.

- Не забыла... - Ди снова присела на краешек плетеного кресла. Резкий ветер трепал лозы плюща, крутил цветные бумажные пропеллеры на лотке с игрушками. - Мы были совсем девчонками.

- Да! И считали себя особенными! Ты смеешься над этим, Ди? Ты полагаешь, что именно наша схожесть, наше осознание двойного могущества и тайного предназначения стало причиной многих бед?

- Бог мой, все не так, Анна! Мы были единым целым и разрушили связь. Поначалу это так непривычно. Да и потом мне частенько приходилось думать о том, как страшно стоять одному в центре Вселенной. Ведь каждый человек центр и от него ведется отсчет. Понимаешь? Моя боль, мои желания, страхи, привязанности... Мои и только мои...

- Понимаю. Каждый из нас, живущих - избранный. Это совсем не смешно. Скорее - прекрасно.

- Это страшно, Эн... - По лицу Ди пробегали пестрые блики от мигающей внизу неоновой рекламы. - Иногда это очень страшно. И не можешь понять, отчего так несчастен - либо ты сам плох - зол, завистлив, мелочен, глуп либо мир вовсе не таков, как должен быть - лжив, жесток, несправедлив. Не тот, кого можно любить чистым сердцем, сострадая и умиляясь.

- Конфликт мечты и реальности - самая банальная из неувядающих банальностей. Рецептов преодолеть его - множество. У каждого свой . Существовать в ладу с миром, то есть получать от своего, какого бы там ни было бытия радость - большая проблема. Я выбрала самый простой путь. Ведь ты уже давно хочешь спросить меня об этом? - Эн осторожно сняла и протянула сестре смешные круглые очки со стеклами цвета малинового сиропа.

- Посмотри вокруг, что ты видишь, Ди?

- Солнце... - Ди заправила за уши гибкие дужки. - Я вижу теплый летний вечер, Эн.

2.

Прошло пять лет. Ди так и не уехала. Сестры жили вместе, проводя большую часть времени в комнате с балконом. Зимой они сидели у окна, а как только начинало пригревать солнце, - выбирались на "волю" - так Эн называла балкон. Она сидела в своем кресле, укутанная пледом с театральным биноклем в руке. Ди всегда была рядом, приспособив для работы передвижной столик. На нем висели два вышитых гладью мешка с клубками ниток, кусочками кружева, лоскутов, пенал с ножницами, крючками, иголками. В салон Зайды Донован специально приезжали покупатели, чтобы приобрести вещицу "от Дианы Кордес ученицы Сальваторе Дали", как представляла её Зайда. Ди ходила в магазины, готовила обеды, вела хозяйство, вывозила сестру на прогулки по окрестностям. Они без конца болтали, никогда не скучая друг с другом.

Частенько, особенно в сумрачные зимние дни, Эн зажигала все лампы, люстры, бра и, вооружась мягкой тряпочкой, объезжала свои владения. Каждую вещь она подолгу держала в руках, обтирая пыль, проверяя, не нуждается ли она в реставрации. Затем подклеивала, подкрашивала, подрисовывала. И рассказывала, наделяя каждый предмет особой жизнью.

- "Люди и вещи" - ещё одна история любви и ненависти в моей энциклопедии банальностей. Здесь можно копать без конца - взаимоотношения трагикомические. - Эн погладила виноградную гроздь из туманно-зеленого оникса, украшавшую бронзовую лозу настольной лампы. - Хочешь знать откуда эта штуковина?

- Меня больше интересуют люди. По случаю погожего воскресенья на набережной настоящее шествие. - Ди выкатила кресло сестры на балкон. - Тут такие персонажи - просто "человеческая комендия".

Эн подняла бинокль. Жизнь, идущая внизу, казалась ей неиссякаемой сокровищницей, дарящей бесконечные впечатления. Разве не любопытно наблюдать за Джони, совершающим воровские перебежки в соседний переулок, где ждала его, поскуливая за тюлевой занавеской, Эмми? А море, меняющее настроение подобно живому существу, а людская толпа на набережной неиссякающая "река жизни"?

- Со стороны мы представляем идиллическую картину, - поглядывая вниз, Ди быстро мелькала крючком. - Такое тихое, такое счастливое умопомешательство. Достойный хэппи-энд нашей запутанной драмы.

- Кто бы поверил, что пятьдесят лет назад мы, не обмолвившись ни словом, решили расстаться, навсегда разделив наши пути. Потом, ничего не выясняя, встретились. - Эн не смотрела на сестру.

- А встретившись, уже пять лет обходим, вернее, обтекаем острые углы, делая вид, что так было всегда - этот балкон, кружева, море...

- На такое способны лишь законченные шизофреники. Тебе не кажется, что пора перетряхнуть старый хлам и освободиться от лишнего груза?

- Отлично! Сейчас все и выясним. Только вначале заглянем в холодильник. Там остались чудесные паштеты! Я же знаю, что ты думаешь о них, когда говоришь о необходимости разобраться в прошлом непосредственно перед обедом.

- С голодной женщиной надлежит использовать самое совершенное средство общения - молчание. - Так говорил мой Родриго. - Вернее, стал говорить с возрастом. В молодые годы у него это звучало несколько иначе: с голодной женщиной лучше обходиться без слов.

Сестры с преувеличенным энтузиазмом занялись обедом. О выяснении отношений после десерта в виде вишневого мороженного, съеденного на балконе, ни одна из них не вспомнила. Так было уже много-много раз.

- Ди, ну-ка, взгляни вон туда. - Эн указала против солнца оттопыренным мизинцем - в её руке блестел перламутром маленький театральный бинокль. Ди подняла голову, осторожно придерживая тянущуюся из правого мешка белую нить.