Глоток Мрака - Лорел Гамильтон

— Кто бросит ему вызов? — Спросил Рис.

— Мередит сказала мне этого не делать, — отозвался Дойл.

— О, прекрасно, — сказал Рис. — Тогда это сделаю я.

— Нет, — вмешалась я, — и я всегда считала, что ты боишься Тараниса.

— Это так, и я все еще его боюсь, но мы не можем спустить ему этого, Мерри, просто не можем.

— Почему? Потому что задета ваша гордость?

Он посмотрел на меня.

— Тебе стоило бы больше верить в меня.

— Тогда я брошу ему вызов, — сказал Шолто.

— Нет, — оборвала его я. — Никто не будет бросать ему вызов или пытаться убить его как-то еще.

Трое мужчин посмотрели на меня. Дойл и Рис знали меня достаточно хорошо, чтобы прийти к некоторым умозаключениям. Они знали, что у меня есть план. Шолто не настолько хорошо меня знал. Он просто злился.

— Мы не можем оставить этого оскорбления, Принцесса. Он должен заплатить.

— Я согласна, — сказала я, — и поскольку он нанял человеческих адвокатов, чтобы выдвинуть обвинение против Риса, Галена и Аблойка в нападении на одну из его придворных дам, мы тоже воспользуемся законами людей. Мы получим его ДНК и обвиним его в изнасиловании меня.

Шолто заговорил.

— И что, он рискует попасть в тюрьму? Даже, если он позволит посадить себя в человеческую тюрьму, наказание будет слишком незначительным по сравнению с тем, что он сделал с тобой.

— Да, незначительным, но лучшим из того, что мы можем потребовать согласно закону.

— Человеческому закону, — заметил Шолто.

— Да, человеческому закону, — подтвердила я.

— Согласно нашим законам, — заговорил Дойл, — мы в праве бросить ему вызов и убить его.

— Это мне по душе, — поддержал его Рис.

— Я — та, кого изнасиловали. Я — та, кто станет королевой, если мы сможем помешать моим врагам убить меня. Я решаю, как наказывать Тараниса. — Мой голос под конец немного захрипел, и мне пришлось остановиться, чтобы пару раз глубоко вдохнуть.

Лицо Дойла ничего не выражало.

— Ты что-то задумала, Моя Прицесса. Ты уже спланировала, как это все может нам помочь.

— Помочь нашему Двору. В течение столетий Неблагой Двор, наш Двор, был окрашен в темные тона в глазах людей. Если мы сможем устроить публичное слушание по обвинению короля Благого Двора в изнасиловании, мы докажем людям, что мы не являемся главными злодеями, — пояснила я.

— Речи, достойные королевы, — заметил Дойл.

— Достойные политика, — уточнил Шолто, и от него это прозвучало вовсе не как комплимент.

Я смерила его взглядом, которого он заслуживал.

— Ты — тоже король, ты правишь племенем твоего отца. Ты уничтожил бы свое королевство ради мести?

Он посмотрел куда-то в сторону, и черты его лица изменились, показав его настоящий характер. Но каким бы угрюмым ни был Шолто, ему было далеко до Холода. Тот был моим капризным малышом.

Рис подошел поближе к кровати. Он коснулся моей руки, той, к которой крепилась капельница.

— Я бы встретился с королём лицом к лицу ради тебя, Мери. Ты же знаешь.

Свободной рукой я накрыла его ладонь, встретив взгляд его единственного голубого глаза.

— Я не хочу потерять еще кого-то из вас, Рис. Мне хватает того, что я уже лишилась.

— Холод не мертв, — сказал Рис.

— Он белый олень, Рис. Кое-кто сказал мне, что он может продержаться в этой форме целую сотню лет. Мне тридцать три и я смертная. Я не проживу сто тридцать три года. Он может вернуться Убийственным Холодом, но для меня будет уже слишком поздно. — Мои глаза жгло, горло сжалось, и мой голос стал сдавленным. — Он никогда не возьмет на руки своего ребенка. Он никогда не станет ему отцом. Его малыш вырастет прежде, чем у него снова будут руки, чтобы это сделать, и человеческий рот, чтобы говорить слова отцовской любви. — Я откинулась на подушки и позволила слезам поглотить меня. Я держала Риса за руку и плакала.

Дойл подошел, чтобы встать рядом с Рисом, и провёл рукой по моему лицу.

— Если бы он знал, что ты будешь так по нему убиваться, он сопротивлялся бы этой форме сильнее.

Я сморгнула слезы и пристально посмотрела в его темное лицо.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Мы оба видели это во сне, Мередит. Мы знали, что один из нас станет жертвой за возвращение сырой магии фейри. Одинаковый сон в одну и ту же ночь, так что мы знали.

— Ты не рассказал мне, ни один из вас, — изумилась я, и в голосе моем теперь были нотки обвинения. Полагаю, это лучше, чем слезы.

— Что бы ты сделала? Когда сами боги делают выбор, никто не может его изменить. Но жертва должна быть добровольной; сон ясно дал это понять. Если бы Холод знал, что его сердцем ты дорожишь больше всего, он боролся бы сильнее, и тогда ушел бы я вместо него.

Я покачала головой и отодвинулась от его руки.

— Разве ты не понимаешь? Если бы это ты изменил облик и был бы для меня потерян, я рыдала бы точно так же.

Рис сжал мою руку.

— Дойл и Холод не понимали, что они лидеры, оба.

Я высвободила свою руку из его руки и всмотрелась в него, радуясь гневу, потому что это чувство было лучшей из возможных эмоций внутри меня в данный момент. — Вы дураки, все вы. Разве вы не понимаете, что я оплакивала бы каждого из вас? Не понимаете, что нет ни одного человека из моего внутреннего круга, которого я бы была готова потерять или рисковать им? Вы этого не понимаете? — Я кричала и вдруг почувствовала себя намного лучше, чем когда плакала.

Дверь в комнату открылась снова. Это оказалась медсестра в сопровождении доктора в белом халате, которого я уже видела ранее. Доктор Мейсон была педиатром, одним из лучших в штате, а, может, и во всей стране. Это объяснил мне юрист, которого прислала ко мне моя тетушка. То, что она послала ко мне смертного и не представителя Двора, было интересным. Ни один из нас не знал, что из этого следует, но я ощущала, что она стала обращаться со мной так, как если бы сама была на моем месте. Она любила убивать вестников беды. Ты всегда можешь найти другого человеческого адвоката, но бессмертные фейри — редкость, так что она прислала мне кого-то, чья утрата вряд ли будет невосполнимой. Но адвокат был предельно четок, говоря, что королева взволнована беременностью и сделает все, что в ее силах, чтобы обезопасить мою беременность. Это включало и гонорар доктора Мейсон.

Доктор нахмурилась, глядя на мужчин.

— Я говорила, чтобы ее не расстраивали, господа. Я не шутила.

Медсестра, крупная женщина с каштановыми волосами, собранными на затылке в конский хвост, проверила мониторы и засуетилась вокруг меня, пока доктор отчитывала мужчин.

Доктор носила тёмную повязку на голове, контрастирующую с её светлыми волосами. Лично мне это сказало о том, что цвет у нее не свой собственный. Она была не намного выше меня, но не казалась коротышкой, когда подошла к постели, чтобы встать перед мужчинами. Она встала так, чтобы окинуть хмурым взглядом Риса и Дойла у постели и Шолто, который стоял чуть поодаль в углу у стола.