Белое пламя - Ирмата Арьяр

— Эгей! Привет, Солнце! Я люблю тебя!

И утренняя феерия началась.

В долине Лета еще лежала тьма, скрывая от глаз ее тайны, а одна сторона обрамлявшего ее горного кольца вспыхнула золотисто-розовым светом. Сияющие ледяные вершины гор словно рождались заново, вырастали из стремительно убегающей черноты. У Безымянной захватило дух от их красоты. А когда внизу проснутся разноцветные гейзеры и в небо поднимутся дивные, сверкающие цветы водяного сада, зрелище станет совсем волшебным.

Тут ее взгляд уловил движение в воздухе: кто-то, похожий на сверкающий в рассветных лучах снежный смерч, летел к долине с противоположной стороны.

«Это мастер Рагар?» — Будущая вейриэнна узнала его снежного дракона.

«Его ученик. Принц Лэйрин. И, кажется, его подружка Лилиана».

Неота выдохнула с облегчением. Уже не раз под руководством отца, воспитывавшего будущую стражницу, она вот как сейчас, спрятавшись за валунами, наблюдала за тренировками горцев и даже за принцем. Наверняка с разрешения его учителя, вряд ли Рагар оставил бы без внимания наблюдательницу. Но кто знает, как высший вейриэн отреагирует на ее присутствие в сердце Белых гор — долине Лета?

Дракон, больше похожий на белый крылатый вихрь, чем на живое существо, опустился на специальную площадку и освободился от всадников. Солнце взошло достаточно высоко, чтобы осветить ребристую поверхность каменного дна долины и пробудить магические гейзеры. Уже начали набухать, словно почки, первые разноцветные родники, пока совсем крошечные. Потом они распустятся дивными цветами.

Неота смотрела на тренировочный полигон сбоку — так лучше будет виден путь прохождения учениками полосы препятствий. Ведь ей не так и важно, кто из них первым придет к финишу и чей белый балахон останется самым чистым после танца со струями окрашенных во все цвета радуги вод. Ей главное — видеть, к каким уловкам прибегают соревнующиеся, оценить свои шансы.

Иногда Безымянной казалось, что дух отца, смотревший на долину ее глазами — хотя мог бы взирать из любой точки пространства и без помощи смертной, — дух вейриэна здесь тоже судья, а не наблюдатель. Отец учил дочь даже с того света, но прежде всего он — страж Белогорья. А вейриэны, как казалось храмовой рабыне, никогда ничего не делают просто так, без двойной пользы.

Между тем в долине, как и обещал отец, происходило что-то из ряда вон выходящее.

Неота увидела, как за спиной принца Лэйрина, опустившегося перед Лилианой на колени («В любви, что ли, признается?» — фыркнула неота), появилась группа молодых горцев во главе с беловолосым лордом-риэном. Его неота тоже знала не понаслышке: лорд Наэриль, молодой глава дома Раэн, был частым гостем в синтских подземельях.

Не успели горцы сойти с невидимой тропы духов, как между Лэйрином и Наэрилем завязалась стычка.

До неоты не долетало ни звука, но о Наэриле она слышала от матери только хорошее: он не обидел ни одну синтку и заботился о своих подземных жителях, никогда их не обманывая при расчетах за работу в шахтах. Потому симпатии неоты были на его стороне. А мелкого и щуплого для своих лет принца Лэйрина девушка почти возненавидела, когда тот ударил лорда ногой, извернувшись в прыжке.

«Тоже мне, будущий король!» — мысленно возмутилась Безымянная.

«Ты сейчас мыслишь как рабыня своих же предрассудков, — упрекнул неоту отцовский голос. — Вейриэнна никогда не возьмется судить конфликт, не разобравшись в причинах, и никогда не будет делить конфликтующих на своих и чужих. Стражи зрят суть, а не видимость. Кроме того, твоей задачей вейриэнны будет охрана будущей королевы, а принц Лэйрин — ключ к ее возвращению».

Драку прекратил Дигеро.

Его фигуру неота тоже узнала бы на любом расстоянии, почувствовала бы, даже стоя спиной. Проверено. Может, так проявлял себя «узел судьбы», или она тоже умеет смотреть глазами духа вейриэна, как и отец — ее глазами? Или это потому, что в ней течет его кровь и она — наполовину вейриэнна, а все белые воины едины от века до века, даже те, кто уже умер, или еще не рожден, или еще, как она, не прошел обучение в халайре Белого Пламени.

Халайра. Ее мечта.

Ей нужно всего лишь получить имя, и храм вынужден будет отпустить ее, признав свободу ее воли. Только у вещи не может быть ни своего имени, ни своей воли.

Халайра — это не братство, поскольку есть и сестры, и не орден, как у служителей культа равнинного бога. Халайра — это и духовная семья, и военный союз стражей Белогорья. А пока она для вейриэнов — спарка, искра, отлетевшая от общего костра.

«Не грусти, — тут же отозвался отец. — Искры для того и летят, чтобы расширить наш очаг. Не зря же айры назвали наш мир Очаг, или Эальр, и подарили нам пламя магии. Все, сосредоточься и смотри внимательно, моя искорка».

И действительно, уже был брошен жребий и началось соревнование горцев, даже кронпринцу разрешили участвовать. Неота с замиранием сердца следила за прохождением Дигеро, а потом — с ревнивым восхищением — за танцем кронпринца Лэйрина, игравшим с гейзерами так ловко, что ни одна капля не коснулась его белоснежного балахона.

Лэйрин с легкостью, ни разу не оступившись на скользких ребрах ячеек, дошел до конца долины и повернул назад, уже почти добрался до финиша, опередив по времени и чистоте прохождения старших соперников, когда Безымянная вдруг поднялась с валуна и раскинула руки, впуская в себя волю мертвого вейриэна. Ее голова на миг закружилась, когда сквозь нее пронесся поток невероятной силы и ударил в долину невидимой стрелой.

В тот же миг фигурка принца покачнулась, его балахон окрасился, показывая условное смертельное ранение.

«Зачем ты это сделал, отец? — выдохнула возмущенная неота, едва придя в себя. — Чем бы тебе помешала его победа?»

«Так надо. Этой фигуре еще рано побеждать».

«Но это так… так мелочно!» — кипело ее негодование.

«Все лавины начинаются с движения мелкого камушка. Тебе пора. Дальше тут ничего особенного не произойдет. Твой герой победил и уедет вместе с принцем Игиниром в Северную империю».

«Как уедет?» — Безымянная рухнула на валун, едва не отбив копчик о камень.

«На ласхах, вестимо. Иди, дочка. Не переживай, по договору с императором Дигеро фьерр Этьер пробудет в охране принцессы Виолы не больше года, затем его сменят».

Но оцепеневшая девушка не могла сдвинуться с места. Сама мысль, что кареглазый горец станет совсем недосягаемым и она, изучившая все его излюбленные тропинки (кроме тропы духов, конечно), не сможет увидеть его даже краем глаза, показалась ей невыносимой.

— О чем я только думаю? — прошептали ее заветревшие на холоде губы. — Дура, как есть дура. Он лорд. Он даже не узнает никогда о моем существовании. Никогда.