Междумир - Нил Шустерман

Но ни одна машина не остановилась. Никто даже не притормозил. Автомобили неслись, обдавая детей порывами ветра. Ветер щекотал Алли кожу. И не только кожу, но и внутренности. Любисток ждал у самого края обрыва, топчась на месте.

— Вам совсем не понравится здесь, наверху! Вот увидите! — взывал он.

Они пытались привлечь к себе внимание водителей проезжающих мимо автомашин, но в наше время люди не останавливаются, чтобы подобрать попутчиков. Так что просто стоять на обочине — напрасная трата времени, надо предпринять что-то более радикальное.

Когда в движении настало небольшое затишье, Алли перешагнула линию, отделяющую обочину от проезжей части.

— Куда ты? — встревожился Ник.

— Я знаю, что делаю.

Любисток промолчал.

Алли остановилась на самой середине полосы, так что любая машина, следующая в северном направлении, должна была сманеврировать, чтобы объехать её. Уж теперь-то она не может остаться незамеченной!

Ник нервничал всё больше и больше:

— Алли...

— Да не волнуйся ты так. Если они не остановятся, у меня будет масса времени, чтобы отскочить. — В конце концов, она же занималась гимнастикой, к тому же, была весьма неплохой спортсменкой, прыжки — её коронный номер.

Издалёка послышалось характерное пение большого мотора — так гудят только автобусы. Через несколько секунд из-за поворота вывернул «Грейхаунд»[3]. Алли попыталась установить зрительный контакт с водителем, но тот смотрел прямо перед собой. «Вот сейчас он увидит меня, — думала девочка, — ещё одну секундочку и...» Но если водитель и видел её, он ничем этого не выказал.

— Алли! — завопил Ник.

— О-кей, о-кей!

Вот пристал, времени-то ещё достаточно. Алли попыталась отпрыгнуть с дороги. Вот только ей это не удалось. Она потеряла равновесие, но не упала — не позволили собственные ступни. Она взглянула на них и... Ей показалось, что ступней у неё вовсе нет.

Но в следующее мгновение она поняла, что дюймов на шесть погрузилась в асфальт — выше щиколоток. Словно это не асфальт, а полужидкая грязь.

Вот теперь ей стало по-настоящему страшно. Она вытащила одну ногу, потом вторую. Но когда взглянула вверх, стало ясно, что дело плохо: автобус нёсся прямо на неё, отскочить она уже не успевала. Сейчас он раскатает её по дороге! Она закричала, когда радиаторная решётка ударилась об неё...

... а затем Алли пронеслась сквозь шофёра, сиденья, чьи-то ноги и сумки и, наконец, сквозь ревущий сзади двигатель. Девочка вновь стояла на дороге, автобус уносился вдаль, а её ноги опять медленно увязали в асфальте. Вслед автобусу несся маленький вихрь пыли и сухих листьев.

«Неужели я... Неужели я только что проскочила сквозь автобус?»

— Сюрпри-из! — с хитрой усмешкой пропел Любисток. — Видела бы ты сейчас собственную физиономию!

Мэри Хайтауэр, известная также как «Мэри, Королева Сопляков», объясняет в своей книге «Недомёртвые»: нет лёгкого способа сообщить вновь прибывшим в Междумир, что они, по существу, больше уже не живые люди. «Если тебе случится набрести на таких «Зелёнышей» — как мы называем новоприбывших — лучше всего честно рассказать им всю правду, и побыстрее, — пишет Мэри. — Если необходимо, поставь их перед фактом, на который они не смогут закрыть глаза. В противном случае они будут упорствовать в своих заблуждениях и только сделают себе же хуже. Пробуждение в Междумире подобно нырянию в бассейн с ледяной водой: сначала шок, а затем, когда освоишься, вода кажется вполне нормальной».

ГЛАВА 3

Сон без сновидений

Любисток, безвылазно сидящий в своём необычном лесу, не имел возможности прочесть ни одной гениальной и полезной книги Мэри Хайтауэр. Все свои знания о Междумире он по большей части почерпнул из собственного опыта. Кстати, он быстро сообразил, что «мёртвые пятна» — то есть места, которые могут видеть только мёртвые — это единственное, что на ощупь кажется твёрдым и прочным. Он мог сколько угодно прыгать и кувыркаться на ветвях в своём мёртвом лесу, но стоило только ему переступить его границы, попасть туда, где росли живые деревья — и он пролетал сквозь них, словно тех и вовсе не было. Вообще-то, правильнее было бы сказать, что это его не было.

Ему не нужно было читать книгу Мэри Хайтауэр «Советы Послесветам», чтобы знать: дыхание нужно только для того, чтобы говорить, а единственная боль, которую он может испытывать — душевная. И ещё: если не будешь всеми силами цепляться за свои воспоминания — они быстро теряются. Шутки памяти Любистку были хорошо знакомы: сколько бы времени ни прошло, ты помнил лишь одно — как много ты успел позабыть. И в этом заключалось самое страшное.

Однако сегодня он узнал кое-что новое. Он узнал, как долго Зелёныши спят перед тем, как пробудиться к новой жизни. Он начал отсчёт в тот день, когда эти двое прибыли сюда, и с того времени прошло 272 дня. Девять месяцев.

— Девять месяцев?! — вскрикнула Алли. — Ты что, шутишь?

— Не думаю, что у него есть чувство юмора, — проворчал Ник. От услышанного его бросило в дрожь.

— Я тоже удивился, — ответил Любисток. — Уже решил, что вы никогда не проснётесь.

Он не стал рассказывать о том, как каждый день в течение этих девяти месяцев пинал спящих ногами, тыкал кулаками и бил палками в надежде таким образом разбудить их. Про такое лучше помалкивать.

— А если рассудить вот так, — продолжал он. — Чтобы родиться, нужно девять месяцев. Значит, по логике, чтобы помереть, тоже нужно девять месяцев. Ведь правильно?

— Кажется, я даже снов никаких не видел, — сказал Ник, тщетно пытаясь развязать свой галстук.

Алли тоже начала бить мелкая дрожь, когда девочка услышала, что она мертва.

— Нам не снятся сны, — проинформировал Любисток. — Так что кошмары вам не грозят.

Алли согласилась:

— Ещё бы, какие могут быть кошмары, когда сам внутри одного из них?

Она никак не могла поверить, что всё это происходит на самом деле.

Неужели она действительно мертва? Да нет, не может быть. Если бы она умерла, то проделала бы весь путь до конца туннеля и ушла бы в свет. И Ник тоже. Нет, они мертвы только наполовину.

Ник продолжал скрести лицо.

— Проклятый шоколад, никак не могу оттереть! Такое впечатление, что он въелся мне в кожу.

— Так и есть, — подтвердил Любисток. — Ты умер в таком виде.

— Чего?!

— Это как с твоей одеждой, — объяснил Любисток. — Она теперь часть тебя.

Ник глянул на пацана так, как будто тот только что вынес ему пожизненный приговор.

— Ты хочешь сказать, что теперь я буду ходить с измазанной физиономией и идиотским галстуком на шее до конца времён?

Любисток кивнул, но Ник ещё не был готов поверить ему. Он вцепился в узел галстука и рванул что было сил. Тот, естественно, не поддался.

Тогда Ник попробовал расстегнуть пуговицы на рубашке. И вновь неудача. Любисток засмеялся, и Ник ожёг его угрюмым взглядом.

Чем больше Алли и Ник впадали в отчаяние, тем сильнее Любисток старался угодить им. Он привёл их в свою хижину на дереве, надеясь, что от этого мрачное настроение его новых друзей улучшится. Любисток сам построил себе домик из призрачных ветвей, усеивавших подножие мёртвого леса. На самой вехушке дерева у него была платформа, и он показал Нику с Алли, как надо туда карабкаться. Когда его новые друзья взобрались туда, пацан столкнул их вниз. Они летели, натыкались на ветви и сучья, отскакивали от них, а потом ударились о землю. Любисток умирал со смеху. Затем он и сам прыгнул вниз, ожидая, что его новые друзья тоже животы надорвут, наблюдая за его кульбитами в воздухе, но те почему-то и не думали смеяться.

Для Алли это падение стало самым страшным из всего, что ей когда-либо пришлось испытать. Даже страшнее, чем авария — там всё произошло слишком быстро, она и среагировать не успела. Страшнее, чем проехавший сквозь неё «Грейхаунд», потому что там тоже всё случилось в мгновение ока. Полёт же с дерева казался бесконечным. Удары о ветки сотрясали всё её существо до самого нутра. Но больно не было! Хотя падение от этого более приятным не стало. На всём пути вниз она непрерывно кричала, а когда тяжело грохнулась о твёрдую почву мёртвого леса, то почувствовала, как из неё вышибло дух. Но тут же сообразила, что у неё нет никакого «духа», нечего вышибать! Ник приземлился рядом, огорошенный и с глазами враскосяк, будто только что слез с ярмарочной карусели. Вскоре к ним присоединился и Любисток, ухая, гикая и хохоча.

— Ты что, совсем спятил? — набросилась на него Алли, схватила за шкирку и принялась трясти. Пацан продолжал ржать, что вывело её из себя ещё больше.

Алли приложила ладонь ко лбу, как будто у неё разболелась голова. Но ведь у неё теперь не может быть головной боли! Или может? От этих мыслей ей сделалось ещё хуже. Рациональная часть её ума упорно твердила, что всё происходящее — только сон, или недоразумение, или чей-то злой розыгрыш. К сожалению, у рассудка не было доказательств. Она свалилась с высоченного дерева и даже синяка не заработала. Сквозь неё проехал автобус. Нет уж, придётся рациональной части ума смириться с иррациональной действительностью.