2012 - Владимир Михайлов

Человек на самом верху, хочет он того или нет, становится личностью исторической. Сохраняется в анналах. Ему нужно более заботиться не о сохранении имени, но о другом: с каким определением его имя войдёт в традицию. С уважительным или уничижительным? С плюсом или минусом? При этом определение может не соответствовать действительности, но традиция сильнее. А традиция возникает по свежим следам. И существует долго, а то и остаётся навсегда. Этого невольно боишься. И порой приходят даже такие мысли: «А какого чёрта я вообще согласился?..» Правда, их гонишь, потому что обратного хода в этой машине не предусмотрено.

Первому не захотелось оставаться в исторической памяти с титулом «При котором погибла Россия». Не дай Бог. Это же – на века.

Тогда было весело, потому что свита усердно играла, создавая из Второго – короля, даже с перегибами. Но свита-то играет, а жизнь – нет. Она всё принимает всерьёз, пробует на зуб: не фальшак ли?

Второй, однако, вовремя понял, что на гору взойти – полдела, а надо ещё и спуститься без потерь – постепенно, так, чтобы это не выглядело бегством, – на хорошо подготовленную позицию. И выдвинул тебя.

Только вот выдвинул – или подставил? Чтобы было, кому ответить?

Найдутся, конечно, правдолюбцы, пытающиеся доказать: «при тебе – не значит, что по твоей вине». Понимающие, что в пору твоего прихода процесс зашёл уже так далеко, что и любой другой на твоём месте не смог бы сделать ничего.

Почему? Потому, что подлинная власть в стране такого размаха существует всегда на местах, а не в центре. И раньше так было, а сейчас – тем более.

Практически сосуществование властей – центральной и местных – всегда основывалось на компромиссах. Центр в общем давал периферии жить по своим законам. То есть – по правилам, установленным властью на местах. Взамен за центральной властью признавалось право на общегосударственную политику, идеологию, в какой-то степени – на регулирование финансовых потоков. Но когда какая-то часть территории управляется по своим законам, правилам и традициям (всё равно, записанным или нет), воздействие центра на неё постоянно уменьшается. И в конце концов неизбежно становится слабее необходимого для поддержания государства как единого целого.

Ты (продолжал думать Третий) понимаешь это и сперва ищешь, ищешь, ищешь способы замедлить или вовсе остановить процесс распада. Ищешь в истории, в науке, в собственной фантазии… Что-то начинаешь понимать, чего-то, наверное, ещё не видишь. Но процесс не ждёт до поры, когда ты овладеешь, наконец, предметом полностью.

Что говорит история? Простую истину: всякая империя держится на силе. И только на ней. На силе, в первую очередь, оружия. На армии. И на том, что принято деликатно называть службами безопасности. Войска внешние и внутренние. Полиция, разведка, контрразведка – или политическая полиция.

В сегодняшней России, твоей России такой армии нет. Хотя в прошлом была.

Почему нет? Невозможно было её сохранить? Или – не нужно?

Не нужно. Власти – не нужно.

Власть должна чувствовать себя сильнее своей армии. Иначе власть перестаёт править. Её заменяют генералы или полковники.

Сегодняшнюю власть (понимал Третий) сильной не назовёшь. И армия, соответственно, ещё слабее. Так власть сохраняет себя.

Но – теряет возможность управлять на местах.

То же самое и со службами безопасности: они или опасны, или слабы. Власть предпочитает слабых, зато преданных.

А губернии – тем более.

Сохранить единство силой становится всё труднее. Если говорить о единстве не декоративном, а подлинном.

Как бы ни убеждали тебя в том, что всё в полном порядке, всё гарантировано, ты – политик и знаешь: верить нельзя никому – ни врагам (что понятно), ни тем, кто называет себя друзьями (а понимание этого приходит не сразу).

И ясно: единственное, что ты ещё можешь сделать, – это обеспечить себе наилучшие пути отхода на заранее выбранные позиции, где можно держаться неопределённо долго. И сам сможешь, и потомство.

Такая позиция может быть основана только на одном: на деньгах. На очень больших деньгах. Опираясь на них, ты, меняя позицию, не только не уйдёшь из власти – наоборот, подойдёшь к ней, подлинной, вплотную.

Сейчас уже многое для этого сделано. Но ещё не всё. Процесс нуждается в завершении – но для этого надо переместиться на другую позицию.

Это было ясно и четыре года назад. И уже тогда созрело: может быть, лучше – отказаться? Но уйти просто не дали.

Кто – это всем понятно. Те, кто был вокруг. Рядом.

Наверное, с любым из них можно было справиться в одиночку. Но со всеми вкупе – нельзя.

Опыт показывает: можно самых опасных или неудобных прижать, заставить уехать и гавкать издалека, а не уезжают – упрятать далеко и надолго. Одного, другого, третьего…

Но на их месте тут же возникают другие. Политика, как и сама природа, не терпит пустоты. То, что называют политической элитой, избранным кругом и тому подобное – это гидра. Сколько ни отрубай голов – тут же вырастают новые.

Так было тогда. Но сейчас кольцо окружающих…

(Тут невольно вспомнился Лермонтов: «Вы, жадною толпой стоящие у трона…» Точная характеристика. Совершенно не устаревшая.)

…кольцо окружающих перестало быть единым. Дало трещины. И выскользнуть без потерь стало не легче, а труднее.

По сути, сейчас – просто невозможно. Не та обстановка. Даже если не думать об истории, а всего лишь о хорошо подготовленной позиции для отхода. Потому что если уйти после первого срока, это будет воспринято как крайняя слабость, неумение одерживать верх. А слабых бьют. Хотя бы просто за то, что – слаб. Выборы надо выиграть.

Гарантию твоего спокойного будущего – хоть здесь, хоть где – предоставляет Ладков. Преданный, как говорится, без лести. Потому и назван, рекомендован в альтернативные кандидаты. Поскольку это фигура серьёзная, солидная, и с ним выборы не будут выглядеть цирком, но создадут впечатление серьёзной конкурентной борьбы. А в нужный миг он снимется и призовёт свой электорат отдать голоса тебе. Просто и красиво.

Однако половина ближних людей теперь поддерживает не Ладкова, а Лаптева. Семёна Никитича. Московского – назвать по-старому – генерал-губернатора с недавних пор. Поддерживает – потому что он такой же свой, как и Ладков. Из одного гнезда. Но есть существенная разница. И её понимаешь, когда думаешь о прошлом. Своём собственном. Невольно возникают интересные и не всегда приятные мысли. Например: а, собственно, почему Второй тогда выбрал тебя, а не Ивана, Петра, Сидора? Именно тебя?

Первой возникает самая сладкая мысль: да потому, что именно ты оказался самым способным, умным, решительным. Был сочтён лучшим среди равных. Сумел представиться таким. Организовать собственную раскрутку.

С такими мыслями приятно глядеться в зеркало. Воодушевляет.

Но через краткий миг приходят и другие соображения. Иного толка.

Подумай: тот, кто покидает такой пост – насколько заинтересован он в том, чтобы преемник оказался умнее, решительнее, удачливее, чем он сам? Ведь преемник – это тот фон, на котором будут рассматривать предшественника, давать ему оценки, формулировать приговор истории. Пусть не окончательный, но тем не менее важный.

Ответ: в этом уходящий заинтересован меньше всего. Наоборот: ему выгодно, чтобы новый правитель оказался во всех отношениях слабее, неудачливее, проигрышнее. Чтобы мир вынужден был бы вспоминать о предыдущем: «Вот то был правитель, вот то были времена! А этот, нынешний – слабак, тьфу! И куда только глядели?».

Вывод: то, что назначили именно тебя, говорит о том, что сочтён ты был не самым умным, а наоборот: самым туповатым, самым управляемым, самым контрастным по сравнению с предшественником.

Но тебе это было ясно заранее. И, вероятно, тебе удалось лучше, чем другим, сыграть роль и туповатого, и управляемого. И таким способом обойти их.

Ведь на самом деле ты не такой? Ты умён? Находчив? Решителен? Проницателен?

Пожалуй, да. Хотя бы потому, что принял решение: выдвинуть Ладкова. Ладков надёжно прикроет отход.

А вот Лаптев – нет. У него, как выяснилось (к сожалению, не сразу), не тот характер. Его не заставишь выглядеть бледной тенью предшественника. Этот, наоборот, станет землю рыть, чтобы доказать: «Тот, всеми восхваляемый, не мог – а я вот могу!»

Всё это, конечно, с соблюдением всех ритуалов до поры до времени – как и сам ты делал по отношению к своему предшественнику и вершителю твоей судьбы.

Лаптев возвышаться не должен. Уже в этом допущена громадная ошибка: нельзя было ставить его на Москву. Но он оказался достаточно профессиональным, чтобы до этого не позволить никому заглянуть в его душонку хоть краем глаза. Ну такой был душка, такой до смерти преданный! Но почувствовал за собой Москву – и как будто его подменили.

Нельзя пускать щуку в пруд. Но способ должен быть таким, чтобы не придраться. Чтобы на тебя самого и тени не пало. Как-никак, Лаптев из того круга, из какого на нары не отправляют – закон неписаный, но нерушимый.