Капитан повесился! Предполагаемый наследник - Уэйд Генри

– Огромное вам спасибо. Побегу, иначе опоздаю с отправкой.

Женщина поспешила на выход, ее грациозность не осталась без внимания обычно равнодушного к женским чарам бизнесмена из Шанхая.

Секунду-другую Джеральд провожал ее взглядом с улыбкой на губах, но затем улыбка исчезла, и он снова стал хмурым и озабоченным, погруженный в свои мысли. Джеральд прошел через холл в библиотеку, просторную продолговатую комнату, занимающую значительную часть западного крыла старинного дома. Зеленая краска на стенах местами выгорела и растрескалась, но все равно была приятна глазу – особенно в такой ослепительно яркий солнечный день. Да и элегантные шкафы, наполненные сокровищами, – томами с темно-коричневыми корешками и поблекшим золотым тиснением – были призваны действовать умиротворяюще. Впрочем, на Джеральда Стеррона подобного воздействия эта обстановка не оказала: он беспокойно переходил от одного шкафа к другому, взял наугад один или два тома, тотчас вернул их на место, рухнул в кресло и поднял газету, которая валялась на полу. Читал ее какое-то время, затем опустил на колени и неотрывно смотрел на дверь прямо перед собой.

Довольно долго в комнате царила тишина, но вскоре ее нарушило жужжание шмеля, влетевшего в единственное открытое окно. Шмель облетел помещение по кругу, попытался вырваться на волю, однако лишь бился о стекла закрытых окон. Этот звук вывел Джеральда из оцепенения и придал новое направление мыслям. Он нахмурился, поднялся из кресла, поймал и выпустил на волю шмеля, незаконно вторгшегося в чужие владения, и вышел в холл. Здесь было совсем тихо – тишина эта скорее нагоняла уныние, а не свидетельствовала о покое. Стоя посреди холла, Джеральд огляделся по сторонам, словно в поисках хотя бы одной живой души, потом сделал шаг или два к кабинету, но передумал и медленно поднялся к себе в спальню на втором этаже. Но и там не мог успокоиться, бесцельно расхаживал по комнате, перебирал какие-то мелкие вещи, закурил и почти сразу выбросил сигарету в окно. Неожиданно его внимание привлекло происходившее за окном, и он взял с подоконника полевой бинокль. Джеральд направил его на квадратное кирпичное здание, просвечивающее через деревья в дальнем конце огромного сада, он наблюдал минуту, прежде чем опустить бинокль. Лицо его оставалось безучастным, вот только губы сложились трубочкой, словно он собирался присвистнуть.

– Так вот откуда ветер дует, – пробормотал он себе под нос.

Глава II

После ужина

Сэр Джеймс Хэмстед, увидев хозяйку дома за ужином, поразился изменениям в ее внешности. Куда делись румянец и радостный блеск в глазах? Она была бледна, а во взгляде читались усталость и скука. Возможно, сказывалось утомление от игры, тело уже не могло соответствовать порывам души – ведь миссис Стеррон нельзя было назвать молоденькой. В нынешние непростые и беспокойные времена люди стали слабее и быстро выматывались, слишком скудны были запасы сил. Печально видеть, подумал сэр Джеймс, как усталость и озабоченность портят это прелестное лицо. А вот карие глаза казались теперь еще больше – из-за залегших под ними темных теней.

Одежда миссис Стеррон тоже изменилась. Вместо яблочно-зеленого теннисного платья без рукавов на ней было черное вечернее платье с воротником-стойкой, почти монашески простого фасона. Лишь старинный кружевной шейный платок немного смягчал мрачность наряда. Впрочем, сэр Джеймс не преминул отметить красоту изящных белых кистей, видных из плотно прилегающих рукавов. Даже волосы у нее изменились: миссис Стеррон спрятала свои каштановые кудри под широкой лентой черного бархата. В сравнении с дневным макияжем губы казались бесцветными, хотя любая женщина на ее месте могла бы воспользоваться более светлой помадой, подчеркнув красоту и изящество рта.

Но никаких других женщин в обеденном зале Феррис-Корт не наблюдалось, и, похоже, сэр Джеймс был единственным человеком, заметившим эти перемены. Впрочем, от его внимания не укрылся взгляд, который Герберт Стеррон бросил на жену, и его усмешка. Беседа за столом сводилась к воспоминаниям, которыми обменивались сэр Джеймс и Джеральд Стеррон, и обсуждали в основном тонкости коммерции и дипломатии на Востоке. Речь Джеральда Стеррона была сухой и сдержанной, хотя слушать его было любопытно – ведь он был настоящим знатоком в этих вопросах, но ему редко выпадала возможность продемонстрировать свои знания. Сэр Джеймс говорил скорее как наблюдатель, а не эксперт, но неплохо ориентировался в теме и имел на все собственную точку зрения. Возможно, решил Джеральд, почти ничего не знавший о госте, сэр Джеймс был просто очень начитанным человеком и частенько беседовал с членами таких клубов, как «Атенаум» и «Ройал», и давно научился высказываться на любую тему самым безапелляционным тоном, не вставая из любимого кресла. «Хоть тут мне повезло», – подумал Джеральд, поскольку капитан Стеррон был молчалив и мрачен, а его жена, добросовестно выполняющая обязанности хозяйки, становилась рассеянна и невнимательна, как только они затевали очередную дискуссию.

Подали десерт, и миссис Стеррон поднялась со своего места. Улыбнулась сэру Джеймсу, который распахнул перед ней дверь, и протянула ему изящную руку.

– Хочу пожелать вам доброй ночи, сэр Джеймс, вы уж меня извините, – произнесла она. – Но мне надо написать два длинных письма, после чего лягу в постель с книгой. Единственная женщина в мужской компании – всегда обуза. Вы уж поверьте, я знаю.

Сэр Джеймс пытался возразить, но хозяйка дома уже вышла в холл, не дав ему возможности подобрать подходящие слова.

Еще какое-то время мужчины провели за столом, разговаривая и наслаждаясь замечательным портером из подвалов поместья. По крайней мере, наслаждались двое – Герберт Стеррон за обедом к вину не прикасался, а сейчас сидел и жевал шоколад, что было для него нехарактерно. И оставался трезв и молчалив. Гости же болтали и выпивали. Джеральд Стеррон не обращал внимания на очевидное нетерпение брата, и графин с портером так и продолжал курсировать между ним и сэром Джеймсом до тех пор, пока не опустел. Сэр Джеймс поднял бокал для последнего тоста, но неожиданно Герберт отодвинул стул и встал.

– Идемте, выкурите свою сигару у меня в кабинете, Хэмстед, – предложил он. – Буду рад перемолвиться с вами словечком.

Брата Герберт не пригласил, и Джеральд остался в гостиной, с улыбкой задул свечи на столе – единственный источник освещения в этой мрачноватой комнате.

Герберт провел гостя в соседнюю комнату и прикрыл за собой дверь. Выдвинул удобное кресло для сэра Джеймса и протянул ему коробку сигар. Хозяин вынул связку ключей из кармана, подошел к высокому шкафу и вставил ключ в замочную скважину одного из ящиков. Очевидно, он выбрал не тот ключ или же просто нервничал, потому что ящик никак не выдвигался, стойко сопротивляясь его усилиям. Наконец Герберт все же открыл его и вытащил большой портфель, который положил на стол.

Сэр Джеймс раскуривал предложенную ему сигару, наблюдая, как сизый дымок спиралями поднимается к потолку в свете лампы. Казалось, его ничуть не интересовали действия хозяина дома. Герберт откашлялся.

– Здесь собраны рисунки, – объяснил он, возясь с застежками портфеля. – Разумеется, я не эксперт, но верю, что они… Я всегда понимал, что это первоклассные, даже уникальные произведения искусства. Их собирал мой отец.

Сэр Джеймс выпустил сквозь ноздри облачко дыма. Он был невозмутим, как военный корабль на рейде.

– Любопытно, – вяло пробормотал он.

Наконец портфель открылся, и Герберт придвинул его к собеседнику.

– Вот это, как видите, список, – пояснил он. – Микеланджело, Тициан, Рубенс, Рейнольдс, Констебл, Сарджент. Имена известные, – с нервным смешком добавил он.

Сэр Джеймс принялся осторожно переворачивать листы бумаги. Некоторые из них были лишь набросками, другие – небольшими зарисовками и эскизами, сделанными углем и карандашом, сепией и акварелью. В каждом чувствовалась рука мастера.

Облачко дыма скрыло возбужденный и хищный блеск в глазах старика.