Знакомьтесь – Юджин Уэллс, Капитан - Игорь Поль

– Куда мы идем? – интересуюсь я у Мишель.

– Ко мне, куда же еще? – удивляется она.

– Может, лучше в кают-компанию? Поговорим как люди. Кок нам вкусность какую-нибудь сготовит. Целую вечность нормальной еды не пробовал.

– Туда? – И на лице ее явственно обозначилась брезгливость. – Ты, видимо, давно там не был. Сейчас там не поговоришь. Сидеть, слушать пьяные россказни и похабные анекдоты и ждать, когда очередной немытый герой удаль передо мной начнет показывать? Удовольствие сомнительное. Да и драки там теперь постоянно. А твой кок третий день, как в лазарете. Его супом ошпарили во время очередной свары.

– Ничего себе… – только и могу я сказать. – Что тут случилось-то? Пока я тут был, ничего такого не наблюдалось.

– Это у вашего босса спроси. У Милана. Развел демократию, – довольно жестко отвечает Мишель.

– Милан нормальный парень, – пытаюсь я защитить своего спасителя. Хотя и начинаю понимать, откуда что взялось. Синяки – они всюду синяки. Как ты им не плати и не угождай. Конченые люди. Зря мы охрану тогда поперли. Без кулака в качестве стимула, при общении с местным сбродом обойтись трудно. В чем-то Петро Крамер, отставной полковник, которого мы вышвырнули с корабля вместе с охраной, был прав.

И все же думать про Милана плохо не хочется. Даже если он и не справился. Поэтому я добавляю:

– К тому же Милан меня спас.

– Ну да. Я забыла. Извини, – вежливо говорит Мишель. И продолжает тянуть меня за собой.

Я постепенно прихожу в себя. Черт, я похож на пугало. И пахнет от меня, наверное. Отвык я от нормальных условий. Иду рядом с такой женщиной, и про все на свете забыл.

– Давай зайдем ко мне на минутку, – прошу я. – Мне бы вымыться надо. И переодеться.

– Как же, к тебе, – отвечает Мишель. – Твоя каюта давно занята. Даже вещи твои растащили.

– Занята? Почему?

И мы останавливаемся.

– Да ведь тебя уже похоронили, Юджин. Бросили. А вещички по жребию поделили. В твоем контракте наследники не обозначены.

– Мишель, что ты такое говоришь? Тут не лучшие люди, конечно. Но мы все же летали вместе. Воевали. Друг друга выручали…

– Эх ты, последний герой галактики, – грустно улыбается она. Смотрит на меня, как на несмышленого ребенка. – Похоронили тебя. Давным-давно. Все твои хваленые боевые товарищи. Слушай, пойдем ко мне, а не то я прямо тут разревусь.

– Ладно. Реветь не нужно, – машинально говорю я. И она увлекает меня за собой.

– Душ ты можешь и у меня принять, – говорит она на ходу. – И одежду тебе найдем. Ты меня не стеснишь, у меня большая каюта.

Я топаю в своих штопаных-перештопаных башмаках, заляпанных засохшей черной грязью, от которых воняет за версту и никак в себя не приду. Как это – похоронили? Чтобы парни меня бросили? Да быть такого не может! Решаю, что во всем виновата излишняя женская возбудимость. Так уж они скроены, женщины. Сначала чувства, потом, если останется – мозги. Наверное, Мишель не исключение. Она хоть не такая, как все, но все же женщина. И за меня волнуется. Оттого и глупости говорит. Так что, когда мы к ее каюте подошли, я уже был спокоен. Главное, что я жив. И снова тут. Почти дома. И Мишель рядом. Зачем бы она тут ни оказалась. Чего еще желать?

Глава 3. Поди пойми этих женщин

Едва успеваю вымыться и переодеться, как в нашу каюту, словно в насмешку, именуемую адмиральской, вежливо стучат. Каюта отличается от бывшей моей наличием письменного стола и большущей неработающей тактической голограммой над ним. Ну, и еще тем, что в ней можно было не только на койке сидеть. А еще и на креслах вдоль одной стены. И трубы всякие по подволоку тут не тянутся. А в остальном – такая же конура, как у всех. В старину места на кораблях ВКС не хватало катастрофически. Даже для адмиралов. Все жили скромно.

– Войдите, – говорит Мишель, отодвигаясь от меня.

К нам заглядывает Милан.

– Простите за беспокойство, госпожа баронесса, – Милан отчего-то странно растягивает слова. Глаза его лихорадочно блестят. – Вы позволите поболтать с вашим другом?

– Сколько угодно, командир, – отвечает Мишель с вежливой улыбкой. Я-то вижу, какая она искусственная, ее улыбка. И тут же понимаю, почему. Милан уже изрядно навеселе. Видно, где-то приложился к бутылке на радостях. И довольно основательно. Это так непохоже на того, прежнего Милана, командира базы.

Он присаживается на одно из кресел у стены. Спохватывается. Подскакивает с места.

– Вы позволите, баронесса?

– Да, пожалуйста. Не желаете чего-нибудь выпить? – играет Мишель роль радушной хозяйки.

– Ром, если вам не трудно, – криво улыбается Милан. Он изо всех сил старается быть похожим на тех, давно забытых ныне офицеров, чья светская выучка ничуть не уступала военной.

– Прошу вас, командир, – снова натянуто улыбается Мишель, подавая ему стакан с коричневой жидкостью.

– Благодарю, баронесса.

Я таращусь на этот спектакль. Милан, тот самый упрямый Милан, которого я когда-то вытащил под огнем с галечного пляжа, снова напоминает мне обычного синюка, с которым мы летели сюда на «Либерти». Сразу вспомнилось его пьяное бахвальство своими заслугами. И то, что он, как это говорили, «не просыхал» все время, пока мы ожидали отправки с Йорка. И как его били за разлитое спиртное. Из сильного волевого человека, каким он стал по прибытии на авианосец, и каким он мне запомнился, вытащили стержень и он превратился в измятую тряпичную куклу с мешками под глазами.

– Как ты, Юджин? – интересуется мой командир, сделав изрядный глоток. Мишель вежливо делает вид, что разговор ей не интересен. Смотрит рассеянно в угол.

– Нормально. Снова чувствую себя человеком. Спасибо, что вытащил.

– Да брось. За мной должок, ты же помнишь.

– Как вы тут? Что нового?

– Все новое.

– То есть?

– Теперь делаем по одному короткому вылету в день. В верхних слоях сбрасываем контейнеры и – назад. Еще пару авианосцев в гроб загнали. Земляне стали ниже травы. Их авиазаводы мы раздербанили. Пару недель назад вычислили и закидали плазмой. Корпорация прикупила высокоточных бомб. Красота! В шлак все спекли. Времени на досуг теперь хватает. Все высыпаются. Даже техники. И настоящий бар работает.

– Ничего себе. А охрана зачем?

– Ну… это я распорядился. Дисциплина стала ни к черту. Пьяные драки. Один раз даже со стрельбой. А я вроде бы как командую тут. Пришлось меры принять. Осуждаешь?

– Да нет, что ты. Тебе видней.

– Это точно, – кивает Милан и снова прикладывается к стакану. Кубики льда позвякивают по донышку.

– Еще, командир? – спрашивает Мишель.

– Если вам не трудно… баронесса, – язык Милана шевелится уже с ощутимым трудом.

– Я это, зашел спросить, как ты теперь? Останешься? Контракт твой вроде как кончился. Если хочешь, поставлю тебя командиром звена. Ты неплохо летаешь. Станет скучно, слетаешь вниз, побомбишь этих обезьян. Весело будет, как встарь. Как на Флоте.

– Да нет, я набомбился уже, – бормочу я. Почему-то меня коробит от того, как Милан отзывается о тех, кто внизу. Юсы, конечно, вовсе не те люди, с кем я жил в одном доме. Но все равно, не по себе мне от его слов.

– Я среди этих, как ты говоришь, обезьян, жил все это время. Они меня спасли. И от заразы выходили.

– Да? Я не знал. Гадал, что с тобой приключилось. Мы пару дней искали тебя в районе катапультирования. Потом земляне подтянули туда большую авиагруппу, начались стычки, пришлось убираться. Маяка твоего не слышно. Решили: кранты тебе. А ты живой, оказывается. Везунчик. Никто до тебя там не выживал.

Неожиданно Милан громко икает. Осоловело смотрит на свой вновь опустевший стакан. Запоздало прикрывает рот ладонью.

– Эта… э-э-э… извините, мэм, – выдавливает он и краснеет.

Мишель только холодно кивает в ответ. Мне стыдно перед ней за Милана. За весь этот окружающий меня бардак. Словно это я его сотворил.

– Ну, так что, чувак? Остаешься? Оклад… прибавлю.

– Говоришь, притихли земляне? – спрашиваю я, чтобы не отвечать сейчас. Разговор все равно не имеет смысла. Я не знаю, хочу ли я остаться. И что собираюсь делать дальше. Отчего-то мне кажется, что после пережитого мне не будет летаться так же легко, как раньше. Устал я убивать до чертиков. Кто бы это ни был. Крокодил или немытый заносчивый юс. Неважно, каким образом. Ножом или из арбалета. Или нажатием кнопки сброса. Что-то надломилось внутри. Будто кончилось детство и прежние игры больше не в кайф.

– Земляне? Конечно. Мы их… эта… в каменный век… А ты – блюз, блюз… Когда сбрасываешь подарок, от которого земля кипит – вот это я понимаю… блюз…

– Не похоже на них, – сомневаюсь я. – Но спасибо, что предложил. Я подумаю, ладно?

– Конечно… дружище… ик… Будь, как дома. Осмотрись. И вы, баронесса… Если кто против… сразу… й-и-ик… ко мне. Я мерзавца в бараний рог… у меня строго…

– Договорились, Милан, – отвечаю. Лишь бы не молчать. Уши мои наливаются жаром. Я чувствую брезгливое презрение, что волнами растекается от закаменевшей улыбки Мишель.