Век героев - Анна Овчинникова

– Нет, не жульничал!

– Нет, жуль…

– Эйя! – насмешливо бросил Ификл сыновьям Эриала. – А вот я расскажу в палестре, как этот недоросток вас валял!

– Потому что он дерется не по правилам – ногами! – угрюмо буркнул Грил, держась за разбитый подбородок.

– В панкратии можно бить ногами, – взглянув на Геракла, неуверенно возразил Менекей.

А Геракл добавил:

– Да, к тому же когда один дерешься против пятерых, можно драться и не по правилам!

– Он украл у меня лепешку! – после паузы упрямо повторил Антилох.

– Я не крал! Я ее у тебя выиграл! – не менее упрямо отозвался чужой мальчишка.

Хотя по нему только что потопталось пять человек, он ничуть не выглядел испуганным и побежденным и, похоже, в любой момент готов был снова ринуться в бой…

Но, о боги, до чего же он был маленький, худой и грязный!

То, во что он был одет, может, когда-то и было хитоном, но теперь на этой тряпке красовалось больше дыр, чем целых мест, и она лишь необъяснимым чудом держалась на его острых плечах, открывая бока с торчащими ребрами и голую грудь, на которой болтался плоский роговой амулет. Тело заморыша щедро разукрашивали синяки и царапины, на его чумазом лице багровело несколько свежих ссадин, светлые волосы сбились в пыльные колтуны… Но зеленые глаза блестели из-под этих волос дерзко и непобежденно.

– Ты кто такой? – спросил мальчишку Геракл. – Как тебя зовут?

Оборвыш вытер кулаком окровавленный подбородок и вызывающе ответил:

– Я – Иолай! А вот ты кто такой?

– Это же Геракл! – возмущенно воскликнул Менекей, прежде чем Геракл успел открыть рот. – Не видишь, что ли?

Подумаешь, Геракл!

Наверное, этот дылда был сыном какого-то важного человека, раз все мальчишки заглядывали ему в рот, но Иолай по опыту знал, что у сыночков важных людей появляются точно такие же синяки, как и у сыновей рабов, если их как следует стукнуть!

А сейчас было как раз самое время сбить с ног торчащего перед ним верзилу и припустить к городским воротам, пока на помощь здешним соплякам не явился кто-нибудь из взрослых…

Но бить этого спокойного сероглазого мальчишку Иолаю почему-то совсем не хотелось. Поэтому он решил в случае чего врезать головой под дых тому типу, который стоял рядом с Гераклом и был бы в точности на него похож, если бы не темные глаза, не черные волосы и не издевательская ухмылка, уродующая его красивое лицо…

– Чей ты, Иолай? – спросил Геракл. – Где ты живешь?

Иолай молчал, глядя на него снизу вверх светло-зелеными бесстрашными глазами – он был едва-едва по плечо Гераклу.

– Наверное, чей-то сбежавший раб, – пренебрежительно хмыкнул Ификл. – Если бы он был чей-нибудь, он бы так не запаршивел!

Иолай сжал кулаки, выдвинул челюсть и вскинул голову, хотя и не стал от этого выше ростом.

– Сам ты раб! – звонко воскликнул он. – А я – свободный человек, понял?

– Ты кого это назвал рабом, недоросток?! – угрожающе шагнув вперед, крикнул Ификл.

– Этот недоросток украл у меня ячменную лепешку! – тут же обрадованно напомнил Антилох.

В наступившей вслед за тем тишине все мальчишки вопросительно посмотрели на Геракла.

Геракл взглянул на Антилоха, на брата, на Иолая (тот явно приготовился снова драться) – и сказал:

– Ты голодный, Иолай? Тогда пошли к нам, у нас сегодня в доме полным-полно еды!

Антилох разинул рот, Менекей заморгал, Грил и Мерион переглянулись…

– Фу, Алкид, от него так пахнет! – фыркнул Ификл, и Геракл поспешно схватил Иолая за руку, уже дернувшуюся для удара.

– Не надо, он пошутил! Ну что, пойдем?

– Я и сам могу идти! – выдернув свой кулак из руки Геракла, строптиво заявил оборвыш. – Вот еще! Подумаешь!

И он вправду пошел сам, провожаемый возмущенным выкриком Антилоха:

– Он же украл у меня лепешку! – и удивленным гомоном остальных мальчишек.

– …Он украл у меня лепешку! – в последний раз отчаянно воззвал к справедливости сын Сотиона.

– Ладно, завтра я ее тебе верну! – обернувшись, небрежно бросил через плечо его противник.

Все мальчишки дружно захихикали, но Антилох тупо спросил:

– Почему – завтра?

– Потому что раньше у меня никак не получится, – с нахальной улыбкой ответил Иолай…

И не будь здесь Геракла, после этих слов во дворе обязательно закрутилась бы новая драка!

– Отцу это не понравится, Алкид, – угрюмо буркнул Ификл, когда они вышли на улицу. – Ему это очень не понравится, вот увидишь!

– Почему? Все будет в порядке! – уверенно заявил Геракл.

Все прохожие изумленно таращились на сыновей полемарха и сына царя, рядом с которыми шагал всклокоченный грязный мальчишка в таких ветхих лохмотьях, в каких по улицам Фив не бегали даже дети рабов. Ификлу и Менекею было явно не по себе от этих любопытных взглядов, но Иолай, не смущаясь, семенил рядом с Гераклом, время от времени переходя на бег трусцой, чтобы поспеть за его широким шагом.

– Где ты научился так драться? – с любопытством спросил его Геракл, и заморыш, не задумываясь, выпалил:

– Везде!

– А-а… Понятно… А… Сколько тебе лет?

На этот раз Иолай задумался ровно на два биения сердца, прежде чем ответить вопросом на вопрос:

– А тебе сколько?

– Мне десять… И моему брату Ификлу тоже десять.

– Ну так и мне десять! – уверенно сообщил Иолай.

– Да уж, конечно!.. – засмеялся Менекей, но под взглядом Геракла осекся и смущенно бормотнул:

– А мне – девять… Меня зовут Менекей.

– Ясно… Радуйся, Менекей! – Иолай легко перепрыгнул через разлегшуюся поперек дороги свинью, с любопытством заглянул в лицо Гераклу и спросил:

– Так как тебя все-таки звать – Геракл? Или Алкид?

– Геракл! – в два голоса ответили Геракл и Менекей.

– Алкид! – одновременно с ними отозвался Ификл.

– Эйя, да ты что, ничего не слышал о Геракле? – воскликнул Менекей и даже перестал тушеваться. – Значит, ты совсем-совсем нездешний! Хочешь, я тебе все про него расскажу?

– Ладно тебе… – жалобно пробормотал Геракл, но Менекея уже невозможно было остановить: забежав по другую руку от Иолая, он начал взахлеб рассказывать историю, которую в Фивах знали все от мала до велика… Впрочем, не только в Фивах, но и во всей Аонии, а может, даже по ту сторону Истма!

Это случилось одиннадцать лет назад, и Осса и Фама, две легконогие богини-сплетницы, бежали тогда из дома в дом со ртами, переполненными поразительными новостями. Новость, как горячий уголь, долго во рту не удержишь – и вскоре уже вся Аония знала о том, что Зевс-громовержец сошел на ложе смертной женщины Алкмены, жены фиванского полемарха Амфитриона. Во всей Элладе не было женщины, равной Алкмене по красоте, доброте и уму, а Амфитрион слыл храбрым и удачливым полководцем, но оба они происходили из проклятого рода Пелопидов, поэтому им суждена была в жизни не только большая любовь, но и большие испытания.

Так и случилось: сперва на войне с телебоями погибли восемь братьев Алкмены, а вскоре ее отец, царь великих Микен Электрион, отправился на подземные асфоделевые луга вслед за своими восемью сыновьями. Произошло это так же внезапно, как и нелепо: повздорив с будущим тестем из-за скота, царь Тиринфа Амфитрион в пылу ссоры швырнул дубиной в отбившуюся от стада корову; дубина отскочила от коровьего рога, попала в голову Электриона и убила его наповал. И хотя суды обоих городов – Микен и Тиринфа – признали убийство неумышленным, пролитая кровь все равно взывала об отмщении, потому Амфитриону с Алкменой пришлось искать убежища в семивратных Фивах.

Фиванский царь Креонт не только гостеприимно принял бывших царя и царицу, разом лишившихся дома, богатства и власти, но в благодарность за избавление Фив от ужасной тевмесской лисицы[7] даже отдал свою сестру Перимеду в жены последнему, младшему брату Алкмены Ликимнию, а Амфитириона сделал своим полемархом.

Однако на этом подвиги тиринфского изгнанника не кончились: Алкмена – «Сильная в ярости» – наотрез отказывалась разделить с мужем ложе до тех пор, пока ее братья не будут отомщены, так что пришлось новоиспеченному полемарху волей-неволей отправляться в поход на острова телебоев.

Амфитрион с победоносным войском уже возвращался в Фивы, когда принявший его облик Зевс явился к Алкмене с известием, что царь телебоев убит и что ее братья отомщены.

Удивительно, но в кои-то веки владыка Олимпа не пожелал соблазнить или взять силой приглянувшуюся ему смертную женщину; на сей раз он не стал превращаться ни в золотой дождь, ни в орла, ни в быка. Зная честность Алкмены, Зевс превратился в ее законного мужа и провел с ней длинную ночь, не пожалев для нее ласк и любовных слов. В ту ночь в страстной любви, а не в позоре и стыде был зачат полубожественный мальчик-силач, будущий величайший герой Эллады…

И лишь когда на следующий день в Фивы вернулся настоящий Амфитрион, Алкмена поняла, что прошлую ночь она провела не с мужем своим, а с богом.