Непал без вранья - Анастачия Мартынова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
***
Наконец мы выходим на улицу. Без карт, навигаторов, со страстным желанием блуждать и общаться. Дорогу спрашиваем у местных. «Намаскар», — говорим мы и складываем руки в приветственном жесте, похожем на молитвенный. «Намаете», — расплываются непальцы в улыбке и качают головой влево-вправо — признак крайней благосклонности.
Движение Катманду — это первое испытание на терпимость. Стоит только шагнуть за порог безопасного хостела, тебя подхватывает поток. И единственное, что чувствуешь, увлекаемый дорожным течением, — это паника. Тротуаров здесь нет, полос тоже. Все едут, как придется, — громко, быстро и вперемешку. Старенькие такси и разрисованные велорикши, мопеды и бродячие торговцы, бодро толкающие свои тележки с фруктами, коровы, бездомные собаки — все умудряются делить узенькую полоску запыленной дороги без лишнего напряжения. Знай только сигналь (или же лай) погромче. И пока не находишь в этом хаосе своей — особенной — логики, тебя просто несет. Под сеткой спутанных проводов и гирлянд застиранной одежды, мимо крохотных лавок, спрятанных в глубине строительных лесов и кирпичных обвалов. Вот здесь, например, продают только бетель[5]. А вон там, за углом, видите мешки? Это специи и всевозможные пряности. Следом за ними — квартал портных. За своими машинками они работают лицом к прохожим с утра до вечера, не покладая рук. Тут же и продавцы матрасов, и здесь же набивают подушки, раскатывая пуховое облако прямо на дороге.
А потом нас выносит на «сушу» — крошечный пятачок потайного двора. Мы забредаем перекусить в одно из местных кафе (темное и пыльное, в лучших традициях), и со всех столов, посуды и еды на меня глядят они — беспощадные азиатские микробы.
Когда твоя мама доктор, ты не только готов к атаке микробов с десятком прививок, но и знаешь практически все о кишечных инфекциях, безрадостной статистике («от 40 до 60 процентов приезжающих в азиатские страны подхватывают заразу»), и даже можешь приготовить ригедрон в домашних условиях (на случай, скажем, холеры — почему бы и нет?).
Со своей водой, вилкой и дезинфекцией сажусь к краю стола в ожидании вражеского штурма. Заказываю момо, «с овощами, конечно», припомнив штабеля голых куриц, разложенных на газете у самой дороги. Момо — это такие непальские манты, с овощами, курицей или мясом яка, острые со всех сторон. Ася заказывает тукпу, непальскую лапшу. Когда же нам приносят еду, мы забываем обо всех предосторожностях — настолько вкусно, что хочется есть руками. «Даньевад, — говорим мы, — дери мито». Спасибо, очень вкусно! Пожалуй, еще по одной порции.
* * *
К вечеру отравляемся на базар. Ряды одинаковых палантинов из «шерсти яка», если верить надписям, разноцветные шапки и вязаные носки, масла и светильники, деревянные бусы, грозные маски и псевдостарина — быть может, изящно в деталях, но вместе довольно нелепо.
За наше внимание соревнуются, пожалуй, все, но мы отдаем предпочтение бумажной лавке. Не торговаться в Тамеле — обижать продавца, и с большим уважением к традициям мы пускаемся в жаркий спор:
— Сколько стоит открытка?
— Семьдесят рупий.
— Я дам тебе тридцать рупий.
— Но она не стоит тридцати рупий!
— Верно, она стоит еще меньше.
— Пятьдесят рупий.
— Тридцать.
— Ну, хорошо, ни тебе, ни мне, сорок пять рупий.
— Тридцать.
— Ты меня разоряешь! Ну ладно, забирай! — всплескивает руками возмущенный продавец.
И пока я упаковываю открытку, продает еще одну, местному, за десятку.
Глава 2
Городской Непал
2.1. Сокровища Катманду. Три королевские площади
Необыкновенный контраст Катманду с реалиями западного мира, с которым еще утром я попрощалась в аэропорту Домодедово, усиливает и то обстоятельство, что иностранцев здесь практически нет. То ли оттого, что сезон дождей еще не закончился и трекеры дожидаются своей очереди на рейс следующего месяца[6], то ли потому, что город, основательно разобранный землетрясением и не успевший восстановиться за год, еще не представляет туристической ценности. В любом случае, горстка туристов, рассредоточившись по Тамелю, совсем не разбавляет азиатского колорита, как и время — оно равнодушно стоит в стороне от этого мира. Ведь до 1951 года Непал оставался изолированным государством, и впервые открыл свои земли и сердце Западу лишь во второй половине прошлого века[7].
Я влюблена в состояние путешествия во времени, но никогда не чувствовала его с такой силой, как здесь, — в укромных переулках, какие ведут нас в обход кассиров на площадь Дурбар бесплатно[8]. Узенькие, косые по нужде, а не из исторической моды, грозившие обвалиться в любой момент, они открывают свои богатства любопытному. Мы ныряем в каждый двор, каждый дом и находим то необыкновенной красоты индуистский храм в красных оборках, то домашнюю рукопрядильню. То ни с того ни с сего попадаем в атмосферу семейного быта со стиркой, готовкой и купанием прямо во дворе.
* * *
Этот город чарует с первого взгляда. Не только общей своей картинкой и верной службой вековым традициям, но главным образом деталями, какие найдет лишь спокойный глаз. Вот почему бродить здесь надо долго, не торопясь. Иначе не разглядеть деревянных тотемов под самой крышей, плитки с религиозными сюжетами или фрески обратной стороны двери.
И все разрушено. Добрая треть города — до основания, а остальное — частично: потрескавшиеся, подпертые, лишенные порою целой стенки, величественные инвалиды. Смотреть на это страшно и очень грустно пришельцу, и даже не представляю, что чувствует человек, который в этом вырос.
Свернув с основной туристической улицы, сразу же попадаешь на стройку. Порой кирпичи так и лежат на месте обвала, а где-то ими уже отстраивают новые жилища. Ведь это не уступка голодному воображению туриста, а в первую очередь чей-то дом и чья-то возможность пережить еще одну зиму. А стоит отъехать от центра, как попадаешь в палаточный городок. Еще очень многим приходится ютиться под брезентом.
Мимо старейшего рынка Асан и знаменитой улицы Фрик-стрит, в семидесятых — ключевого центра «тропы хиппи»[9], мы попадаем на знаменитую Дурбар-сквэа, одну из трех королевских площадей долины Катманду. До середины восемнадцатого века[10] страна представляла собой множество обособленных княжеств с собственными королями и королевскими площадями, самыми известными из которых считаются те, что в Бхактапуре, Патане
