Время-судья - Татьяна Полякова

Думаю, жизнь моих родителей, пока шли поиски, рассмотрели под микроскопом, но, судя по всему, ничего подозрительного не нашли.

В половине седьмого отец поехал домой. В течение дня мама на звонки не отвечала, и это его слегка удивило. Однако он убедил себя: жена решила остаться дома из-за приступа головной боли и телефон выключила, чтобы ей не мешали. Эти самые головные боли мучили ее довольно часто. Не застав маму дома, он забеспокоился. Ее мобильный по-прежнему молчал, и папа стал обзванивать знакомых. Ее машины в гараже не оказалось, оставалась надежда, что она вдруг уехала в Москву. Какое-то время папа не решался звонить мне, чтобы не напугать, но потом не выдержал…

Я вернулась к окну, постояла немного, вглядываясь в ночь за стеклом. Дверь за моей спиной чуть приоткрылась.

– Не спишь? – услышала я голос отца.

– Собираюсь ложиться.

Он подошел и обнял меня.

– Может, тебе съездить куда-нибудь отдохнуть? Хочешь, поедем вместе?

– Заманчиво. Я подумаю.

Он кивнул, собираясь уходить, и вдруг нахмурился. Я проследила его взгляд и поняла, в чем дело: на экране компьютера статья с броским заголовком «Никто никогда не узнает правды?». Я досадливо поморщилась, а папа вновь повернулся ко мне.

– Я бы очень не хотел… – заговорил он, с трудом подбирая слова, и криво усмехнулся, то ли досадуя на свою нерешительность, то ли все-таки на меня. – Самое лучшее для нас, для тебя… научиться жить без нее. Я прошел все стадии от надежды до полного отчаяния. Иногда куда разумнее остановиться. И я не хочу, чтобы ты… боль словно выедает человека изнутри… я бы предпочел, чтобы ты… избежала этого. Слава богу, у тебя целая жизнь впереди. Извини… что-то я сегодня невнятно выражаюсь…

– Я отлично поняла тебя, папа. Но вряд ли тебя должно удивлять, что я…

– Удивлять? – перебил он. – Нет, меня это не удивляет. И я очень боюсь, что ты угробишь несколько лет, а то и жизнь на разгадку этой тайны. Поверь мне: все, что возможно, я уже сделал. Результат нулевой. Теперь рассчитывать приходится лишь на чудо, а его может и не быть. Очень тебя прошу, не повторяй моих ошибок…

– То, что ты до сих пор ищешь маму, ты считаешь ошибкой?

– Мне тоже пора остановиться. И попробовать жить без нее. Это очень трудно. И проклятое «а вдруг» до сих пор не дает мне покоя. Оттого я так боюсь за тебя.

Он поцеловал меня и торопливо вышел из комнаты, а я, опустившись на кровать, досадливо покачала головой. Теперь рассказывать о женщине, встреченной возле дома, и вовсе не стоит. Отец точно решит: у меня глюки на почве дочерней любви. Да и о его душевном состоянии неплохо бы подумать.

Разговор оставил неприятное чувство, и дело не только в том, что я расстроила папу, хотя меньше всего этого хотела. А в чем? Его реакция показалась чрезмерной? Ну заглянула я в интернет, посмотрела старые статейки… Все дело в этих намеках на его причастность? Не думает же он, что я в них поверю? Или он в самом деле боится: я стану одержима поисками, как он еще недавно. Кстати, об этих самых поисках мне тоже мало что известно.

Когда вернулась в родной город, отец уже отчаялся найти хоть самую крохотную зацепку. Но все равно продолжал искать. Я помню его потухший взгляд, словно обращенный внутрь, тогда это меня здорово пугало… Чего ж теперь удивляться папиному беспокойству? Он прав, тысячу раз прав. Нам надо научиться жить без нее. Я честно пыталась. Поначалу из-за отца. Видела, что с ним происходит, и твердила себе: кому-то из нас надо сохранить голову на плечах, не съехать с катушек. А теперь, когда отец понемногу успокоился, я готова все начать сначала.

Я легла под одеяло и выключила свет, дав себе слово выбросить из головы недавнюю встречу. Я уже лишилась матери, тем более стоит поберечь отца.

Проснувшись утром и заглянув в кухню, я обнаружила там папу, разговаривающего по телефону. Заметив меня, он кивнул и улыбнулся, ткнув в сторону стола. На подносе стояла чашка кофе. Я взяла ее, сделала глоток, прислушиваясь к разговору. Звонок явно не деловой, отец шутил, то и дело смеялся. А я с удовольствием отметила, что он отлично выглядит. Красивый мужчина… Четыре года – большой срок, и вчера он наверняка имел в виду не только меня, но и себя. В смысле, начать новую жизнь и все такое. Очень может быть, у него кто-то есть…

Я попыталась представить рядом с ним другую женщину. Вряд ли мне это понравится, но что делать. Если любишь человека, принимаешь и его выбор. Именно так любила повторять мама.

Отец закончил разговор и подошел ко мне.

– Вяземские зовут на дачу.

– Поедешь?

– Если ты составишь компанию.

– Не особо тянет на природу…

– Тогда и я найду чем здесь заняться…

– Ладно, поехали, – засмеялась я, – не хочу, чтобы из-за меня ты шашлыка лишился.

– Шашлык не проблема. Мы можем…

– Поехали, – махнула я рукой. – Позвоню Илье, надеюсь, он не против навестить родителей.

– Приехал еще час назад, тебе не звонил, боясь разбудить.

– Отлично, мы давно не виделись.

Через час мы на папиной машине отправились на дачу Вяземских. Собственно, с некоторых пор они жили в своем загородном доме постоянно, но по привычке именовали его дачей. В городской квартире теперь жил Илья – сын Вяземских и мой давний друг. Если он сегодня у родителей, значит, скучно не будет.

Очень скоро мы покинули город, по мосту перебрались на другую сторону реки и вдоль берега проехали еще пару километров. Коттеджный поселок «Парус» располагался в очень живописном месте. Дом Вяземских стоял у самой реки, вид из окон открывался потрясающий. Ворота были распахнуты настежь, на подъездной дорожке, кроме машины Ильи, серебристый «Мерседес» и здоровенный «Ниссан».

– Шуговы приехали, – заметил папа.

Алла Шугова была самой близкой маминой подругой. Они любили вспоминать, как начинали заниматься бизнесом, совсем еще девчонками торговали кожаными куртками, сами ездили за товаром к черту на кулички. Мама рано осталась сиротой, родители погибли в автокатастрофе, воспитывала ее бабушка. В наш город они с бабкой перебрались как раз после гибели маминых родителей. Жили трудно. Мама еще подростком начала работать. В рассказах подруг всегда было много смешного, но, думаю, первые деньги давались тяжело, мама считала: эта работа их закалила, многому научила. Потом мама встретила папу, а Алла – своего Виктора Николаевича. Он был гораздо старше и к тому моменту далеко продвинулся на ниве российского капитализма. Алла могла бы вести жизнь домохозяйки, но ей это и в голову не пришло. Она продолжала работать и сейчас считалась одной из самых богатых женщин области. С мужем они развелись, затем вновь сошлись и последние десять лет сходились и расходились с завидной регулярностью, неизменно сохраняя прекрасные отношения.

Детей у них не было, возможно, в этом крылась причина, по которой обоим не жилось спокойно.

Приткнув машину рядом с «Ниссаном», папа достал из багажника корзину с вином и фруктами, и мы отправились на лужайку за домом, откуда доносились голоса.

– О, кто приехал! – заголосила Сонька, первой заметив нас, и поднялась с шезлонга, на котором лежала, закутавшись в плед.

Сонька – дочь Вяземских. Старше Ильи на семь лет. По этой причине она вечно нами командовала, иногда существенно отравляя нам с Илюхой жизнь. В детстве отец звал ее «прокурором», она им и стала. С моей точки зрения, работа для этой зануды самая подходящая.

Семейство Вяземских – сплошь юристы. Правда, Нина Дмитриевна много лет назад убрала свой диплом подальше в шкаф и редко о нем вспоминала. Муж делал карьеру, а она обеспечивала тыл, это ее слова, а не мои. Основным ее занятием стала забота о собственной внешности, к пятидесяти годам она сделала столько пластических операций, что сама успела сбиться со счета. И теперь выглядела довольно странно. Рот сворачивало на сторону, когда она говорила, все остальное оставалось неподвижным. Илюха язвил, что с непривычки это пугает. Само собой, язвил, когда матери не было рядом, в семействе ее побаивались. Мой отец говорил в шутку: «Нина уже выглядит моложе Сони». В этом была доля правды, Сонька, в отличие от родительницы, за собой совершенно не следила, весила килограммов сто, и со спины вполне могла сойти за мать Нины.

Сам Вяземский был из тех мужчин, что работу предпочитали всему остальному, и на окружающее внимание обращал по минимуму. Он был давним другом моего отца, у нас хранилась фотография, где я сижу у него на руках в годовалом возрасте.

Андрей Викторович, для меня просто дядя Андрей, был председателем областного суда, Сонька делала карьеру в прокуратуре, а Илья подался в адвокаты. Из духа противоречия, надо полагать. Адвокатов в их семье не жаловали, однако с его выбором смирились. Теперь Нина шутила, что в семействе «всякой твари по паре».

Все дружно обратили на нас свои взоры, приветствуя на разные голоса. Папа расцеловался с дамами и пообнимался с мужчинами. Мне перепало и объятий, и поцелуев. Даже Сонька соизволила приподняться и ткнулась носом в мою щеку, точно клюнула.