Лазурный берег - Андрей Кивинов

— В Сан-Теотониу, — пояснил Перес. — На своей вилле. Португальцы отказали России в экстрадиции.

— Да-да, я помню из газет… Кажется, Троицкий объявил себя жертвой политического режима…

На самом деле комиссар ничего такого не помнил и газет отродясь не читал. Информацию к сегодняшней встрече готовили для него помощники. Спрашивая, «что стряслось», комиссар прекрасно знал тему разговора. И агент Перес знал, что комиссар знает. И Мошкарин понимал, что первый знает, а второй знает, что первый знает. Так что беседа походила на плохой водевиль.

— Там у них все кому не лень — жертвы политического режима, — добавил комиссар и ухмыльнулся так, что стало видно его язык: очень большой и розовый.

Перес разозлился. У него накопилось немало претензий к русским и, конечно, не было больших симпатий к русским преступникам. Но к русскому политическому режиму у него претензий было еще больше. Потому что именно этот режим отобрал когда-то у дальних предков Переса много недвижимости и сельскохозяйственных угодий. Не считая наличных денег и ювелирных изделий. Комиссару, однако, возражать не полагалось. И Анри сказал:

— Совершенно верно, месье комиссар. Вот португальцы и испугались. Шума не захотели.

— Ну так арестуйте его!.. Нам бояться нечего. А экстрадиция — это уже не наши вопросы.

Этого Анри не ожидал. Комиссар прекрасно знал, что с арестом Троицкого могут возникнуть проблемы. Но он и тут прикинулся дурачком, перекладывая решение на Переса. «Жирный трус», — подумал Анри, а вслух произнес:

— Да, но… может случиться скандал.

— Почему? — якобы удивился комиссар.

— Он приехал на фестиваль. По приглашению комитета. Как продюсер одного из фильмов. И не просто фильма — а заявленного в главном конкурсе.

— Гм, это меняет дело…

Перес ничего не ответил. Нелепая тишина повисла минуты на две. Нарушил ее Мошкарин — звучным тягучим зевком.

— Пусть он сварит кофе, — зло велел наконец комиссар.

Перес кивнул Мошкарину, и тот с готовностью отправился на кухню.

Перес продолжал молчать. Дудки: пусть и комиссар проявит какую-нибудь инициативу. Кроме заказа кофе.

— Но ведь мы могли и не знать, что он здесь… — вслух размышлял комиссар. — Фестиваль закончится… Троицкий уедет…

Внутри у Переса все кипело.

— Как же мы могли не знать?! Что мы, читать не умеем?! Он будет во всех газетах, во всех телерепортажах. У него будет премьера, — Перес втолковывал комиссару элементарные вещи. — Русские потребуют…

— Эти русские… — сплюнул комиссар. — Так что же делать? Задерживать нельзя, не задерживать тоже нельзя? И так скандал, и эдак скандал. Хватит нам истории с Де Ниро…

Конфуз с Де Ниро действительно имел место, но лет тридцать назад. Актера, гениально сыгравшего сверхбандита дона Корлеоне в «Крестном отце-2», скрутили на пляже двое молоденьких патрульных. Признали, что перед ними физиономия знакомого преступника, но что это актер из фильма — не докумекали. Сломали ему что-то — кажется, палец на руке. Плавки порвали. Вся «желтая» пресса потом битый месяц потешалась над артистом. Блистала заголовками типа «Два сопляка стянули трусы с Крестного отца». Полиции пришлось выплатить кучу денег за моральный ущерб.

«Вряд ли комиссар помнит эту историю, — подумал Анри. — Тоже референты приготовили».

Здесь он ошибался. Историю комиссар помнил. Хотя бы потому, что он и был одним из тех незадачливых сопляков. С тех пор не было на всем юге Франции полицейского, более умеренного, аккуратного и осторожного. Так что у комиссара имелась своя причина переваливать ответственность на агента.

— Так что же делать, Анри? У вас есть идеи?

— Да, у меня есть идея. Надо пригласить русских полицейских.

— Зачем? — не понял комиссар.

— Пусть сами его арестуют. Дальше — дело суда.

— И мы остаемся в стороне… — задумчиво произнес комиссар. — Что ж, это хорошая идея.

Он настороженно глянул в строну кухни. Мошкарин что-то беспечно насвистывал. Заразился на берегу мотивом «на речке, на речке, на том бережочке».

— Да, месье комиссар, — сказал Перес. А про себя: «Старый трус. Все-таки сделал все так, чтобы при случае свалить на меня».

— Сколько вы работаете, Анри? — доброжелательно спросил комиссар.

— Третий год.

— А вы неплохо соображаете. Далеко пойдете… Срочно отправьте им приглашение. Все расходы берем на себя.

Последнюю фразу комиссар произнес с вернувшимся к нему самодовольством. Решение по расходам — самое важное в любом деле — он принять мог. Многолетняя осторожность сделала свое дело: казной комиссар распоряжался.

Ждать кофе он не стал. Когда Мошкарин вышел из кухни с подносом, Анри, срывая злость, ударил по подносу кулаком снизу.

Не рассчитал: весь кофе вылился на кремовый пиджак агента Переса.

— Постирать? — вежливо предложил Мошкарин.

Весна в этом году в Петербург пришла поздняя. Еще в апреле лежали сугробы, то подтаивало, то снова замерзало, и хитом сезона в убойном отделе стала история о сосульке-убийце. Известного предпринимателя нашли мертвым в проходном дворе. Смерть наступила в результате удара тупым предметом по голове. Поскольку бизнесмен оказался тесно связан со Смольным, шухер поднялся нешуточный. Два дня — вернее даже, двое суток — весь отдел стоял на ушах. Пока не выяснилось, что предпринимателя убила сосулька, которая к моменту обнаружения тела успела благополучно растаять.

А через неделю подполковник Егоров, слышавший звон краем уха, влетел в кабинет оперов с требованием срочно представить все материалы об убийце по кличке Сосулька…

…Потеплело только к майским, зато мгновенно и сильно — слякоть высохла буквально в три дня, зацвела черемуха, обезумели птицы, и окна кабинета Сан Саныча были распахнуты настежь. Тем более что в кабинете было изрядно накурено: обсуждать французскую историю собрались все.

— В общем, короче, еще раз, если чего еще не понятно: просят прислать людей для совместного задержания, — Сан Саныч отложил распечатку электронного письма, составленного по-русски, но с большим количеством ошибок.

«Агент» назывался «эгент», «яхта» — «йактой», «суд» — «сут». Особо посмеялись над последним словом.

— Сами, значит, не могут? — резюмировал Шишкин.

— Могут. Но не хотят. Потому как Троицкий у них гость фестиваля. Шибко официальный.

— Задницу свою прикрывают, макаронники, — съехидничал Любимов.

— Лягушатники, — поправил его Шишкин.

— Один черт…

— Чужими руками, — поддакнул Егоров, — каштаны хотят из огня таскать.

— А при чем тут каштаны?.. — свел брови Сан Саныч.

— Это пословица такая французская, — пояснил Егоров.

— Больно грамотные все стали… — поморщился генерал. — А ехать все равно придется. Они обещают всяческое содействие. Расходы тоже оплатят.

— Толку-то. Ну задержим, — сказал Шишкин. — Думаете, французы его выдадут?

— Португальцы уже отказали, — Сан Саныч пожал плечами. — По политическим мотивам.

Отказывать России в выдаче преступников «по политическим мотивам» стало в последние годы любимым развлечением европейских стран. В «политические» страдальцы ухитрялись записаться обыкновенные казнокрады, отъявленные головорезы и даже хакеры (которых, впрочем, не выдавали из понятных практических соображений). С одной стороны: несправедливо и обидно. С другой стороны, сами виноваты: не надо сажать в тюрьму политических противников и давать столько поводов для политических обвинений. С третьей стороны, спецслужбы-то друг друга должны понимать: оперативный работник в любом государстве соображает, чем диссидент отличается от бандита. С четвертой стороны, решения такие принимают не спецслужбы, а как раз политики…

Короче, сторон много, а крайним всегда оказывается младший и средний офицерский состав.

— А где все эти Интерполы крутые? — спросил Любимов. — Это же их кусок хлеба.

— Интерпол, Жора, только бумажки пересылает, — напомнил Плахов. — Туда — сюда. Мы, помню, с ним по Америке столкнулись…

— Пусть тогда министерские едут! — не унимался Любимов. — Тоже — те еще сачки…

— В министерстве сказали: «Уголовное дело — ваше, вы и решайте», — пояснил Сан Саныч.

— Тоже подставляться не хотят…

— Ладно, дискуссия окончена. Придется, как всегда, нам. Жора, ты как? Представь: море, пальмы, набережная Круазет… И все — в белых штанах!

— Они-то в белых… — засмеялся Шишкин.

— Мне сейчас не до пальм, — отказался Любимов. — Родня из Сибири нагрянула. Десять лет не виделись. Я им вечерами город показываю. Завтра аж на «Лебединое озеро» идем — прикиньте, до чего дожил…

— Сочувствую, — морально поддержал генерал. — Меня жена зимой на «Снегурочку» таскала, так я сам чуть не растаял за три часа… Ты, Жора, имей в виду, что в буфетах там цены нереальные. Возьми с собой в карман из магазина.