Лазурный берег - Андрей Кивинов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А сам-то чего такой грязный?
— Да тут бани нету.
— Хорошо. Иди в катер, я тебя отвезу.
Николай протянул подопечному 50 евро. Мошкарин с благодарностью принял деньги, мелко покивал. У трапа он столкнулся с Троицким, поклонился. Михаил Демьянович брезгливо поморщился и первое, что спросил, зайдя в кают-компанию:
— Что за вонючка?..
— Уборщика нашли. Мошкарин фамилия.
— Русский? — нахмурился Троицкий.
— Ну. Из Пензы.
— Баранки гну!.. Родину позорит вонью своей. Чтобы ноги его здесь больше не было!..
Николай понял слова шефа по-своему, тут же вышел на палубу и сообщил пензюку (он полагал, что именно так зовут уроженцев Пензы), что шефу срочно понадобился катер и Мошкарину придется добираться до берега своим ходом.
Уборщика это нисколько не смутило — он бодро нацепил на спину прорезиненный рюкзак со своим скарбом, легко прыгнул в залив и погреб к берегу, успев при этом приветливо помахать яхте рукой. Троицкий невольно улыбнулся.
— Акула сзади! — крикнул остроумный Дима. — Смотри, чтобы «болт» не откусила!..
— Где он живет-то?.. — спросил смягчившийся Троицкий. Таблетки к этому моменту подействовали, головная боль отступила.
— Да прямо на пляже, под лодками.
— А убирает вроде чисто… — Троицкий с сомнением глянул по сторонам, провел пальцем по поверхности стеклянного столика. Пыли не было.
— Чисто, Демьяныч! — подтвердил Дима, который явно симпатизировал уроженцу Пензы. — И берет всего полтаху, а эти долбаные арабы — в два раза дороже. И делают хуже. А этот вон как все к вашему приезду подготовил. Хоть сейчас в кругосветку!..
— Ладно, пусть ходит, — благодушно махнул рукой Троицкий и потянулся за виски. — А в кругосветку я бы с удовольствием…
— Демьяныч, не советую, — всерьез среагировал Серов. Своей избыточной осторожностью он все больше раздражал Троицкого.
— Что ж мне теперь, вечно в этой дыре сидеть?
— Времена такие, — уклончиво ответил Серов.
— Времена, блин…
— А французы тебя точно не того?.. Не сцапают? — спросил Николай.
— Зассат!.. — ухмыльнулся Троицкий. — Сами же мой фильм выбрали — и арестовать?.. Их тогда киношники с дерьмом смешают.
— На премьеру-то нас возьмешь?
— Ну, — снова усмехнулся Троицкий, — если пообещаете, что не будете сопли фраком вытирать….
— Слушай, Демьяныч, — не унимался охранник, — а эта ветка пальмовая — она, типа, сама по себе?… Или к ней бабосы положены?
— «Бабосы», как ты, Николай, их называешь, — назидательно произнес хозяин, — к «ветке», как ты ее называешь, не положены. Это… как бы тебе объяснить… типа, звания «вор в законе». Один раз получил — всю жизнь кайфуешь. Только ветку нам вряд ли дадут. То что мы в официальном конкурсе — это уже громадная удача. Тут, понимаешь, главное не победа, а участие. Типа, как на Олимпиаде…
Про Олимпиаду Николай слышал. Сам из боксеров вышел, из кандидатов в мастера. Шефа своего он не очень понимал. Вот и инвестировал бы в спорт. Прикупил бы дюжину юных боксеров, вложился бы — там чемпионы столько зашибают, что мама не горюй. Одного Тайсона вырастить — все расходы мигом окупятся. А то сколько спортсменов в бандюки подались — и все потому, что у спонсоров другие интересы.
Ну или прикупить хотя клуб футбольный, как это теперь модно. Скажем, «Шинник» (Николай был родом из-под Ярославля). Тоже дело понятное. Купил пару бразильцев, пару хохлов — и вперед! А тут кино какое-то. Церемонии. На собственную премьеру без фрака — ни-ни. Да еще и арестовать могут…
Размышления Николая прервала тягучая песня на знакомый мотив. Пел человек столь густым насыщенным басом, что слов было не разобрать. Понадобилось некоторое время, чтобы расслышался русский язык:
На речке, на речке, на том бережочкеМыла Марусенька белые ножки…
— Маруся еще какая-то!.. — поморщился Троицкий.
Бригада высыпала на палубу. Мимо яхты плыл, неторопливо двигая веслами, жутко бородатый мужик в синем зачуханном комбинезоне. По сторонам не смотрел. Тянул себе:
На речке, на речке, на том бережочкеМыла Марусенька белые ручки…
— Это еще что за чудовище? — оторопел Троицкой. — Что-то рожа больно знакомая…
— А это, босс, тот самый… — защелкал пальцами Дима. — Как его… Овцов. Известный путешественник.
— Не Овцов, а Пастухов! — поправил Серов. — Тимофей Пастухов. Который гонял на полюс с собаками.
— А теперь, значит, в Каннах отогревается? — хмыкнул Троицкий.
— Собирается Атлантику на веслах переплыть, — пояснил Серов. — По пути древних французов. Или римлян. Хрен их разберешь… Все одно — нерусь!..
На самом деле однофамилец шефа Лубянки прекрасно отличал французов от римлян. Он вообще был человеком подкованным. Шутить как можно тупее — осталось его привычкой с девяностых, когда кандидату технических наук и бывшему доценту пришлось вписываться в разношерстный мир «нового русского бизнеса». С тех пор утекло много воды и крови, но от «простых» шуток Серов так и не отучился.
— Во мужику делать не хрен… — цокнул языком Дима.
— Зато никаких семейных проблем! — хохотнул Николай. — Греби себе и греби… Хоть всю жизнь.
— Пока акулы не слопают… — захохотал Дима.
— Все придурки сюда слетелись, — резюмировал Троицкий. — Сезон… Ладно, хватит ржать. Пошли внутрь.
На речке, на речке, на том бережочкеМыла Марусенька белые груди,
донеслось в этот миг с удаляющейся лодки Пастухова.
— Ага, — с интересом обернулся Троицкий. — А дальше что она там намывала?..
Но дальше уже не было слышно.
Детектив Анри Перес укололся кактусом. Вернее о кактус. Кактус был большой, а балкон маленький и если детектив выходил на балкон, чтобы подышать свежим воздухом, проклятое колючее растение непременно оказывалось в опасной близости от лица и рук. Но убрать кактус с балкона никак нельзя. Это была полицейская конспиративная квартира, и каждый элемент обстановки имел здесь свое особое значение.
Впрочем, в комнате для кактуса места тоже было немного — квартира вообще не блистала размерами. Денег местному департаменту полиции выделяли не слишком щедро.
В маленькой комнате был особо ощутим запах, исходивший от сидящего на тахте Мошкарина.
— Вы бы помылись… — тоскливо предложил Перес по-русски с сильным акцентом.
— А конспирация?.. — возразил Мошкарин. В дверь коротко позвонили.
— Комиссар приехал.
— Мне уйти? — спросил Мошкарин.
— Нет-нет, останьтесь. Ему нужна от вас информация.
Перес прошел в прихожую, открыл входную дверь. Поклонился. Не слишком низко, чтобы не возникло ощущения, будто он излишне подобострастен. Но комиссар был настолько толст, глуп и самолюбив, что совсем не выразить ему почтение было нельзя. Пересу он протянул для рукопожатия два пальца, Мошкарину, привставшему с тахты, небрежно кивнул. Внешний вид русского агента его не порадовал.
— Это и есть ваш информатор, Анри? — спросил комиссар, тревожно поводя носом.
— Да, месье комиссар. Алекс Мошкарин. Приехал из России год назад. Из Пензы.
— Чем он занимается?
— Работает в порту. За сдельную плату моет катера и яхты. Свободное время проводит с русскими…
— Может, хотите кофе? — вновь привстал Мошкарин.
— А у вас что, сыром пахнет? — проигнорировал его предложение комиссар. — Очень изысканный запах… Напоминает камамбер.
Перес побагровел. Мошкарин произнес извиняющимся тоном:
— Скушали уже! Голодные были. Мсье Перес вот голодный пришел…
Перес побагровел еще больше. Пришел он как раз сытый. Кушал пулярку и гусиный паштет.
— Вот кофе… — вновь предложил Мошкарин. Он чувствовал, что Перес недоволен, и с радостью покинул бы комнату.
— Не надо, — отмахнулся комиссар. — Рассказывайте лучше, что стряслось.
— К нам прибыл Троицкий, — Анри Перес кивнул на Мошкарина. — Алексей мыл его яхту.
— Троицкий… Троицкий… — задумался комиссар. Напряжение мозговых извилин придало ему очень важный вид. — Тот самый?.. Большой негодяй?
— Именно. Тот самый, что объявлен в международный розыск как организатор убийства. Русский бизнесмен.
— И что же он у нас делает? — искренне удивился комиссар.
— Таблетки глотает, — пояснил Мошкарин.
— «Экстази»?.. Я слышал, что у вас в России это до сих пор еще модно…
— Нет, вроде от головной боли…
— А кто прибыл с ним?..
— Трое. Все русские. По виду — бандиты.
— А что у вас с зубами? — неожиданно сменил тему комиссар.
Мошкарин смутился. За него ответил Анри:
— То же, что у всех русских, — плохие дантисты!
— Он ведь, кажется, в Португалии живет? — вновь перескочил на Троицкого гость.