Дневник полковника Макогонова - Вячеслав Валерьевич Немышев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я вчитался.
И вот в день, когда мой сюжет о выборах и Преемника не пошел в эфир, я «вскрыл сургуч» и стал читать. Читать Макогонова было невмоготу. Чертыхаясь и проклиная макогоновские синтаксис и пунктуацию, я перенабрал рукопись в ноутбук. Сократил много.
Вторую половину ночи я читал Дневник. И близко знакомился с подполковником Макогоновым.
Дневник полковника Макогонова
Придя служить на должность начальника разведки, я увидел сразу, что комендантский разведвзвод на самом деле — сброд «блатных и нищих». Понятие о разведке было у единиц.
Я с детства мечтал стать военным. Меня назвали Василием в честь деда. В сорок первом дед возил комдива. Когда немцы под Белостоком дали нашим копоти, дед отбился от своей дивизии и в городе подсадил чужого майора. Знакомый боец говорил: «Васька, не бери, ненашенский майор, ведет себя странно». Не послушал дед. Поехали они. На опушке леса видят — немцы! Майор ему: «Давай прямо к немцам!» У деда под сиденьем ствол лежал. Он того майора-диверсанта и хлопнул. Машину загнал в лес, поджег, а сам сделал ноги. Все равно его немцы повязали. Семь раз он бежал из плена. Потом наши отправили его в штрафбат. Искупил кровью. В дедовской красноармейской книжке было написано: «участие в ВОВ с 22 июня по 16 июля 1941 года». А присягу дед принял уже после войны, хотя и имел два ордена Славы.
Когда я окончил школу, работал грузчиком, помощником печника, после выучился на водителя и стал работать на самосвале. Однажды перед самым призывом заехал в военкомат. Военком увидел шпалы, наваленные в кузове, и сказал: «Пригони мне самосвал шпал, сделаю отсрочку от армии». Я ему ответил прямо: «В армию со своим призывом — это раз! Два — иду в ВДВ, в Афган! Тогда шпалы будут». Согласие было достигнуто, и вечером я пригнал машину шпал.
На следующий день военком встретился с моей матерью и все ей рассказал. Мать «встала на дыбы» и, чтобы уладить дело, в свою очередь, выписала для военкомата самосвал извести с завода. Так я поехал служить в Германию.
В училище я поступил из войск. Я старался учить все, что должен знать офицер-десантник. Уже лейтенантом стал изучать опыт армий мира. Проанализировав, понял, что самая лучшая армия была у немцев, а войска СС тренировались по ленинскому принципу: «Учиться военному делу настоящим образом». У нас в частях, где солдаты вместо огневой подготовки копали траншеи, такие плакаты везде висели.
Но немцев погубила ненависть к людям и к русским в том числе. Как известно, русский дух самый сильный. И это знают все! СС была совершенной машиной зла, и мы, русские, ее уничтожили! Но самое главное, что я усвоил из опыта войск СС, это девиз: «Храбрость солдата — прямое следствие его подготовки».
…И началась работа со взводом. По ночам мы стали выезжать в город: устраивали засады, вели поиск. Днем тренировались в развалинах завода Красный Молот.
Сержант Тимоха — это человек-залет. За ним нужен был глаз да глаз. Он вечно шнырял по комендатуре: все вынюхивал, потом мне докладывал, кто какие косяки допускает в сторону разведки, чем дышит народ за воротами комендатуры. Тимоха имел боевой опыт, авторитет, был физически вынослив. Я его сделал командиром отделения. Такой человек в подразделении был, несомненно, нужен. Но он мог стать опасным, — если упустить его, и он перестал бы «чувствовать запах носков хозяина».
Решением взвода была заведена общаковая касса, куда откладывались деньги с каждой зарплаты. Я ввел систему штрафов. Первый раз попался на пьянке — пять тысяч рублей, второй раз — десять. Если кто отказывался платить, я увольнял беспощадно. Пьянки прекратились, и впоследствии это был страшный залет. За оружие я тоже карал нещадно. Грязный автомат — штраф две тысячи, нечищеный канал ствола — пятьсот рублей. Проверял оружие каждый день. Разгильдяи страдали по-черному. Зато в кассе всегда были деньги. На кассе «сидел» Тимоха и отчитывался за каждую потраченную копейку.
…По опыту национальных батальонов СС и частей специального назначения «Бранденбург-800», в котором служили и лица кавказской национальности в том числе, можно было сделать следующие выводы. Наибольшую боеспособность демонстрировали прибалты. «Муслимы» и «западэнцы» боевой ценности не представляли. От русских же можно было ожидать чего угодно: от редкого упорства в бою, до бунта против своих хозяев.
Из собственного опыта я сделал выводы: полезными в разведке оказались калмыки, башкиры, мордва. Они хладнокровны. Кавказцы — плохие разведчики. У них есть один большой недостаток — они любят понтоваться и рисоваться. Татары и евреи — это первейшие мародеры.
Со временем я научился правильно использовать национальные особенности бойцов, в том числе и русскую упертость; успевал вовремя вскрывать и убирать случайных людей.
…Наш рабочий поселок находился на окраине шахтерского городка в Казахстане. В центре — завод железобетонных конструкций, вокруг всего четыре улицы. Большая шумная деревня. Бараки строили еще пленные японцы и немцы. Когда кто в поселке приходил из армии, все бежали смотреть на солдата. Солдат обязательно показывал, что он умеет делать на перекладине, рассказывал всякие небылицы про армию. Особый фурор производили те, кто служили в ВДВ, а первый «афганец» вообще стал кумиром поселковой молодежи.
Начитавшись всяких книг о военной истории, про армии и вооружение, я начал разыгрывать сражения у себя дома на полу. Всю технику лепил из пластилина по картинкам. Сражения затягивались на целый день, пока родители и старшая сестра были на работе. Война начиналась с нападения на Польшу и Францию. Иногда приходил мой друг, казах Ермек, и тогда проигрыши заканчивались ссорами и слезами. Летом мы шли за поселок и на отвалах песка играли в войну. Войны затягивались на несколько дней. Особенно яростными были морские бои. Слепить из глины хороший корабль типа линкора «Ямато» было довольно трудно, а авианосец «Нимиц» — искусством! Неточные копии делать не разрешалось. Мы неделями готовились к войнам. Потом за два-три дня эскадры превращались в горы песка и обломки глины.
В школе я был разгильдяем, потому и решил поступать в училище из войск. На срочной службе мне выдали ЗИЛ, и проехал я на нем от Одера до Эльбы. И там, в войсках, я увидел, что в армии творится что-то неладное в плане боевой подготовки. Вместо того чтобы стрелять и бегать, заниматься тактикой, мы строили бордюры и мыли одеялами плац. Мне показалось, что, став офицером, я смогу многое изменить.
На
