Требуется обручальное кольцо - Барбара Картленд

Она сама не знала, почему так упрямится. Врожденная гордость не позволяла ей запятнать репутацию семьи «театральным гримом».

История ее семьи была тесно связана с историей Англии и началась много веков тому назад.

Живя в отцовском доме, Рози никогда не задумывалась о семейном древе, висевшем в кабинете. Ее не особо волновали знамена, захваченные родственниками в многочисленных битвах. И о картинной галерее с бесконечной чередой портретов Ормондов она была невысокого мнения, считая ее мрачной и невыносимо скучной.

В то же время мысль, что в их глазах она может увидеть проклятие, если станет известно, что одна из Ормондов вышла на сцену, была ей нестерпима.

Это единственное, в чем она пошла против Вивиана. В конце концов он сдался и выбрал для нее псевдоним.

— Очень хорошо, — язвительно произнес он, — но если ты хочешь войти в театральный мир, то тебе стоит взять какое-нибудь броское имя, которое публика легко запомнит, — Рози вместо Розамунда и… — Он задумался, а потом договорил: — Рилл вместо Ормонд. Рози Рилл!

Как тебе нравится?

— Согласна, — равнодушно ответила Рози.

Она чуть не плакала, потому что он подсмеивался над ней. Но Вивиан, подверженный быстрой смене настроений, обнял и поцеловал жену.

— Разве важно, как ты будешь называться, — с жаром произнес он, — если ты останешься такой же прелестной? Можешь не сомневаться, моя дорогая, ты сразишь всех наповал.

Как ни странно, потому что редко сбывается то, что задумано, так оно и вышло.

Поначалу у Рози была крошечная роль в пьесе, в которой Вивиан был ведущим актером. Хотя она произносила всего несколько строк, публика начинала аплодировать, стоило ей появиться на сцене, и в конце концов ее роль увеличили.

— Ты пользуешься успехом, моя прелестница, — сказал Вивиан.

Казалось, он горд и доволен, и Рози тоже была счастлива.

Невозможно было ему объяснить, какой страх она испытывает перед тем, как выходить на сцену, где тебя разглядывают сотни незнакомых людей. Поначалу она так боялась, что голос замирал в горле, и ей хотелось только одного: убежать.

Потом она уговорила себя, что глазеющие на нее зрители не имеют никакого значения. Единственно важным во всем этом было то, что Вивиан доволен ею и любит ее.

— Я люблю тебя, люблю, — повторяла она себе, стоя в кулисах в ожидании выхода.

Именно Вивиан давал ей силы исполнять режиссерские требования. Поначалу это было не очень трудно. Они играли в пьесе, в которой он был звездой, и публика ему аплодировала. Но не потому, что его игра отличалась особым мастерством, а потому, что он был исключительно красив.

Семь лет они играли в театрах Уэст-Энда и ездили на гастроли, все неудобства которых Рози ради мужа безропотно терпела, когда появился мюзик-холл «Гейети».

Вивиана чрезвычайно взволновало это событие. Он без конца говорил о новом театре и его планах, но Рози слушала без интереса.

В отличие от Вивиана ей было трудно полуночничать, но приходилось посещать ужины после спектакля, затягивавшиеся иногда до утра, и в то же время пытаться создавать для мужа домашний уют. А это означало — вставать чуть свет в их дешевой, очень неудобной квартире, чтобы все подготовить к его пробуждению именно так, как он любит.

Мало-помалу она начала вслушиваться в его речи. Театр новый, а потому ярче, просторнее, гораздо удобнее и чище, чем их прежний сарай.

— Устроители ездили в Париж, чтобы ознакомиться с тамошними заведениями, — объявил Вивиан.

Рози заинтересовало, кто эти устроители, но не настолько, чтобы задать вопрос.

— Театр назовут «Гейети», то есть «веселье», что говорит само за себя, — чуть позже сообщил Вивиан. — Он будет располагаться на Стрэнде, а режиссером возьмут Джона Холлингсхеда.

— Хочешь на ужин бифштекс? — спросила Рози.

Она взяла себе за правило хорошо кормить Вивиана. Ее очень беспокоило, как бы он не утратил свою красоту, подобно другим актерам, которые мало ели и чересчур много пили. — Да-да, конечно, — кивнул Вивиан.

Но все его мысли были далеко, и Рози начала понимать, что с таким серьезным соперником, как этот новый театр, ей до сих пор сталкиваться не приходилось.

Разумеется, она часто ревновала. Не ревнуй она к женщинам, которые, словно мухи, липли к Вивиану из-за его красивой внешности, это было бы противно человеческой природе.

Ее расстраивали письма от поклонниц мужа. Но еще больше ее беспокоили женщины в театре. Они прямо на глазах у Рози, да и в ее отсутствие, заигрывали с ним, строили глазки, надували губки, жеманились. Вивиан не мог не быть обаятельным со всеми, кто его превозносил.

Тем временем он с каждым днем становился все популярнее благодаря той роли, которую играл в театре «Олимпик». Рози пыталась не обижаться, когда он получал приглашения на ужин, а ее не включали в число гостей.

В такие дни она одна возвращалась домой, в квартиру, которая теперь находилась на Ковент-Гарден, и ложилась спать, зная, что не уснет, пока Вивиана не будет рядом.

Иногда он старался проскользнуть незаметно. Тогда она притворялась спящей, потому что ему не нравились расспросы, отчего он вернулся так поздно.

В других случаях он приходил в приподнятом настроении, радостный и шумный. Не успев переступить порог, он начинал рассказывать, какой у него был успех. Повторял комплименты, услышанные в свой адрес, перечислял известных людей, с которыми познакомился.

Это несколько успокаивало Рози. Она понимала, что ни одна дама «ее собственного круга», как она втайне опасалась, никогда не окажется рядом с Вивианом. Хотя, возможно, ее муж развлекал аристократок, как развлекал хорошеньких девушек в театре.

Однако все время Вивиан был занят только одним — старался убедить мистера Холлингсхеда, что тому не поставить шоу в новом театре без него и конечно же Рози.

Довольно скоро Рози привыкла играть крошечные роли, на которые требовалась хорошенькая, но никоим образом не драматическая актриса. На самом деле она и не умела играть по-настоящему. На сцене она была просто самой собой: милая, скромная, прелестная, но никак не актриса.

Некоторые режиссеры ворчали и требовали от нее «вложить в слова немного души», но Вивиан был вполне доволен ее игрой. Коль скоро его жена зарабатывала деньги, позволявшие им жить с относительной роскошью, он не хотел, чтобы она вступала в соперничество с Нелли Фаррен.

Нелли была звездой, на которую публика валом валила в театр «Олимпик». Рози стала звездой театра «Гейети».

Впервые критерием отбора в театральную труппу служили не драматические или вокальные способности девушек, а их лица и фигуры. Большинству претенденток даже не пришлось говорить. Они просто должны были обладать красотой, а этого Рози хватало с избытком.