Знак судьбы - Владимир Лиштванов

Хорошо ещё, что отец пока жив и им помогает, как может.

Старик без ума от внука, да и Санька с ним дружит.

Вот только стал Старик в последнее время много болеть, да и возраст уже за семьдесят, к восьмидесяти приближается.

Наталья Петровна тяжело вздохнула и посмотрела на часы. До конца рабочего дня ещё целых два часа, а у неё уже нет сил что – либо делать. Да и что можно делать, когда сын где-то пропадает, а что творится в его душе, она не знает.

Она подошла к окну и стала тупо смотреть невидящими глазами вдаль, не было больше сил бороться с навалившимися на её плечи проблемами и заботами.

На работе тоже куча неприятностей. Вот уже три месяца нерегулярно платили зарплату, а сегодня начальник сообщил, что скоро будет большое сокращение штата. Он прямо намекнул, что она стоит первой в этом списке на сокращение.

Явно он мстил за все их стычки по работе, за то, что она всегда говорила правду.

Наталье Петровне вспомнилось, как в прошлом году они всем коллективом встречали Новый год.

Было как обычно шумно, но не очень весело, и вот когда все изрядно подвыпили и никому, ни до кого не было никакого дела, её на медленный танец, ни с того, ни сего, пригласил их начальник.

Они медленно кружились в танце, начальник стал отпускать какие-то сомнительные комплименты, всё сильнее прижимая к себе, а затем, его правая рука соскользнула с поясницы ниже и сильно сдавила ягодицу:

– Наталья Петровна, – пьяно прошептал он на ухо, – а не сходить ли нам сейчас ко мне в кабинет?

– Зачем? – удивлённо спросила она, хотя уже поняла, в чем тут дело и заранее знала ответ.

– Там у меня есть прекрасное вино, мы поближе познакомимся, поговорим, друг с другом, выясним все наши разногласия, найдем точки соприкосновения, – ответил он, сильно прижимая к себе.

– Нет, Семён Аркадьевич, не надо этого. У вас же жена, дети, зачем вам это нужно?

– Жена не стенка, подвинется, а дети не узнают, про наши маленькие шалости.

– Нет, нет, я не могу так сразу.

– Ну что вы, Наталья Петровна, мы же с вами взрослые люди, почему нам не доставить друг друга несколько приятных минут, от взаимного наслаждения друг другом?

– Что вы имеете в виду?

– Что имею, то и введу, – пошло пошутил начальник и стал пьяно улыбаться.

– Семён Аркадьевич, я вас сильно уважаю, но с вами сейчас я никуда не пойду.

– А зря, мы б прекрасно провели оставшееся время этого новогоднего вечера, и как знать, может вам ещё понравится быть со мной наедине. Ещё ни одна из женщин не жаловалась после близости со мной, все были довольны.

– Нет, нет, не сегодня.

– Наталья Петровна, Я вас очень прошу разделить моё общество.

– Как – нибудь в другой раз Семён Аркадьевич.

Он её ещё долго уговаривал побыть с ним наедине, но Наталье Петровне совсем не хотелось идти куда – то в кабинет.

Там же, как она небеспочвенно предполагала, начальник начнёт приставать, и она будет вынуждена отдаться, что явно не входило в планы на сегодняшний вечер.

Во всей этой интрижке не устраивало ни сколько перспектива стать очередным минутным увлечением любвеобильного патрона, а сколь печально виделись последствия такого служебного романа.

С обязательными пересудами сослуживцев, косыми взглядами злопыхателей и истеричными выпадами отвергнутой предыдущей любовницы.

Да и перспектива занятия сексом на служебных, хотя и мягких стульях, кабинета начальника, как говориться, «в антисанитарных условиях», Наталью Петровну совсем не прельщала.

Она уже не юная девочка, что бы заниматься любовью, где придётся, и с кем попало, нужны хотя бы минимальные удобства и соответствующие условия для занятий этим делом.

Такие сложные перипетии женских мыслей и чувств, были чужды начальнику. Вскоре его обширный поток слов и уговоров иссяк. Буйной фантазии, ограниченной изрядной порцией выпитого алкоголя, не хватило, что бы понять переживания партнёрши. Он не понимал причину отказа и это сильно бесило.

– Ну как знаете, смотрите, что бы потом не пожалели об этом, – сказал зло начальник и отпустил её.

Теперь же он явно выполняет свои угрозы, но слово не воробей, вылетело – не поймаешь.

Что сделано, то сделано и назад дороги нет.

– Наташ, ты чего, домой не идёшь? – вывел её из оцепенения голос подруги.

– Иду, иду, – машинально сказала Наталья Петровна, с великим трудом отрываясь от не очень весёлых дум.

Она взглянула на часы. Уже почти два часа она стоит у окна, но время как будто остановило свой бег.

Она поспешно собрала вещи, надела плащ и быстро вышла на улицу.

Осенний погожий день клонился к концу, солнце ласкало своими, уже не жгучими лучами природу и людей.

Но Наталье Петровне было некогда нежиться под солнцем и обращать внимание на прекрасные краски уходящего осеннего дня. Её гнала домой тревога за сына, и чем ближе приближалась к дому, тем сильнее тревога сжимала сердце, тем быстрее ускоряла шаг, в конце концов, перейдя почти на бег.

Перед домом, Наталья Петровна увидела соседскую девочку, Чеснокову Инну, ровесницу Сани, но из параллельного класса, играющую в классики:

– Инн, ты Саньку не видела?

– Недавно пришёл домой из школы, тёть Наташ, – ответила девочка, продолжая игру.

– Ну, я ему сейчас задам, – в сердцах решила Наталья Петровна, резко открыв дверь подъезда дома и быстро зашагав к квартире.

Войдя в квартиру и толком не сняв с себя плащ и обувь, Наталья Петровна с криком набросилась на перепуганного сына:

– Ты где шлялся, паршивец?!

– В школе, – упавшим голосом и потупив глаза, пробормотал Саня, чувствуя, что грозы и взбучки, не избежать.

По спине пробежали мурашки, а душа от страха ушла в пятки, горло пересохло и стало совсем скверно от предчувствия материнской бури.

Мать кричала редко, но когда разозлиться, то тут уж не остановишь.

Под горячую руку могла и огреть первым, что подвернётся.

Правда быстро отходила, но эти несколько минут бурного всплеска отрицательных эмоций, Саня помнил длительное время.

– В какой школе? – ещё пуще распаляла себя мать, – Ах ты тварь!!! Мне учительница на работу звонила и сказала, что тебя нет в школе.

– Мам, понимаешь, тут такое дело …, – начал было лепетать что – то Санька, пытаясь с ходу придумать правдоподобную историю отсутствия в школе.

Но мать, не дослушав, резко оборвала несвязное бормотание:

– Что ты мямлишь, ну что ты мямлишь, я у тебя спрашиваю русским языком, где ты шлялся? Почему не был в школе? Где тебя носило весь день? Мать работает не покладая рук, всё старается для сына, а сын растёт шалопаем, шпаной и неучем! Не хочешь учиться! Так и скажи! Тогда иди, работай, помогай матери!

Мать ещё долго ругала сына, выплёскивая на его голову град упрёков и оскорблений.

В голосе звучала вся боль и обида женского одиночества, боязнь за завтрашний день, не высказанные горести и переживания.

Через некоторое время, устав от собственной тирады, в изнеможении присела на стул и разрыдалась от безысходности, сознавая бессилие что-либо изменить и сделать.

Саня, оглушенный и опустошенный бурей материнских чувств, выплеснутых на голову, стоял перед матерью и не знал, как поступить.

Уж лучше б она ударила, или высекла, это бы легче перенес; но такой град несправедливых обвинений был намного больнее и обиднее.

Когда же она разрыдалась, полностью растерялся, ему совсем скверно стало на душе.

Саня не мог переносить материнских слёз, он подошёл к ней и тихо, неуверенно, стал успокаивать:

– Мам, ну не надо, я больше не буду так делать. Честное, пречестное слово.

– Уйди, – отрезала мать, – ты меня очень обидел. Я не думала, что у меня растёт такой плохой сын.

Санька, расстроенный, сильно огорчённый таким непониманием, ушёл в комнату, лёг на кровать и тоже заплакал. Он ни как не мог понять: почему она не выслушала, почему не дала даже слово вставить, чем вызвана такая сильная вспышка гнева.

Да, он не был один день в школе, но ведь ни чего же плохого не произошло.

Вон, Димка – булдыжка, по нескольку дней в школе не бывает, симуляет, и ни чего, никто его не ругает, никто его не бранит. Всё ему сходит с рук, а тут, один день сачканул, и на тебе…

– Вот уж правда, если не повезёт, то не повезёт, – успел подумать Саня, погружаясь в успокоительный сон.

Глава четвертая

Прошло несколько месяцев, жизнь Сани с матерью постепенно возвращалась в привычное, размеренное русло.

Они давно помирились, особенно после того вкусного торта, который он получил на шестнадцатилетие, но неприятный осадок от ссоры, в Саниной душе оставил неизгладимый след.