Журнал «Вокруг Света» №10 за 1971 год - Вокруг Света

Ночью над Большим Каньоном прошел дождь и смыл с деревьев, травы и асфальта толстый слой пыли. Все вокруг выглядело как на только что отреставрированной картине — засветились новые краски, выступили незаметные ранее детали.

Перед нами, сколько хватал глаз, распростерлась пустыня. В лучах раннего солнца она походила на фантастическое застывшее море. Волны его были окрашены кровью, но красным оно не было. Поверхность его сверкала золотом, но оно не было и золотым. У него не было ни определенного цвета, ни берегов. Больше всего это напоминало радугу, сорванную с небес индейскими богами и брошенную на берега Малого Колорадо. Индейцы называют этот край «Цветной пустыней». Мы направлялись в резервацию племени навахо, и наш путь лежал через эту пустыню. Фантастические виды захватывали дух, но пыль, поднимаемая нашей машиной, немилосердно раздирала горло, и мы ехали молча. Дождь прошел только над Большим Каньоном; эти места — совсем рядом с ним — редко видят благословенную влагу. Пестрая, вся в каких-то раскрошенных обломках, пустыня пуще всего напоминала огромный город, в незапамятные времена разрушенный страшным землетрясением.

Примерно через час пути перед нами возник ярко размалеванный щит со словами: «Добро пожаловать на землю навахо!», и, когда через мгновение щит остался позади, мы ехали уже по территории резервации навахо — самой большой индейской резервации Соединенных Штатов. Площадь ее — 50 тысяч квадратных миль. Здесь живет 100 тысяч индейцев племени навахо. Вокруг была все та же сухая пестрая земля, все так же щекотала горло пыль, но мы были уже на другой земле, среди других людей...

4 июля 1968 года индейцы навахо отмечали немаловажную дату в своей истории — столетие с того дня, как они подписали с правительством США мирный договор и получили право жить в этих местах. Подписывая этот договор, 7 тысяч голодных, измученных, окруженных со всех сторон американскими войсками индейских воинов избегли окончательного уничтожения. Они сдались после четырех лет отчаянного сопротивления. У полковника Китса Карсона, командовавшего американскими вооруженными силами, было в распоряжении в двадцать раз больше солдат и... разрешение правительства уничтожить всех индейцев до последнего. Как указывают некоторые исторические труды, полковник Карсон был большим гуманистом и ограничился только сожжением домов, да еще угнал скот и сжег индейские посевы...

Автомобилей по дороге встречалось не так уж много, но зато здесь мы гораздо чаще, чем в других местах, обгоняли пешеходов. То были индейцы: женщины в длинных юбках всех оттенков красного цвета и мужчины в ярко-синих рубашках и широкополых мексиканских шляпах. У многих мужчин волосы были заплетены в косу, перевязанную лентой. Они не поворачивали лиц в нашу сторону.

Километрах в десяти от границы резервации мы наткнулись на небольшую кучку людей. Прямо на дороге установлен был ткацкий станок. За ним сидела женщина и ткала покрывало. Пара готовых покрывал лежала рядом, и на них красовались этикетки с ценой.

Проехав Камерон, мы повернули на 89-ю автостраду, ведущую прямо на север, а оттуда — на первый же узкий извилистый проселок, петляющий меж невысоких гор.

С этого проселка мы свернули на другой, потом взяли немножко в сторону. Шоссе, как нам казалось, было где-то совсем рядом. Но, оказывается мы заблудились среди бесконечных, похожих друг на друга холмов. Далеко перед нами торчали две скалы; серый цвет их контрастировал с окружающей пестротой.

На одном из холмов стояло какое-то строение округлых форм, слепленное из серой земли. Крыша его напоминала купол обсерватории. Потом такие дома стали встречаться чаще. Ни в одном не было окон, вместо двери зияла дыра, чаще всего затянутая таким же покрывалом, которое мы видели на станке предприимчивой индианки у дороги. То были дома навахо — хоганы.

Мы решили спросить дорогу в первом же хогане. Нас встретил оглушительный собачий лай. Показался коренастый широкоплечий парень и палкой разогнал собак.

— Кто вы такие и зачем явились? — спросил он по-английски.

— Мы заблудились и не можем выбраться на магистральную дорогу.

— Держите вон к той серой скале, — посоветовал нам индеец, махнув рукой в сторону двух скал.

— Но ведь они обе серые! — Мы были в недоумении.

— Вот уж нет! Вы, белые, плохо различаете краски. Поезжайте в сторону той скалы, — он махнул рукой. — Только не стремитесь достигнуть цели кратчайшим путем. Путешествие по этой местности похоже на поиски правды: не прямая дорога, а извилистая приводит к цели.

Сквозь дверное отверстие один за другим вылезали ребятишки. За ними вышла пожилая женщина. Она что-то сказала на языке навахо.

— Она просит вас зайти в дом, быть гостями, — перевел юноша.

Поступь старой женщины была величава — казалось, она вводит нас не в хоган без окон, а во дворец.

Внутри был полумрак. На земляном полу в очаге дымились головешки, В крыше над очагом зияло отверстие, в него заглядывало небо. А по ночам, наверное, сквозь эту дыру смотрит луна, по которой уже ходили люди. Никакой мебели, лишь на полу разбросаны овечьи и козьи шкуры. Тянуло чадом, и кисло пахло овчиной.

Мы вышли наружу. От близлежащего холма, где стоял такой же хоган, медленно шел в нашу сторону старый индеец. Ветер развевал его длинные черные волосы, и это придавало ему сходство с древним пророком, бредущим по пустыне.

— К нам в гости идет врач и художник, — пояснил хозяин и, поймав мой удивленный взгляд, пояснил: — У нас это одна профессия.

— Да хранят вас добрые духи! — произнес, подойдя, старик. — Зачем вы прибыли сюда?

Старик говорил на языке навахо, а парень переводил.

— Мы заблудились.

— Не все духи сводят человека с пути, некоторые и помогают ему, — медленно выговорил старик. — Я могу вам посодействовать в том, чтобы к вам обратили свой взгляд добрые духи. Я исцелитель и, рисуя на песке, общаюсь с ними.

— Нельзя ли нам взглянуть на ваши рисунки?

— Сегодня я еще ничего не рисовал — никому не нужна была моя помощь.

— Пусть ваши рисунки помогут нам выбраться на правильную дорогу.

— Идем, — бросил старик, и мы послушно зашагали за ним.

Мы вышли на ровную площадку, где, прикрытые обломками досок и разной ветошью, виднелись кучки разноцветного песка. Старый индеец сел на корточки и взял в руки по горсти песку из двух кучек.

— Сейчас светит солнце, потому я буду делать дневной рисунок, — пояснил он, и струйки цветного песка потекли между его пальцев.

Он работал сосредоточенно, словно бы ничего не видя и не слыша вокруг себя.

— Есть два рода рисунков, — пояснил молодой индеец. — Одни делают на восходе солнца и уничтожают к закату. Другие создают в те часы, когда солнце прячется за горизонт, и они живут до зари. Глядя на рисунок — в лучах солнца или в свете луны, — врач предсказывает людям будущее, дает добрые советы, лечит от болезней.

Постепенно под руками художника возникло солнце, какая-то странная птица и длинная волнистая линия. Окончив работу, старик взглянул на нас.

— Такова ваша судьба, — объявил он многозначительно.

Картина выглядела как ковер, вышитый пестрыми нитками.

— Вы найдете дорогу, если поедете в ту сторону, куда сейчас падают ваши тени, и если уплатите за рисунок, который я для вас сделал, — объявил нам художник.

Петляя среди невысоких холмов и не упуская из поля зрения серую скалу, мы ехали в ту сторону, куда падали наши тени, и скоро выбрались на автомагистраль.

...Когда намечались границы четырех штатов — Аризоны, Нью-Мексико, Юты и Колорадо, администраторы в столице США взяли линейку и прочертили их на карте двумя перпендикулярными линиями. Точка пересечения линий, перенесенная с карты на местность, стала своего рода географической достопримечательностью. Это единственное место во всей стране, где под прямым углом граничат четыре штата.

Возле бетонного параллелепипеда — монумента на стыке границ — фотографировалась какая-то американская семья. Аппарат переходил из рук в руки, но на каждом снимке кто-нибудь из членов семьи отсутствовал — ведь кто-то должен был снимать!

— Сам бог послал вас сюда! — обрадовался вспотевший владелец аппарата. — Надеюсь, вы не откажетесь помочь нам увековечить семью в полном составе?

— Как приятно встретить белых людей на «Диком Западе», — любезно продолжила разговор его супруга.

Мы отщелкали несколько кадров; хозяин аппарата в знак благодарности снял на фоне монумента нас. Потом достал из багажника несколько банок пива. Впечатления, видать, переполняли его.

— Ну как вам здесь? — спросил он нас и, не дожидаясь ответа, заговорил сам: — Будь я индейцем, я поставил бы здесь, где мы сейчас стоим, ресторан с окнами на все четыре стороны, сделал бы четыре двери — и все выходили бы в разные штаты. Кто не захотел бы отобедать в таком ресторане? Белые оставляли бы здесь свои доллары, а индейцы делались бы Рокфеллерами и Морганами. Но попробуйте это им объяснить — как об стенку горох! Ужасно непрактичны!