Край безымянных вершин (отрывки) - Герберт Тихи

Переправа через реку требовала от проводника известного искусства. Он ложился животом на спину яка, подтягивал ноги и полы своей шубы и таким образом переезжал на другую сторону.

Позже мне выдался случай самому испытать этот способ благодаря особой предупредительности проводника и шерпов, которые решили избавить меня от необходимости каждый раз снимать и надевать обувь. Скажу только, что я предпочту тридцать раз окоченевшими пальцами расшнуровывать и зашнуровывать ботинки, нежели повторить такую переправу.

Яки не такие уж крупные животные, но, когда тебе надо влезть на спину яка, а у тебя за плечами тяжелый рюкзак, як кажется великаном.

После нескольких неуклюжих попыток, вызывающих неудержимый хохот даже самых воспитанных шерпов, вам все же удается взобраться. Поскольку цель всех этих усилий – при переправе уберечь ноги от воды, то вы должны лежать на животе, задрав ноги кверху и судорожно цепляясь за вьюки. Несмотря на все неудобства, даже в таком положении испытываешь некоторое удовлетворение: все, что зависело от тебя, сделано, теперь дело за яком.

После двух-трех не очень энергичных попыток сбросить новую ношу животное покорно замирает на месте. Но замирает так, что даже самые громкие вопли проводника и угрожающие жесты шерпов не могут заставить его сдвинуться. Лишь после основательного пинка як оживает. Опустив голову, словно бык на арене, и колотя «всадника» хвостом по всем доступным местам, як ступает в воду.

Возможно, со стороны животное выглядит очень внушительно и воинственно, но тому, кто лежит на его спине, не до внешних эффектов: голова находится значительно ниже ног – и кажется, что вот-вот проскользнешь через рога в воду.

Почему-то этого не случается. Однако в тот самый момент, когда ездок уже начинает приободряться, его подстерегает новая неприятность: становится настолько глубоко, что як вынужден плыть. Правда, за ними укрепилась слава хороших пловцов, и многие дороги оказались бы совершенно непроходимыми, если бы не это драгоценное качество. Но все же в эти моменты испытываешь такое ощущение, словно лежишь в плоскодонке, которая вот-вот перевернется.

Разумеется, вьюк и одежду уже захлестывает водой, зато за ноги можно быть спокойным – скорее намочишь спину и плечи.

Наконец кошмар кончился. Несколько быстрых шажков, и як на берегу. Вы сваливаетесь с его спины, делая вид, что это ловкий прыжок, и, заметив, что до нитки промокшие шерпы стучат от холода зубами, решаете и в следующий раз предпочесть броду спину яка!

Кстати, хочу выразить свое недоверие физикам. Широко известно, что температура воды не может опуститься ниже нуля по Цельсию – тогда, мол, вода превращается в лед. Возможно, этот закон и действует в тех краях, где живут физики, но температура воды в Барбунг Кхола была, в лучшем случае, минус десять градусов.

Долина продолжала спускаться, над кустами засветились белые стволы березок. Мы разбили очередной лагерь, на высоте четыре тысячи сто метров.

У нас были дрова, костер и прекрасный обед – чай, масло, кровяная колбаса, жареная печенка. Но, самое главное, перед нами возвышалась северная вершина Дхаулагири.

Много гор приходилось мне видеть: Нангу-Парбат в Кашмире, Канч в тропических джунглях Сиккима, Кайлас, священную гору Азии, отражающуюся серебряной пирамидой в зеркальных водах озера Манасаровар. Но ничто не может сравниться с видом на семитысячник Дхаулагири со стороны Барбунг Кхола. В эти дни я жил в непрерывном опьянении красотой. И, разумеется, мы прикидывали, как совершить восхождение.

– Вон по тому гребню, затем через тот карниз, и мы уже на предвершинном гребне.

– Легкая гора, – подтверждал Пазанг.

Но мы видели только последние тысячу или две тысячи метров. А главные трудности скрывались внизу.

И все же я не сомневался, что здесь мы совершим большое восхождение. Карта показывала наличие трех семитысячников, и, судя по той же карте, ледники с северной стороны были не слишком крутыми. Наиболее доступной казалась вершина Чурен Химал высотой 7360 м.

Я постарался заразить своим увлечением Пазанга: показал ему карту, ткнул пальцами в горизонтали, обещающие пологий ледник, и заявил, что это совсем легкий «двадцатичетырехтысячник» – Пазанг привык считать в английских футах. Его умный, но в данном случае ничего не понимающий взор скользнул по карте. Затем шерпа сказал:

– Хорошо, легкая вершина, возьмем ее.

Несколько дней я оставался в плену собственной иллюзии, так как не мог еще правильно истолковать все хитросплетения карты…

А долина Барбунг Кхола становилась все великолепнее. Деревень не было, зато нам часто попадались культовые сооружения: ряды чортенов, каменных арок, сквозь которые можно пройти, лишь пригнув голову. И ни одной человеческой фигуры кругом! Здесь обитали одни боги, и надо сказать, что они выбрали себе неплохое место.

На склоне прямо против нас, очень крутом, с отвесными скальными массивами мы увидели маленькое строение – детский кубик среди утесов-великанов.

– Монастырь, – объяснил проводник.

– А как же ламы попадают туда? И чем они живут? – удивился я.

– Они летают по воздуху…

В Азии мне часто приходилось слышать о чудесных превращениях, при которых человеческое тело становится невесомым. Правда, сам я этого не видел, и лишь двое или трое из моих собеседников утверждали, будто лично наблюдали подобное явление. Нам это кажется невероятным, но послушайте, что сказал мне один крупный немецкий физик:

– Вы знаете, что такое сила тяготения? – спросил он. – Что это – волны? Волновые колебания? Мы можем ее рассчитать, но подлинная природа этой силы нам неизвестна. И я допускаю, что отдельные люди после длительных упражнений научились излучать волновые колебания, которые нейтрализуют силу тяготения. Я, конечно, не убежден в этом, но как ученый могу допустить такую возможность.

Вспомнив эти слова, я решил не спорить с проводником, а три дня спустя, когда мы вышли, наконец, к деревне, спросил у местных жителей, как бы мне пройти в монастырь.

– Чужеземцу незачем туда идти, – отвечали они, – монахи все равно улетели.

Они так и сказали – «улетели». Я несколько раз переспросил Пазанга, и он, мобилизовав все свои языковые познания, не подыскал иного слова, кроме того же самого: «улетели».

С каким бы удовольствием я использовал свои записные книжки, которые таскал с собой всю дорогу, именно в этой долине! По природе отнюдь не оптимист, я задолго до начала путешествия представлял себе различные несчастья: перелом ноги, вывихнутое плечо, поврежденный позвонок, в общем что-нибудь такое, от чего люди не умирают, однако надолго оказываются не в состоянии продолжать путь… Итак, я буду лежать больной, вдали от всякого жилья. Двух шерпов придется послать в Индию, двое других останутся присматривать за мной. Шесть недель, а то и больше мы будем ждать врача из Индии…