Верность - Адриан Романовский

— Очень рад! Очень рад вас видеть, батенька! Садитесь, садитесь вот сюда, — сказал он, убирая со стула карты и рукопись. — Рассказывайте, каким это ветром вас принесло сюда?

Беседа затянулась до вечера. Клюсс сразу почувствовал, что Давыдов живет своей работой и уверен, что его труд не может быть ни прерван, ни признан историей бесполезным. Вспоминали знакомых, сослуживцев. Давыдов никого не осуждал, многих жалел, всем и всеми живо интересовался.

— Ну а ваши как дела? — спросил он вдруг, косясь на штатский костюм Клюсса. — Вы теперь счастливый отец и вновь обретенный супруг! Чем вы намерены заняться?

Клюсс отвечал, что ещё в Архангельске, оставляя «Таймыр», решил не служить больше в военном флоте и теперь намерен поступить в какую-нибудь контору, где требуется знание английского языка.

— В контору? — рассмеялся Давыдов. — Очень благоразумное, но совсем нереальное решение-с! Русских контор нет, как нет и купеческой России, которая их плодила. На конторах остались только русские вывески. Там вам, батенька, не место. Вы из тех, кто, принимая звание морского офицера, готов умереть под андреевским флагом за нашу матушку-Русь. Не можете вы оформлять продажу в розницу этой самой России только потому, что так неудачно вернулись в Архангельск на нашем славном «Таймыре». Будут другие корабли, и понадобятся для них командиры. А вы — в контору!.. Ведь защищать русский Дальний Восток и его моря надо! Упустим время — нас потомство за это добром не помянет!

— Но здешние власти не особенно стараются давать отпор японцам, — возразил Клюсс.

— Ошибаетесь, батенька. Несмотря на присутствие здесь японских войск, Приморье входит в Дальневосточную республику. А в Хабаровске и за Амуром власть этой республики совершенно независима: японцы оттуда вынуждены были уйти.

— Простите, Борис Владимирович, я не совсем понимаю, что это за республика?

— ДВР — буферное государство, буржуазное по форме, но управляемое большевиками. Оно не только мешает японцам напасть на нас «для искоренения Советов», но и служит плацдармом, где накапливаются силы для военного отпора. Да и японцы уже не те. У них, видите ли, назрело столкновение с Америкой. Война может вспыхнуть в любой момент, и поводом к ней может оказаться именно захват нашей территории, стратегического ключа, так сказать, вроде Камчатки или Командор. Поэтому японцы хотят, чтобы кролик сам прыгнул в пасть удава. Хотят, чтобы известные круги русских сами захватили бы для них свои же территории. Парадоксально, но именно так-с!

— Простите, Борис Владимирович, я опять не совсем понимаю. У кого захватили? Ведь территория-то пока русская?

— Как у кого? У большевиков, конечно!

— Значит, все антибольшевистские группировки инспирируются японцами?

— Не только инспирируются, но и щедро финансируются. Через упомянутые вами конторы, например. Правда, те, кто пользуется их «услугами», тешат себя мыслью, что, как только встанут на ноги, пошлют японцев ко всем чертям. Но я в это не верю. Воздушные замки-с! Уж я японцев знаю.

— А как же здесь, в Приморье, им дается отпор?

— О, это сложная, хитроумная игра… Главное для нас — выиграть время.

— Откуда, вы думаете, следует ждать помощи? — спросил Клюсс.

— Помощи? Помощь извне для объединения России — химера! Сказка для детей младшего возраста! Могучая и великая Россия нужна только русским.

— Кто же её объединит? Большевики?

— Тот, за кем пойдет народ, батенька. Мужики-с. А наше с вами дело быть с народом, не отгораживаться от него. Поступиться самолюбием, сословными и личными предрассудками…

Было уже темно, когда они расстались. Клюсс пошел домой пешком. Встреча и беседа очень его озадачили, вызвали вихрь противоречивых мыслей.

Ему было мучительно стыдно за то, что он, командир, бросил корабль и удрал к жене и дочке. Хотя Давыдов даже намеком не осудил его за это, Клюсс понимал, что бывший командир «Таймыра» сам бы так не поступил.

Внимание Клюсса вдруг привлекла мерная поступь сотен ног, обутых в сапоги. Навстречу из темноты шли солдаты сдвоенными рядами, без оружия, в серых шинелях. Хвост колонны терялся в темноте. Кто-то подсчитал ногу, и звонкий голос запевалы вывел:

Вышли мы все из народа,Дети семьи трудовой, –а стоголосый хор дружно подхватил:Равенство, братство, свобо-о-да,Вот наш девиз боевой!

Клюсс был удивлен и обрадован: в оккупированном японцами Владивостоке есть ещё, значит, настоящие русские солдаты! Остановившись, он пропускал мимо загорелые, бравые, усатые лица — многоликий образ бессмертной русской пехоты. А солдаты шли и шли, ряд за рядом, тяжело отбивая шаг.

За первой ротой появилась вторая. Впереди легким размашистым шагом шёл уже немолодой командир, с рыжеусым, изъеденным оспой лицом и ухватками бывшего фельдфебеля. Внешне он мало отличался от своих солдат: та же мешковатая шинель, но фуражка с офицерской кокардой и поверх шинели кобура. Грузно шагавшая за ним рота подхватила припев:

Народной охраны солдаты!Приморье врагу не дадим!Берите винтовки, гранаты,Назад палачей отразим! –

по-солдатски оборвав последнее слово.

«Вот это отпор! — подумал Клюсс. — Да еще какой!»

— Откуда здесь эта часть? — вырвалось у нето.

— Как же-с, — ехидно ответил шедший рядом пожилой мужчина в фуражке инженера, — батальон сопочников, разрешенный японцами под названием дивизиона народной охраны и предводительствуемый бывшим офицером Нильсен-Гирсом, из бывших датчан.

— И вооружение есть?

— Будьте покойны, вооружены до зубов, хотя японцы разрешили только винтовки. Оружия здесь припрятано достаточно, особенно американских пулеметов. Ещё социалист Керенский заказал для «войны до победного конца», да не успели доставить по назначению. А теперь, извольте видеть, пока бить некого. Нашего брата буржуя японцы не разрешают, а самих японцев — у сопочников храбрости не хватает… Ну, мне налево, имею честь! — И, приподняв фуражку, словоохотливый попутчик повернул в боковую улицу.

«Да, — подумал Клюсс, — если все мы будем так рассуждать, русские солдаты с офицерами из бывших иностранцев, а то и совсем без офицеров будут-таки воевать с японцами. А мы в это время будем отсиживаться дома или по тюрьмам, ругать большевиков и терпеливо ждать прихода какого-то мессии… Нет, тут что-то не так! А выход напрашивается сам собой: стать на своё место».

Утром, несмотря на протесты жены, он явился в штаб Сибирской флотилии и был назначен командиром одного из посыльных судов.

Воспоминания о событиях, которые привели его в военную флотилию Дальневосточной республики, были прерваны стуком в дверь. Вошел вахтенный матрос:

— Товарищ командир! Штурман приказали доложить: орудию привезли.

Сверкая рубином левого отличительного огня, к «Адмиралу Завойко» подходил портовый буксир борт о борт с небольшой баржей. На палубе баржи около десятка военных матросов и разобранная пушка Гочкиса, в незакрытом трюме — груда ящиков.

Когда баржа была ошвартована, Клюсс приказал погрузить всё привезенное в трюм, положив сверху пушку и ящики с её снарядами. Трюм закрыть, брезент заклинить по-походному.

— В море поставим её на место, — ответил он на удивленные взгляды.

На другой день Клюсса вызвал к себе председатель Приморского областного управления Антонов. Ещё вчера, при встрече в штабе флотилии, он произвел на Клюсса положительное впечатление: седеющие волосы, бородка, опрятный штатский костюм, спокойный внимательный взгляд. Запомнились и слова Антонова: «Реальных сил для военного отпора Японии у нас пока нет. Это вынуждает к тактике уступок, чтобы выиграть время и не допустить здесь капитуляции русской государственности. Америка нам помогать не будет. Её политика — столкнуть Японию с Китаем, Россию с Японией. Говорят, что американцы демократы. Может быть, это и так, но, выходя на международную арену, они оставляют демократию дома».

Антонов ждал Клюсса в просто обставленном светлом кабинете. Когда Клюсс вошел в приемную, секретарши не было. Через открытую дверь кабинета он услышал голос Антонова:

— Получилось очень удачно. Наши военные моряки завладели пароходом. И капитана назначили хорошего: говорит мало, но веско и искренне, словесной лавировки не любит. Сказали, что бывалый моряк.

— Кадровый офицер? — спросил скрытый портьерой собеседник.

— Очевидно, так. Да вот и он сам, — встал навстречу Клюссу Антонов. Поднялся и его собеседник, сухощавый мужчина средних лет, с правильными чертами лица, густой черной шевелюрой и клинообразной бородкой.

— Это Александр Семенович Якум, — представил его Антонов, — он назначен к вам начальником экспедиции. Знакомьтесь.