Последний занавес - Найо Марш

— Если будет позволено сказать, — заговорил он, — у вас глаза на лоб полезут, когда вы увидите, что она вытворяет. Взять хоть кактус в кровати Сони. К сожалению, это папина любимица, поэтому она практически неуправляема. Ну и конечно, ее нельзя бить, разве что от ярости удержаться не можешь, потому что имеешь дело с необычным ребенком.

Он задумчиво посмотрел на пламя камина.

— Дальше — Полин, моя старшая сестра, это важная персона. Милли, золовка, она постоянно смеется без всякого повода и ведет дом, потому что ее муж, мой старший брат Генри Ирвинг, умер.

— Генри Ирвинг![4] — Трой так и подскочила. «Нет, это положительно сумасшедший», — с тревогой подумала она.

— Естественно, я говорю об актере Генри Ирвинге. Это кумир папа, вот он и назвал сына его именем. Ну и, наконец, Соня. Соня — это папина любовница. — Томас откашлялся на манер старой девы. — Ситуация прямо-таки библейская. Помните Давида и Ависагу-сунамитянку? Все в доме Соню недолюбливают. Должен сказать, она очень плохая актриса. Я вам не наскучил?

Совсем не наскучил, но Трой ужасно не хотелось в этом признаваться.

— Ничуть, — побурчала она и спросила у Томаса, не хочет ли он чего-нибудь выпить.

— Спасибо, если найдется, с удовольствием, — кивнул он.

Трой пошла за выпивкой, рассчитывая по дороге разобраться в своем отношении к посетителю. Кэти Босток она обнаружила в столовой.

— Ради Бога, Кэти, — сказала Трой, — пошли со мной. Ко мне там настоящий монстр заявился.

— И он останется на ужин?

— Я не предлагала, но, наверное, да. Так что придется все же открыть банку консервов из запасов Рори.

— Может, вернешься к этому типу?

— И ты со мной, ну пожалуйста. Я боюсь его. Он рассказывает мне о своей семье, представляет всех в весьма отталкивающем виде, но при этом рассчитывает, что мне все-таки захочется с ними познакомиться. Но что меня более всего беспокоит, в этом семействе есть какая-то дьявольская притягательность. Важная персона Полин, стяжательница Соня; страшная малышка Пэнти, Милли, которая постоянно смеется без всякого повода. И папа, этот великан, собирающийся подарить себе собственный портрет, потому что нация так и не удосужилась наскрести…

— Только не говори мне, что ты согласилась!

— Ну уж нет. О Господи, нет, конечно! Что я, психованная? Но… не спускай с меня глаз, Кэти, — закончила Трой.

3

Томас принял приглашение поужинать, выразив полное восхищение консервированными новозеландскими лангустами.

— У нас есть друзья в Новой Зеландии, да и в Америке тоже, — сказал он, — но, к сожалению, рыбные консервы вызывают у папа приступы гастроэнтерита. А появись они на столе, и папа не сможет противостоять соблазну, так что Милли наложила на них запрет. Следующий раз, как поеду в Анкретон, она выдаст мне несколько банок для личного пользования.

— Так вы живете не в Анкретоне? — спросила Трой.

— Конечно, нет, ведь работаю-то я в Лондоне. Так, время от времени наезжаю на выходные, чтобы дать семье возможность поделиться своими секретами. Папа любит собирать нас. На его день рождения целое мероприятие готовится. Приедут Пол, это сын Полин, у него нога повреждена, потом еще Седрик, сын Миллимент, он модельер. Вряд ли Седрик вам понравится. Еще моя сестра Дездемона, сейчас она без работы, но рассчитывает получить роль в новом спектакле в «Кресенте». Так, кто еще? Надеюсь, будет другая моя золовка, Дженетта, со своей дочерью Фенеллой. Ее муж, самый старший из моих братьев, Клод, — полковник оккупационных сил, он еще не вернулся в Англию.

— Да, целая компания, — заметила Кэти. — Вот уж повеселитесь.

— Без стычек, конечно, не обойтись, — откликнулся Томас. — Когда двое или трое Анкредов оказываются в одном помещении, будьте уверены, подколоть друг друга они возможности не упустят. Вот тут-то как раз я и пригожусь, потому что у меня шкура дубленая, со мной они друг другу перемывают косточки. И Соне, это уж самой собой. О Соне все мы толкуем. Вообще-то мы надеялись торжественно презентовать портрет папа по этому поводу, — добавил он, задумчиво глядя на Трой. — По правде говоря, ради этого все и затевается.

Трой пробормотала что-то невнятное.

— На прошлой неделе папа просто-таки восторгался, разглядывая костюм Макбета, — продолжал Томас. — Помните его? Мотили делал. Красного цвета, в духе Паоло Веронезе, темный, но прозрачно-темный, с дымчатым капюшоном. У нас в Анкретоне есть, видите ли, маленький театр. Я привез с собой оригинальный задник для одной из сцен в интерьере и повесил его. Какое совпадение, не правда ли, — невинно продолжал Томас, — что именно вы оформляли тот спектакль? Конечно, вы помните его, не можете не помнить. Сцена очень простая. Силуэт разрушенного замка. Макбет одевается и встает перед стеной, упершись подбородком в рукоятку меча и словно к чему-то прислушиваясь. «Благие силы дня уснули»[5], помните?

Трой прекрасно помнила эту строку. Аллейн любил рассказывать, как однажды, в рассветные часы ветреного дня, ее продекламировал ему какой-то констебль из ночной смены. Голос Томаса, прочитавший эту строку с чисто актерским пониманием смысла, прозвучал эхом голоса ее мужа и сразу же отвлек Трой от всего остального.

— Некоторое время он то выздоравливал, то снова заболевал, — говорил меж тем Томас, — и впал в полное уныние. Но мысль о портрете крепко встряхнула его, и он вбил себе в голову, что написать его должны именно вы. А как же, вы ведь писали его ненавистного соперника.

— Сэра Бенджамина Корпорала? — негромко проговорила Трой, переводя взгляд на Кэти.

— Ну да. И старина Бен на каждом углу повторяет, что вы пишете только тех, кто вас увлекает — как художницу, я имею в виду. Он говорил нам, что вы безумно увлеклись им как художница. Мол, он единственный актер, которого вам захотелось написать.

— Ничего подобного, — сердито огрызнулась Трой. — Это был заказ его родного города — Хаддерсфилда. Старый болтун!

— Папа он сказал, что нечего и обращаться, все равно вы ему от ворот поворот дадите. Между прочим, когда принесли вашу телеграмму, папа был одет в костюм Макбета. «Ага! — сказал он. — Это знамение. Как думаете, дорогие мои, мисс Трой — или ему следовало бы сказать „миссис Аллейн“? — понравится эта поза?» И знаете, он в этот момент таким молодым выглядел. А потом прочитал вашу телеграмму. Должен сказать, что воспринял он ее довольно спокойно. Просто протянул Милли со словами: «Не надо было мне надевать этот костюм. Он всегда одни только беды приносил. Я старый тщеславный дурак». Он вышел, переоделся, и с ним, беднягой, случился приступ гастроэнтерита. Ладно, мне, наверное, на вокзал пора.

— Я отвезу вас, — сказала Трой.

Томас было запротестовал, но Трой лишь нетерпеливо отмахнулась и пошла заводить машину.

Томас вежливо попрощался с Кэти Босток.

— А вы умный малый, мистер Анкред, — мрачно сказала Кэти.

— Правда? Вам так кажется? — скромно потупился Томас. — Да что вы, право? Умный? Я? Да ни за что на свете. Покойной ночи. Приятно было познакомиться.

Кэти прождала полчаса, пока внизу не послышался звук двигателя возвращающейся машины. Почти сразу же открылась дверь, и на пороге показалась Трой. На ней было светлое пальто. На лоб упал локон коротко постриженных темных волос. Руки были засунуты в карманы. Она неловко пересекла комнату и искоса посмотрела на Кэти.

— Ну что, избавилась от своего чудака-приятеля? — осведомилась мисс Босток.

— Да. — Трой откашлялась. — Он до конца выговорился.

— Так, — протянула мисс Босток и после продолжительной паузы спросила: — Когда ты уезжаешь в Анкретон?

— Завтра, — бросила Трой.

Глава 2

ОТЪЕЗД

1

Трой надеялась, что Томас Анкред просто попрощается и оставит ее одну насладиться предотъездными минутами. Она обожала путешествовать поездом и не желала терять ни секунды этого драгоценного неудобства. Но вот вам пожалуйста, на Юстонской платформе стоит Томас, сказать ему явно нечего, и наверняка его переполняет то чувство скуки, которое всегда возникает при подобного рода ситуациях. «Почему бы ему не приподнять шляпу и не удалиться», — нервно подумала Трой. Но, поймав его взгляд, уловила такую растерянную улыбку, что испытала мгновенную потребность успокоить его.

— А я вот все думаю, — заговорил Томас, — вы, наверное, возненавидели нашу семью.

— Не важно, ведь, так или иначе, я еду работать.

— И то верно, — согласился он, явно испытывая огромное облегчение. — Вы представить себе не можете, до чего мне не нравятся иные актеры, но, когда я начинаю с ними работать, порой чуть не любовь приходит. Конечно если они делают, что я им велю.