Число смерти (CИ) - Галина Емельянова

Официантка наконец-то подошла. Я расплатилась и вышла на шумную улицу ждать Эльзу.

Бывшая одноклассница приехала через час, и весь этот час Камаль делал попытки убедить меня в моем Даре. Он отстал, только когда я садилась в машину.

Я рассказала однокласснице историю, о педофиле и Даре, как бы вычитанную из книги. И спросила ее, как человека выросшего в верующей семье и верующей: «Что делать, героине?»

Все это до смешного напоминало карикатуру на известную сцену в «Братьях Карамазовых», баптистка Эля, сжав узкие, бесцветные губы прошептала: «Убить»!

Всю дорогу до дома подруги нас никто не преследовал.

— Никого убивать не надо, я позвоню в полицию. Не так уж много в Лилькином городке туристов, одиноких мужчин. Найдут. И накажут, — Франц был деловито сух и спокоен.

Он всегда такой был. Даже в первом классе, он вел себя, как маленький старичок.

Он был с детства аккуратист и педант. Таскал с пятого класса за Эльзой портфель и обворачивал ее учебники белой бумагой.

— А это нормально, звонить в полицию? — удивилась я.

— Нормально, здесь все так делают. Потому и порядок.

Утром, выглянув в окно, я увидела на противоположной стороне невероятных размеров негра, или как теперь принято писать афроамериканца. Он развернул плакат, на котором было написано «30 000».

Увидев меня в окне, он сделал недвусмысленный жест рукой, как бы перерезая себе, нет мне, горло.

Камаль позвонил по телефону в десять утра, в одиннадцать в дверь позвонил переводчик господина Мваны. Он плаксиво поведал мне через запертую дверь о своих пяти детях, и о жестокости своего господина.

Сидеть, взаперти находясь в одном из красивейших городов Европы было глупо. И я, избавившись от визитеров, обещанием подумать, вышла из дома.

А денек, похоже, налаживался, светило солнце, в парке, куда меня доставило такси, гуляли дети и туристы. Поедая жутко вредную сосиску, с такой же противопоказанной мне булочкой, я опять была атакована Камалем.

— Фрау Катерина, я нашел более легкий способ доказать ваш Дар.

— Ну что еще?

— Гадалка, медиум. Назовите, как хотите. Госпожа Аттила ждет нас.

— У меня нет денег. А будущее она тоже предскажет?

— О не заботьтесь, деньги есть у меня.

— О, как меня вашу русский бесит, а известно вам Камаль, кто такой Аттила?

— Нет, но она лучшая в этом городе предсказательница.

Авто Камаля долго петляло по старинным улочкам пока не уткнулось бампером в стену из красного кирпича. В стене двери не было, но как только мы вышли из машины, стена без малейшего шума поехала в сторону.

Помощник гадалки завязал нам глаза и проводил к своей госпоже.

Госпожа Аттила, сидела в полумраке, в неверном свете свечи лет ей можно было дать лет пятьсот. Довольно крупное, породистое лицо, оттеняли черный одежды.

Конечно, на столе стоял мой любимый шар с падающим снегом внутри. Знаете, такое чудо, рождественский шар, тряхнешь его, и внутри падают снежинки. Снежинки, в шаре колдуньи кружились, правда, черного цвета.

Госпожа Аттила смотрела куда — то вдаль, мимо меня, надо думать в вечность и, сказав несколько слов, величаво указала нам на дверь. Камаль попытался ее разговорить, я думаю, ему было жалко потраченных денег, но тут же появились прислужники, и нас вытолкали из дома.

— Ну и что, каков результат? — жмурясь от яркого солнечного света, спросила я без интереса.

— Ангел смерти Израель, у нее за спиной. Вот ее слова Вам еще нужны доказательства, фрау Катерина?

— Так, что все писец мне полный, что ли, — засмеялась я.

— Нет, Вы только проводник воли ангела смерти. Но я человек бизнеса, основанного на банальной привычке людей умирать. Поэтому мое предложение остается в силе.

С полным комфортом меня доставили домой. Вечером у Эли, как у активистки собиралась вся община, мне это было неинтересно, и я сбежала в пивную напротив. Сидя у телеэкрана, с жареными колбасками, с кружкой превосходного баварского пива, я услышала в вечерних новостях следующее сообщение: «Сегодня, в три часа дня, на …был обнаружен трупп, известной ясновидящей и прорицательницы фрау Аттилы. В абсолютно закрытой комнате, не обнаружено никаких следов пребывания посторонних, и следов насильственной смерти, тоже не обнаружено. Со слов очевидца, пожелавшего остаться неизвестным, на лице медиума застыла маска ужаса. А на лбу был вырезаны неизвестные иероглифы».

Я поперхнулась пивом, и словно — кто-то в пивной мог меня узнать, и в полной панике поспешила к подруге.

Слава богу, все ее гости уже уходили. Стараясь не дышать перегаром, на сектантов, я уже хотела нырнуть в постель, но тут раздался звонок в дверь.

Муж подруги открыл дверь и удивленно повал меня:

— Катя, это тебя.

На площадке стоял не Камаль, и не переводчик, а переминаюсь с ноги на ногу малыш. Лет так пяти. Он положил мне в руку записку, и, краснея от смущения, убежал.

Записка написана была непонятными мне иероглифами и внизу прекрасным почерком по русские — «Верни то, что тебе не принадлежит!»

Квартира подруги уже не казалась мне безопасной, да и надо быть полным свинтусом, чтобы так ее подставить. Поэтому я, придумав несуществующего кавалера, сбежала в гостиницу. Мои евро таяли, вместо того чтобы заработать я транжирила последние сбережения. Но не позвонить сыну я не могла.

— Сыночек, ну как у вас дела. Как Света, Анечка?

— Все путем. Ты как? — и шепотом. — Береги себя.

Слезы не дали мне говорить. Сыночка моя, зая. Отчего тебе непременно надо было взрослеть и становиться подкаблучником.

Разговор с сыном так расстроил, что пришлось воспользоваться мини-баром в номере.

Попивая холодное пиво я смотрела от скуки в окно. Даже находясь в опьяненном сознании я поняла: Меня выследили.

Напротив гостиницы то и дело проезжал мотоциклист, весь в черном. Снова шел дождь и я переодевшись в кожаную куртку переложила все документы и деньги в карман. Как только открылись магазины, я зашла и купила миленькую коробочку для камешка из четок. Ведь именно ее я должна вернуть.

Что-то я такое читала, о числе бусин в четках, какое-то священное число, правда какое так и не вспомнила, да оно и не важно. Мотоциклист ехал за мной от самой ювелирной лавочки. Сев под самый большой зонт я положила на столик коробочку с самого края, мотоциклисту оставалось только протянуть руку и все. Но он, отчего-то схватил мою сумочку со спинки кресла и был таков. Наверное, сквозь черное стекло шлема ему не видна была коробочка, ну и дурак.

Пока мотоциклист мчится с моей полупустой сумочкой, есть время рассказать, наконец, читателю, как я простая русская баба, оказалась дружна с немцами — баптистами.