Телефон безмолвия - Елена Анфимова

— А что еще? — спросил женский голос из кресел первого ряда.

— Очень, очень много, милая дама, — галантно отозвался Юз. — В частности, самым тщательным образом изучается гороскоп поступающих. Предпочтение отдается «Змеям». Но и это далеко не все: изучается генеалогическое древо, медицинские показатели, круг знакомств, наклонности, привычки, и, как заключительный этап, проводится собеседование.

— Нельзя ли подробней обо всем этом? — заинтересовалась женщина.

— Увы. Я и так сказал слишком много. Разболтался. Процесс проверки и приема, так же как и личность принятых, строго засекречены. Могу сказать только, что «Телефон безмолвия» — дело не такою уж далекого будущего. Начато строительство здания, где расположится наша служба, идет набор доноров. Наши агенты, психологи со стажем, работают уже в самых разных уголках страны. Но не думайте, что донорство сулит какие-то необыкновенные льготы. Должен сказать, что донор, чей профессиональный уровень снижается, донор, допустивший ошибку, как бы это сказать помягче… не возвращается к обычной жизни. Ну, да не это главное.

— Но как вам удается сохранить такую секретность? Ведь если кандидатура окажется неподходящей для ваших целей… не убиваете же вы ее? — настаивал тот же голос.

Юз присмотрелся и зафиксировал в первом ряду довольно молодую особу с пышной прической странного василькового цвета. «Васильковая особа», — сразу же подумал он. Дело было даже не в ее волосах голубоватого тона, просто чудилось что-то в ее худеньком теле, тонких руках, бледном личике, что невольно вызывало ассоциацию со слабым полевым цветком, растущим среди ядреных злаков.

— Чувствуется, что уважаемая собеседница увлекается детективным жанром или даже литературой ужасов. Мы никого не убиваем. Нет. Просто мы не говорим претенденткам лишнего. До определенного этапа конкурса они даже не догадываются ни о чем. Сейчас же я говорю вам об этом столь откровенно потому, что набор почти закончен.

После неполных трех часов общения с Ученым советом Юз получил записку: «Мне необходимо с вами поговорить. Жду в двадцать третьей аудитории», — и не удивился.

III

На подоконнике двадцать третьей аудитории, как Юз и предполагая, сидела, васильковая особа. Она резво спрыгнула на пол в после краткого замешательства протянула руку:

— Васса.

Юз принял ее руку и с легким неудовольствием отметил, что кисть ее слаба и мягка, такую руку хочется стиснуть нарочно, чтобы услышать легкое «ой». Женщина посмотрела удивленно, слегка встряхнула пальцами.

— Насчет работы, что ли? — грубо спросил Юз и посмотрел нехорошим раздевающим взглядом.

Васса просительно улыбнулась. Юз уселся на подоконник, где только что сидела она, вытянул вперед толстенькие ножки и внимательно посмотрел на свои видавшие виды ботинки.

— Тридцать седьмой размер, — проговорил он сокрушенно. — Проблема с обувью. Приходится в «Детском мире» покупать. А на мальчиков плохо шьют, никакого вида.

После этих слов Юз достал из кармана брюк большой клетчатый платок, отвратительно громко высморкался, внимательно рассмотрел содержимое платка, снова положил его в карман и только после этого взглянул на васильковую женщину. Похоже, он остался доволен произведенным впечатлением.

— Итак, голубушка, не согласитесь ли вы вступить со мной в половую связь?

— Связь? — слабо переспросила Васса.

— Я вам противен?

И пока женщина пыталась сориентироваться в ситуации, натыкаясь на густо расставленные психологические ловушки, Юз продолжал, но уже совсем другим тоном:

— Конечно, конечно. Другого я и не ожидал. Если бы вы знали, моя хорошая, как я бываю в такие минуты себе мерзок! Все это ширма, только ширма для уязвленного, ущербного человека. Вот знаете, чего мне захотелось больше всего, когда я только вошел сюда? А мне захотелось опуститься на колено и поцеловать край вашей одежды. Но разве смею я ожидать от вас чего-нибудь кроме насмешки или неприкрытого отвращения? Вот так. Природа сколотила меня из отходов производства и теперь сама стыдится своей работы. А мне-то каково? Одна жизнь и одна внешность, это не снимешь с себя, словно костюм. Знаете, ни одна женщина не смотрела на меня с любовью. Нет, я не девственник, но каждая новая моя подруга движима своими обстоятельствами. Каждая спит со мной, сдерживая смех или же превозмогая гадливость.

— Но кольцо? — сипло спросила Васса. — Вы женаты.

— Кольцо! Кусочек металла. Ношу для самоутверждения. Играю сам с собой в женатого человека. Мысленно называю ее Нат. Прихожу вечером, а она: «Дай ботинки, их надо просушить». И ей все равно, что тридцать седьмой размер. Хоть тридцать пятый. Она любит мои руки, мои ноги, пузо мое, и я, как маленькая собака, готов лизать ей пальцы. Но ведь ее нет! Нет никакой Нат, и я устал снова надеяться и снова терять надежду.

Юз оглянулся на окно. Улица темнела. Застигнутые часом пик, брели по тротуару толпы и толпы.

— Не гоните меня, — попросил он, обращаясь к стеклу; и потом еще раз к Вассе с напором и страстью: — Ради Бога, не гоните меня. Может быть, пройдет время, и вы перестанете замечать, что я урод. Разве так уж важен вес, рост, размер ботинок, если вы любите. Дайте мне шанс, умоляю. Пожалейте меня.

Юз осторожно слез с подоконника, подошел к растерявшейся женщине и стал перед ней на колено. Прошло несколько мгновений прежде, чем он почувствовал прикосновение мягких пальцев к своему лысеющему темени.

— Что и требовалось доказать! — воскликнул Юз, вскакивая и отряхивая штанину. — Вынужден вам отказать, милая, хоть и очень жаль. Я ведь работаю по системе Станиславского, вживаюсь в образ, и, пожалуй, где-то даже чувствую то, что говорю.

— Но…

— Грубый фарс, дорогуша. Вы заглотили голый, хе-хе, крючок. Ну как можно поручить серьезную работу человеку, который готов растрачивать себя в повседневной жизни направо и налево. Вы прониклись сочувствием к нелепому толстячку, а был бы я красавцем, вы бы уже заглядывали мне в глаза, повизгивая от восторга.

— Глупо, — сказала Васса.

— Что глупо?

— Глупо и грязно иметь дело с такими людьми. Вы действительно считаете, что чем меньше работает душа, тем больше ее потенция? Функция формирует орган, если помните.

— Вот у нас уже и полемика. Чудненько, — развеселился Юз. — Не надо сравнивать душу с мышцей, которую чем больше упражняешь, тем она больше может. Не надо упрощать.

Васса задумалась ненадолго, а потом пошла к двери, не прощаясь.

— Как, и это все? — совсем уж развеселым голосом закричал Юз.

— Я не упрощаю, — ответила Васса, задерживаясь в дверях. — Душа, это на самом деле очень просто. Просто душа.

IV

Этой ночью она проснулась в «час ведьм». Каждый, кто просыпался в этот час, испытал душное чувство тоски и отвращения к себе. В Вассу словно вселился вдруг какой-то чужой разум, который с брезгливым любопытством исследовал мысленным оком ее тело, нехотя рылся в мозгу. На правой ноге выросла косточка, искривив стопу, голени поросли черными волосками, которые приходится сбривать чуть ли не через день — унизительная процедура, под правой грудью появилась странная бородавка, с которой следовало бы сходить к онкологу, но страшно — а вдруг? Но самое печальное — улыбнешься себе в зеркало — от глаз к ушам тут же протянутся морщинки, заметная пока только себе самой паутина времени. Неужели это она, Васса, рассматривает себя так холодно и пристально, без сочувствия, пожалуй, даже с легким отвращением? А что же делается в этой коробке, именуемой черепной? Бродят в массе сырого теста чудесные дрожжи, поднимается опара. Что она видела только что во сне?

Будто она с Сашей — младшим братом — на даче, и Саша говорит ей о том, что простого тритона, если очень хорошо кормить, можно вырастить до человеческих размеров, а потом научить его кататься на велосипеде.

— Здорово, — говорит Васса. — А зачем?

— Будет в цирке выступать…

— Жалко его мучить, — снова говорит Васса.

— Тогда другое, — Саша неистощим. — Видела у папоротника на обратной стороне листьев черные точки?

— Видела. Да.

— Это зародыши змей. Можно отрезать одну такую точку, положить в сырое место, греть, как в инкубаторе. Тогда вылупится змееныш. Он привыкнет к тебе, станет совсем ручным. Как собака. Ты его воспитаешь.

— Я боюсь змей.

— Но он же будет тебя любить, охранять. Ты сможешь его гладить.

— Я не хочу его гладить. Он холодный и, наверное, скользкий.

— Тогда завтра утром пойдем к муравейнику, — не унывает Саша.

— Что там делать?

— Муравьи, когда думают, что рядом никого нет, бывают настоящими.

— Как это — настоящими?

— Муравьиные король и королева надевают короны, мантии и садятся на трон, вокруг встают подданные, и как только появится солнце, они поют свой гимн. Тоненько-тоненько. Если мимо проходит какой-нибудь композитор, он думает, что это он сам придумал музыку. А у муравьев каждый день новый гимн, некоторые композиторы каждый день к муравейнику ходят.