У пропасти - Сергей Семенов

И такие думы несколько мирили ее с Москвой и помогали забывать деревню.

На второй неделе по приезде Поли Даша заявила ей:

– - Ну, дочурка, нашла тебе место.

– - Куда?

– - Лавочник наш рекомендовал в нумера тут небольшие, на кухню; пока будешь кухарке помогать, а там, попривыкнешь, в горничные поставят.

Поля обрадовалась.

– - Только бы взяли, дай Бог, а то мне все равно.

После обеда Даша повела дочь на место. Там ее осмотрели, расспросили -- сколько лет, будет ли делать, что заставят, и сразу порешили принять. Хоть сначала положили и небольшое жалованье, но обещали к праздникам подарки и прибавку со временем. И мать и дочь были рады и этому.

На другой день утром Даша отвела дочку на место. С этого дня для обеих началась новая жизнь.

Как чувствовала себя дочь в своей новой жизни, Даша не знала, но для нее самой жизнь значительно изменилась. Теперь уж никакая забота не стала грызть ее, и она могла дышать гораздо свободнее, могла встряхнуться от постоянно душившей ее тяготы и взглянуть на жизнь иными глазами.

"Вот теперь я вольная птица, -- думала Даша: -- как хочу, так и живу… Слава Богу, отмаялась… пятнадцать лет маялась без отдыха, без останову. Когда я отдыхала? Когда в деревню ездила; а часто ли это было? Да и какой это отдых? Приедешь, поживешь недельку, глядь -- деньги все; опять надо ехать во тьму кромешную, опять надо деньги зарабатывать… И какая это подлая должность -- горничная! Господи Боже! мастеровщина, фабричные всякие -- праздники хоть знают, в церковь сходят, помолятся и отдохнут, а у нас как праздник, так самая погибель: то к хозяевам твоим гости придут -- встречай да провожай, то самих отправляй; часто спать до коих пор не ляжешь, или ляжешь не раздеваясь, как собака измученная, и спишь. А теперь уж отдохну хоть маленько, а возьму свое. Вот пройдет месяц-другой, обживется моя дочурка, прикоплю деньжонок, возьму да отойду от места и хоть один месяц поживу на вольной волюшке, хоть посплю спокойно".

С такими думами Даша носилась не один день и в самом деле чувствовала себя много спокойнее. Когда было свободное время или когда господа посылали ее куда-нибудь, она заходила навещать свою дочку. И видя, что Поля скоро привыкла к своей должности, работала хорошо и не только не тосковала по деревне, а за один месяц еще раздобрела и во многом изменилась, -- летний загар сошел с ее лица, кожа становилась белее, и под подбородком образовался порядочный подзобок, -- мать радовалась и после каждого посещения дочери делалась веселее и беззаботнее.

"Скоро большая совсем будет и на настоящее жалованье пойдет, тогда и ей и мне житье будет".

Прошел другой и третий месяц, как Поля приехала в Москву. Даше не пришлось уже отсылать обычные три рубля в деревню, и у ней появились деньги. Вместе с тем явилось желание развлечений, завязались новые знакомства. Ей казалось, что вот теперь только пришла ее молодость, теперь только она узнала сладость жизни. К делу Даша была уже не так внимательна: сплошь и рядом она стала забывать, что надо делать. Господа начали на нее покашиваться и говорили, что Даша портится.

Однажды, отпросившись со двора, Даша с прислугой из соседнего дома пошла гулять в Сокольники, пробыла там слишком долго и возвратилась выпивши. Несмотря на свой не совсем обыденный вид, она направилася прямо в комнаты, но Аграфена, встретившаяся на крыльце с ней, остановила ее:

– - Куда ты прешь-то такая, лешая?

– - А что? -- удивившись, спросила Даша.

– - Да ведь ты пьяная, как ты такая господам-то покажешься?

– - А им что за дело? Не на их счет пила, -- говорила расхрабрившаяся Даша.

– - Неловко, они и то сердятся, что ты часто со двора ходишь да подолгу гуляешь.

– - Пущай сердятся, эко добро; мне с ними не детей крестить.

И Даша храбро направилась прямо в комнаты.

На другой день ей сделали строгий выговор и пригрозили прогнать, если она еще раз явится в таком виде. Даша выслушала выговор молча, с опущенными глазами; ей было и стыдно и горько, что она довела себя до того; но это продолжалось не долго; немного спустя после выговора она уж думала:

"Плевать, не держите, эко я испугалась; откажете, я другое место найду, а как в клетке сидеть не буду. Довольно с меня, насиделась".

И после следующей отлучки она опять вернулась нетрезвая.

Прошел год, как Поля приехала в Москву. Она за это время совсем преобразилась; выросла на целую голову, окончательно развилась из девочки в девушку и уже служила не на кухне, как сначала, а горничной: убирала комнаты у немногочисленных жильцов, чистила им обувь и платье, подавала самовары, бегала в булочную. Кроме жалованья, которое ей хозяйка увеличила, она получала подарки на чай, и каждый месяц, когда к ней приходила мать, отдавала ей то пять, то шесть рублей, а иногда и больше. Даша все больше и больше втягивалась в праздную жизнь, которою она вознаграждала себя за те лишения и заботы, которые ей пришлось испытать во время воспитания дочери.

На том месте, на котором она встретила приехавшую из деревни дочку, она давно уже не жила. Ее разочли за нетрезвое поведение. Она поступила к другим людям,

– - 17 --

не очень богатым, но простым, а этого только и нужно было Даше; она рассчитывала, что на таком месте скорее можно жить так, как хочется. Здесь она прежде всего завела новых знакомых, сблизилась с прислугой других жильцов и проводила время весело.

Однажды вечером новые господа послали Дашу в молочную, где она встретила одну девушку, жившую прежде по соседству; поздоровались, разговорились. Оказалось, девушка живет неподалеку у богатых господ, и живет хорошо. Она сразу же стала звать Дашу к себе в гости. Даша обещалась.

В праздник, в который звала Дашу ее новая приятельница, господа куда-то уезжали; поэтому Даша решила пойти со двора не спросясь, так как тут недалеко. И, проводивши господ, она накинула шаль на голову и пошла. У приятельницы Даша застала целую компанию. Тут была вся прислуга этого дома, два кучера со стороны и дворник. На столе были поставлены бутылки с водкой и пивом и разные закуски. Дашу угостили водкой; она выпила, но немного и стала молча наблюдать гостей. Гости были подвыпивши, смеялись, шутили, рассказывали различные анекдоты из своей и господской жизни. Всех больше забавлял рассказами дворник. Это был молодцоватый мужчина из солдат, плотный, с жесткой, щетинистой бородой и бойкими глазами. Он рассказывал все больше про деревенских людей и всячески глумился над ними. Все смеялись, слушая эти рассказы, но больше всех смеялась Даша. Дворник взглянул на нее, крякнул, покрутил усы и продолжал рассказывать в том же духе.

Прошло часа два. Даша вспомнила, что ушла не отпросившись; она встала и начала благодарить за угощение и компанию. Дворник тоже встал и сказал, что ему скоро нужно на дежурство итти, распростился и вышел из кухни вместе с Дашей.

– - Приходите опять когда к нам, у нас весело здесь, -- говорил дворник Даше, идя с ней рядом по двору.

– - Спасибо, -- молвила Даша.

– - А то ко мне заходите, я вот здесь живу, -- указал дворник на небольшую сторожку у ворот.

– - А вы с кем живете? -- робко спросила Даша.

– - Один.

Даша вопросительно взглянула на дворника; тот не смутился от ее взгляда, а как-то вызывающе улыбнулся.

Вся кровь бросилась в голову Даши, руки и ноги у ней задрожали; она потеряла силу воли и, совсем не думая и не желая этого, почему-то остановилась. Дворник взял ее за руку.

– - А то сейчас зайдемте, поглядим, как у меня; у меня хоть и тесно, а хорошо.

Даша хотела вырвать руку из его руки, но не могла.

Домой пришла Даша поздно.

Кухарка и прачка тотчас же бросились к ней с раcспросами, где она была: господа давно уже воротились и спрашивают ее.

Даша, страшно бледная, с лихорадочно блестящими глазами, молча взглянула на них и, сбросив с себя шаль и проведя дрожащей рукой по волосам, пошла в комнаты.

– - Где вы были, почему вы без спросу ушли? Как вы смели это сделать? -- набросилась на Дашу при входе ее в комнату барыня и приготовилась было прочитать ей хорошую нотацию, но Даша сразу дала ей отпор.

– - Где была, там нету, -- глухим, прерывающимся голосом молвила она и, войдя в свою комнатку, бросилась ничком на постель.

Барыня, ошеломленная ее дерзостью, с минуту простояла неподвижно, как окаменелая, потом вдруг, густо побагровев, сорвалась с места и со всех ног бросилась к барину, чтобы передать о только что полученном от прислуги оскорблении.

На утро Даше вынесли паспорт и деньги и приказали сейчас же убираться вон.

Даша молча взяла расчет, молча оделась и вышла из комнаты, не заходя даже в кухню; вышла на улицу и пошла, куда глаза глядят.

Долго Даша шла без цели, без направления, сама не зная куда, и шла до тех пор, пока так устала, что ноги ее с трудом двигались. В изнеможении она опустилась на первую лавочку у чьих-то ворот и задумалась: что ей теперь делать, куда итти?