Дорогами мойры - Глеб Селезнев

Олег ходил уже в четвёртый класс и молча хранил все свои мечты и тайны, а скверный учебный процесс воспринимал не ахти как, когда ему неожиданно объявили, что его забирают в бездетную семью. Олега эта новость ошеломила: всю жизнь жил в детдоме и тут – на тебе. Да и кому понадобился пацан в таком возрасте? Сначала он даже отбрыкивался от воспитателей, уговаривавших его, но потом пришёл толстый, уже не молодой на вид дядька и объяснил, что два года назад его жена и десятилетний сын погибли при роковых обстоятельствах, а Олег ему понравился. В итоге и дядька этот странноватый, но с добрыми и больными какими-то глазами приглянулся Олегу и они вместе уехали в Громянск.

С дядей Володей (папой он его никогда не называл) Олег прожил в комфортной, но пустой какой-то квартире многоэтажного дома до шестнадцати лет, и приёмный отец потянул его за собой на завод, договорившись с начальником своего цеха. Олег начал немного зарабатывать, даже приносить домой еду, особенно в последний год, потому как дядя Володя стал тогда часто пить, работать толком не работал, хотя по старой дружбе его никто и не думал увольнять. Всем искренне жаль было этого человека с пронзительно – тоскливыми дворняжьими глазами. В том числе и Олегу. Говорили они мало, не потому что не о чем было, – просто Олег видел, что приёмный отец смотрит на него с какой-то смущённой горечью, и ему было неловко за это. Сейчас Олег был уверен, что этот несчастный человек усыновил его не потому, что ему нужен был ребенок, а просто, потеряв своего, он как бы желал взамен помочь кому-нибудь из чужих детей. Олег не знал как погибла его семья, но предполагал, что дядя Володя чувствовал в этом свою непосредственную вину и таким вот образом, быть может, её искупал.

Дядя Володя умер, когда Олег был в школе, с утра – сердце не выдержало второго инфаркта, а скорую было вызвать некому. На похоронах он не проронил ни слезы.

Начались проблемы со школой – раньше он появлялся на заводе только после уроков, теперь же на учёбу времени почти не хватало. Обеспокоенные и порой разгневанные учителя стали звонить в соответствующие инстанции, к Олегу стали приходить различные представители различных отделов по различным вопросам. Олег чуть ли не в косяки зубами цеплялся, когда ему объясняли, почему он не может дальше жить один в этой квартире. «Хрен выселите!» – орал он в ошарашенные добродетельские лица. – «А квартиру, квартиру куда денете, гады!?». Лишь чудом в сумасшедшей стране (в которой, впрочем, могло произойти что угодно, а уж чудеса, связанные с подходом к своей работе ответственных органов – тем более) в тот промежуток времени он остался проживать в собственной квартире, а не в одном из мест, где столбенеет даже человек, прожжённый и искалеченный реалиями повседневности.

А в один прекрасный день приехала одна тётка, десятиюродная сестра покойного приёмного отца Олега из какого-то там Горошкина и взяла его в опекунство. На самом деле, – он с первой минуты уловил это в её глазах – ей нужен был далеко не Олег, ещё один голодный рот в семье. Он стал всё меньше появляться в этой, пропахшей чужими людьми квартире, почти всё время проводил на работе или, по вечерам, в грязных подъездах, выпивая порой со своими сверстниками из боле благополучных семей, и ему совершенно непонятно было, почему пьют и отираются на улице эти люди, у которых есть и мама с папой, и своя крыша над головой. Но он совершенно не завидовал и не был зол на этих людей, многие из них были весьма неплохими ребятами и всегда уважали его, несмотря на то, что он в этой компании был, пожалуй, самым младшим. Благодаря ему, кстати, и подбирались в основном неплохие люди: те, кто ему не нравился, а он своих симпатий и антипатий не скрывал никогда, просто его боялись, ровным счётом ничего не понимая в этом человеке, но чувствуя скрытую в нём необычайную силу, не только физическую, а какую-то ещё.

Подходил к концу одиннадцатый класс и учителя, знавшие о ситуации в семье Олега вытянули его кое-как к экзаменам и на экзаменах, дали всё-таки нормально закончить школу. Ему как раз исполнилось тогда восемнадцать лет, и вот тут снова нашлись добрые люди. На заводе его бригадир, Алексий Иванович, который всегда хорошо относился к дяде Володе, да и Олега, кажется, уважал не меньше (в свою очередь, и Олег ему никогда не отказывал, когда тот просил о чём-то), помог ему выиграть дело в суде, – вернее помогла его дочь с юридическим образованием, и тётка Олега ни с чем умотала в своё Горошкино. Поступить в институт областного центра ему тоже помогли родственники Алексея Ивановича, без содействия которых его вряд ли бы взяли куда-либо с его аттестатом.

Поселившись в институтском общежитии и лишь изредка приезжая в Громянск на свою квартиру, Олег запил, по началу, по чёрному, но не потому что так неожиданно появились всевозможные соблазны и свободы студенческой жизни, просто внутренний душевный неустой, терзавший его и до этого, стал тогда просто невыносимым. Бесконечные гулянки, драки, приводы в милицию, предупреждения о выселении из общаги… Как-то это всё докатилось до деканата и качественное чуть было не переросло в количественное, когда он висел на волоске от отчисления. Он покончил с таким образом жизни, махом перерубив всё что его с ним связывало. Постепенно он стал больше времени уделять учёбе, тем из однокурсников, которые действительно считали его другом и всем источникам информации об освоении малого бизнеса. Всё это помогло ему, конечно, несколько забыть о тех мыслях, которые так терзали его всё это время.

В конце второго курса он удачно продал свою квартиру в центре Громянска, за бесценок купил неплохой деревянный домик на окраине у родственников-алкашей умершего хозяина и основал своё предприятие, занимающееся изготовлением из отходов и издержек целлюлозно-бумажного завода предметов быта, сувениров и разного рода безделушек. С открытием своего дела стало намного сложнее совмещать учёбу с работой, особенно учитывая тот факт, что фирма его была в Громянске, а институт в центре, но это же и помогло как-то притупить то, что так мучило и полосовало душу. Прежние терзания, казалось, оставили Олега.

Всех этих подробностей Дамир, разумеется, не знал и рассказал Эле о жизни Олега не в двух даже, а в полутора словах, вновь побудив её к раздумьям об этом человеке.

Олег не заставил себя долго ждать, опять появившись, как чёртик из табакерки. На его голову было небрежно нахлобучено нечто вроде огромного сомбреро.

– Купаться идём? – спросил он, улыбаясь.

Река была совсем рядом с домом и парни недолго мучились, неся к ней сложенную яхту небольших размеров. Никто из друзей уже не удивлялся увлечениям и талантам Олега. Река была неширокой – всего метров семьдесят, но с очень чистой, тёплой и почти недвижимой водой. По берегам возвышались корабельные сосны, между которыми почти не было никакого подлеска, а расстояние между самыми ближайшими деревьями было таким большим, что можно было бы при желании ездить по всему этому лесу, по бурому ковру из прошлогодней хвои на автомобиле, не боясь где-нибудь попасть в тупик. На том берегу кроны сосен казались пепельно-синими, а над ними возвышалось ослепительно-голубое небо, без единого облачка. И яркое солнце заливало всю эту местность, вкупе со смолистыми соснами придавая ей янтарный блеск.

Эля сидела на носу лодки и украдкой поглядывала на Олега, правящего руль. Его загорелое, с правильными чертами, лицо, отражавшее солнечные блики, было обращено к ветру и выражение этого лица казалось Эле олицетворением всего этого замечательного дня. Если не приглядываться к глазам… Взгляд Олега был направлен в сторону дальнего берега, но, казалось, он смотрел ещё дальше, как будто насквозь этой очевидной синеватой полосы леса, и ни за что взгляд этот нельзя было назвать безмятежным, таким же как день. Так ей показалось тогда. А ещё она подумала в тот момент, что, несмотря на всю непростоту и бездонность Олега, к нему не нужно было долго привыкать и притираться, чтобы понять – вызывает он симпатию или наоборот. Не прошло ещё даже двух дней, а она уже успела пропитаться всеобщей любовью к этому необычному человеку, который относился к ней весьма вежливо и галантно.

Между тем они уже повернули обратно и подплывали к «их берегу». До них доносился весёлый смех уже слегка «поддавших» Максима с Дамиром, которые варили уху из небольшого улова. Олег сложил парус и вытащил яхту на берег.

– Олег! – сразу же позвал Максим.

– А?

– А у тебя ружья нет?

– Нет, а тебе зачем?

Максим вытянул нижнюю губу.

– Ну-у, на охоту бы сходили.

– А ты умеешь?

– Что?

– Охотиться, – что!

– Ходил пару раз на даче.

Олег на минуту задумался, присаживаясь у костра, а затем, загадочно глядя в огонь, сообщил: