Секрет ее счастья - Клаудиа Дэйн

Но Даттон стоил этого риска, не говоря уже о жемчуге. Она не могла позволить себе забыть, что все это было ради того, чтобы вернуть ее жемчуга. А то, что они у Даттона, — это несомненно.

— Я сделаю все, что вы посчитаете нужным, — сказала Луиза, в свою очередь, наклоняясь к Софии.

София кивнула и одобрительно улыбнулась.

Как бы тревожно ни стало Луизе от этой довольно расчетливой улыбки, она сдержалась. Как безжалостно! Но Даттон и жемчуга перевешивали все остальное.

— Прекрасно, — мягко произнесла София. — Мы отлично поладим. Мне нравится, когда мои приказы выполняются беспрекословно.

— Приказы? — переспросила Луиза, ее только что подавленное волнение нахлынуло с новой силой.

София тактично пожала плечами:

— Поручения? Советы? Инструкции? Выберите любое слово, какое вам больше по душе. Главное, чтобы мы преследовали одну цель. Я буду инструктировать, а вы — подчиняться.

Луиза не привыкла подчиняться. Но жгучее желание обладать жемчугом, а заодно и захватившим ее воображение лордом Даттоном заставляло поступиться принципами. Принципы не имеют значения, пока она не добьется своей цели.

— Я готова на все, лишь бы вернуть свой жемчуг, — уточнила Луиза.

— Все это так естественно, — сказала София, поблескивая темными глазами. — Женщина просто хочет обладать своим жемчугом. А мужчина, который его взял, должен быть наказан.

— Наказан? О нет. В этом нет необходимости, — тут же ответила Луиза. — Я вполне уверена, что ответственность за продажу моих жемчугов лежит на моем отце. Вряд ли лорд Даттон мог удержаться от такой сделки.

— Вот как? — мягко сказала София. — Я в той же мере уверена, что он, немного постаравшись, мог бы купить и чей-нибудь еще жемчуг. Мне кажется, он практически украл жемчуга с вашей изящной шейки и разыграл этот публичный спектакль, подарив их другой женщине. И раз уж так получилось, что эта женщина — моя дочь, скажу, что он поступил совсем не по-рыцарски, не так ли? Однако я могу утверждать, что Кэролайн не проявляла ни малейшего интереса к лорду Даттону, а также к жемчугам, кому бы они ни принадлежали. Весь этот спектакль с жемчугом, в котором замешаны Кэролайн и лорд Даттон, — всецело идея лорда Даттона.

Луиза об этом не подумала. Даттон сделал это специально, чтобы заполучить ее жемчуга? Он сделал это, чтобы привлечь ее внимание? Или чтобы оскорбить ее? И почему он решил сделать этот подарок именно леди Кэролайн на самом интересном вечере сезона?

В случае с Даттоном любой вариант вероятен. Он был пугающе ловок как в соблазнении, так и в оскорблении. Завязавшиеся отношения походили на утомительный роман. Луиза была его героиней, но ее порой довольно откровенные призывы не получали внятного отклика. А ведь она столько раз давала Даттону возможность ответить на них.

В душе Луиза вынуждена была признаться, что она безнадежно влюблена в него, а он вопреки ее усилиям был к ней равнодушен.

Такова правда. Но с ней нелегко смириться!

Двери Белой гостиной отворились, И Фредерикс внес чай, прервав поток неприятных мыслей.

— Джентльмены вернулись, леди Далби, — сказал Фредерикс приглушенным голосом. — С гостями. Вы их примете?

София вскинула взгляд своих темных глаз на Фредерикса и как ни в чем не бывало сказала:

— С гостями? С мужчиной, я полагаю?

На что Фредерикс кивнул с большим энтузиазмом, чем следовало дворецкому. Он был американцем. Луиза полагала, что это и послужило причиной его вульгарной фамильярности.

— Разумеется, пригласите их, — ответила София, наблюдая за Луизой, которая пыталась удержаться от попытки пересесть поглубже в прекрасный шелковый уют кресла. — Я думаю, это может оказаться полезным, Луиза. Стоит попробовать и развлечься.

Что-то стояло за этим замечанием. Это заставило Луизу насторожиться.

В этот момент двери Белой гостиной снова распахнулись, давая возможность полюбоваться на нескольких мужчин необычной привлекательности. Все отошло на второй план, и только деликатное покашливание Софии заставило Луизу очнуться и привстать с легким реверансом, чтобы поприветствовать джентльменов. Они были представлены ей должным образом, а она посчитала, что ответила, как подобает. Луиза получила соответствующее воспитание, и правила этикета всегда выручали ее в наиболее сомнительных ситуациях. Знакомство с мужчинами из семьи Софии, безусловно, попадало под такое определение.

Опустившись вновь в белоснежное, обтянутое узорчатым дамастом кресло, Луиза постаралась поприлежнее расправить свои шелковые юбки и не выдать пристального интереса к вошедшим. Но сдержать любопытство было совершенно невозможно.

Сперва стоило бы отметить сына Софии — поражающего своей юной красотой графа Далби. Волнистые каштановые волосы, влажный взгляд темно-карих глаз, внутренний задор, отраженный в совершенных чертах его лица — он казался таким свежим по сравнению с мужественным Даттоном, о чем она вынуждена была себе напомнить.

И, тем не менее, брат Софии, безусловно, затмил графа Далби. Он поражал шокирующим сходством с американскими индейцами или, по крайней мере, с тем, как их представляют в великосветских гостиных. Все в нем было как-то необычно. Очень высокого роста, с темным загаром, прямыми черными волосами, свободными прядями, спадавшими на резко очерченное лицо. Даже глаза на его лице казались лишь прорезями, в которых плескалась какая-то упорная мысль. Сейчас его взор был устремлен на Луизу с той пристальностью, к которой она не привыкла.

Однако Луизу смутило то удовлетворение, с которым она воспринимала его интерес.

Он был представлен как мистер Джон Грей, хотя сразу же стало понятно, что для всех присутствующих он просто Джон.

Просто Джон. Луиза никак не могла представить, что позволит себе обратиться к нему по имени. Правда, она и не предполагала, что ей вообще понадобится обращаться к нему. Она надеялась, что не понадобится. Казалось, он готов извлечь еще бьющееся сердце из груди, не моргнув и глазом.

Джон Грей явился в сопровождении трех сыновей, едва вышедших из совсем юного возраста, но на деле, также, как и лорд Далби, далеко небезопасных, несмотря на молодость. Джорджу, по мнению Луизы, было около двадцати. Он походил смуглостью и высоким ростом на отца. В общем, она вынуждена была признать, что, несмотря на свои истоки, он чем-то напоминал греческую статую. Смуглая, взъерошенная греческая статуя с удивительной ямочкой на левой щеке, которая появлялась, стоило ему только усмехнуться. Да, так и есть. Вряд ли такое поведение заслуживает одобрения, но чего еще можно ожидать от индейца, если верить всем этим романтическим сплетням.