Древняя книга. Преображение уже началось - Игорь Уваров

– Пукочка, милая, ну, вставай. Он убил тебя, но зачем? Зачем, братишка, зачем ты вообще пошёл… Я же не видел, что это ты, ой, глупый. Ну, пожалуйста, оживите, ну не умирайте.

Он прижимал к груди тельце Пуки и стонал:

– Дружочек, ну, проснись, как я без тебя, тебе ещё надо жить, ты бы нас всех пережил, ты бы жил…

И толи он услышал это, толи ему приснились слова Пуки: «Ну, что ты Грамш? Я всё равно буду оберегать тебя, а Рэван, он простил тебя».

Когда утром Грамш открыл глаза и увидел кедры, тянущиеся к солнцу, тогда он ещё надеялся, что это был просто кошмар. Но кровь, под рукой тело недвижимого друга, в стороне мёртвый брат с малиновым от крови лицом – всё тело Грамша обмякло.

В деревню возвращался Грамш. На спине он нёс погибшего брата, а в руках перед собой милую его сердцу, бездыханную Пуку. Он всё рассказал, как было. Рассудительные Арон с Ярой опечалились, но молчали. Кричала Чадра:

– Ты, тупой верзила, убил моего мужа.

Грамш решил уйти, чтобы не мозолить глаза жителей деревни, и без того не понимающих его образа жизни. А Чадра прокляла его. И в этом Проклятье собралась вся ненависть неразделённой любви, насмешка над потерявшим нелепого друга и уныние от смерти мужа.

– Ты получишь своё, я заклинаю. Ты хотел общаться со зверьём и с травой, огурцами там всякими. Ха, теперь общайся только с ними. Пусть глаз человеческий не видит тебя, и пусть боится любой человек голоса твоего и прикосновений твоих, ибо тебя нет. А ты, будь проклят, перестанешь понимать человеческой речи, отныне, – орала Чадра вслед уходящему Грамшу.

Она изгоняла свою любовь, больше никогда она не встретится с ней, ведь Грамш уходил от неё навсегда.

Он уже исчез в дебрях леса, а Чадра всё проклинала, пока злость не переросла в бессилие. Она начала осознавать, что её любовь – Грамш – покинул их (чему способствовала, именно, она), забрав предварительно жизнь Рэвана. Чадра пятилась назад и всхлипывала. Она пятилась до тех пор, пока не перестала ощущать под собой твердь. Она оступилась с края скалы и упала на камни, там найдя свою смерть, обретя свой покой. Но её Проклятье сбылось.

Всевышний дал Арону и Яре ещё одного ребёнка, и тоже сына. Он получил имя Велес, и он уже не понимал языка природы.

Так просто. Срубленное дерево лишило человека общения с Ним, как говорят теперь с Богом, с Творцом и Создателем всего сущего; мы не видим Его и часто не понимаем, даже многие не верят в Его существование, но Он с нами и помогает преодолевать тернистый путь к Вечному Счастью. С убитой гиеной человек потерял дар речи в общении с природой. А с убитым человеком, братом Грамш лишился возможности говорить с людьми, понимать их, но не только он. Проклятье Чадры разнеслось ветром на весь мир и пало тенью на многие будущие поколения людей.

«Кто согрешит тем, что слышал голос проклятия»

Велес был смиренным человеком, ничего плохого он не совершал, да и хороших поступков за ним не было замечено. Незаметный человек незаметно ушёл из жизни, оставив после себя потомство, потомство, возродившее впоследствии искусство Магии.

Но ещё до этого возникнет вопрос: как получилось, что только одна династия, основанная Велесом, чудом спасётся от водной Стихии? Прошло очень много лет со времени братоубийства. Но семя Велеса, единственное в роду Арона, как все считали, развилось и заселило многие земли.

Человек по имени Свалх мастерил плот, ибо, как рассказал он всем вокруг, прольётся дождь, которого не знала земля, и сорок дней будут оплакивать небеса погибших от этого плача.

– Отец, ты, наверно, пьян, – говорил ему сын его Свола.

– Я не пьян, я видел. Это был не сон и не пьяный угар. Только мы сможем спастись, – возражал Свалх.

– Сорокадневный дождь максимум может вылиться в гигантскую лужу. Мало кто даже ноги-то замочит.

– Это ты сейчас говоришь.

– Ты заметил? Что я сейчас говорю, уникальный дар, – саркастически подшучивал сын.

– Не смейся, Свола, не тот случай.

Свалх смастерил-таки плот, но оставались доски, и он уже делал лодку. Когда построил лодку, снова остались доски, и он задумался о ковчеге.

– И в этой бочке ты будешь жить? – острил проходящий мимо Свола.

– «Эта бочка» сохранит тебе жизнь, – пытаясь что-то внушить сыну, отвечал Свалх.

Чета Свалха из-за его затеи стала мишенью для всеобщих насмешек.

– Вон, пошёл, дурачок, который строит себе дом, чтоб путешествовать по морю, – шептались везде, где появлялся Свалх, – а это кто? Свола, что ли? Похоже, думал, что его не узнают, какую-то накидку нацепил, повезло ему с папашей… А здесь и его два брата Сверек и Свегор, никогда не мог их отличить: один светлый, другой тёмный, но такие же, как отец… Смотрите, жена полоумного, ну, того, что предсказывал дождь. Ага, представляете, дождь предсказал, ну, вот, его жена, Помирта.

Однажды Свола ворвался в ковчег к отцу и кричал:

– Ты не видишь, надо мной смеются все, кому не лень, по твоей вине. Ты нас позоришь. Мне стыдно, что у меня такой стрёмный отец. Девушки даже сторонятся меня, друзья делают вид, что не узнают. А из-за чего, из-за кого, всё из-за тебя и твоей плавучей хибары.

Свалх не смотрел на сына, он слушал его и думал: «Почему Свола так жесток и глуп, что не верит ему?». Эмоции переполняли Свалха, но он молчал.

– Я теперь ничем не лучше чучела или, как его, пугала, что у нас на огороде, только на него пальцем никто не показывает, – продолжал Свола, – я не хочу этого. Ну, что молчишь? – он потрепал отца за плечи, – молчишь, ты и вправду обезумел. А я потратил лучшие годы, добывая для тебя доски. Проклинаю тот день, когда тебе приснилась эта лодка, когда ты родился и тебя проклинаю. Ты нам преподнёс, так нежданно, этот подарок. Мы теперь всеобщее посмешище. Проклинаю.

И Свалх не выдержал:

– Возьми себе свои проклятья и будь с ними. Я получил знамение и исполнил свой долг.

Пока они ругались, двое младших сыновей сидели в соседней комнате ковчега и переглядывались, слушая ругань Сволы. Неужели, он смел оскорблять отца? Помирта кормила животных, которых Свалх поселил в ковчеге, так как сарай и загон для скота пошли в качестве сырья для постройки ковчега.

– Какой долг, не смеши? – бесился Свола.

Никто не замечал, что за окном была ужасная гроза, и шёл сильнейший дождь, который земля ещё не знала. Он не прекратился и ночью и ещё два дня хлестал, не переставая. Потом волной разобьёт плотину, и огромный поток сотрёт их деревушку с лица земли, подхватив только миниатюрный в сравнении со стихией ковчежец. Их вынесло в море и, спустя ровно сорок дней, прибило к берегу.

Тяжело им пришлось эти сорок дней, тянувшиеся месяцами. Пищей для них был скот, который был в ковчеге, с пресной водой было сложно, но хуже всего то, что над ними довлела неизвестность. Свола умолял отца простить его, он целыми днями ползал за ним на коленях.

– Успокойся, Свола, я не держу зла на тебя, я понимаю, в это сложно было поверить, – в который раз отвечал Свалх.

– Но я помню, ты проклял меня, отец, тогда, в день начала. Ты сказал, чтобы я взял, забрал себе свои проклятья, – волновался Свола.

– Сынок, говорю ещё раз – не беспокойся. Всевышний благосклонен к нам, вот и голубь, посланный мной, не вернулся – близко земля. Не сегодня-завтра мы снова пройдёмся по матушке-земле, травку поприминаем, – замечтавшись, говорил Свалх.

«Ага, как же, голубь не вернулся, потому что устал лететь и утонул, наивный отец», – думал уже Свола.

Когда ковчег причалил к берегу, и все из него выходили, то последним вышел Свола, и его парализовало. Он упал, как подкошенный. Свалх кинулся к нему, но тот ничего не мог сказать, не мог пошевелиться. Он только уставился на отца, словно, говоря: «Вот оно – проклятье».

Проклятье Свалха действительно отозвалось на его сыне, ибо не каждый мог читать заклинания, а лишь избранные. На утро Свола умер, не оставив потомства. Свалх долго плакал, не отходя от могилы сына. Больше Проклятье Свалха не распространилось ни на кого, так как поразило проклинавшего. В отличие от другого проклятья, пущенного намного раньше и при других обстоятельствах. Оно не было отправлено назад к проклявшему, к Чадре.

На этом заканчивается история о Свалхе. Но загадка не решена. Ковчег, сделанный далеко не мастером, даже не отвечал нормам герметичности, однако, вода не тронула его обитателей. Одно ясно, что кто-то оберегал их в том опасном морском путешествии.

Странно, но точно такое случилось одновременно во многих местах по всему миру: под действием дождя реки, преодолевая плотины, уничтожали целые поселения. И там уже никто не ведал пощады. Всемирным Потопом называли то, что случилось, потомки.

«Сильный столкнулся с сильным, и оба вместе пали»

Двадцать пять лет кануло. Не было уже на свете ни Свалха, ни Помирты. Сверек и Свегор возглавляли род. У них уже было много детей, и даже бегали маленькие внучата.