Книга - Ефимия Летова

— Нет. Кто там главный герой, вообще ещё непонятно, да и с мужским персонажем всё мутно — есть красивый молодой король, но такой бабник, развратник и разгильдяй, что я сомневаюсь…

Придверный колокольчик жалобно тренькнул, возвещая о первом на сегодняшний день посетителе.

— Можно я в книгохранилище пока смотаюсь? Соседка попросила одну книжку откопать…

— Иди, — меланхолично кивнула Валя. Это я ещё, «молодая и глупая», периодически испытываю острое желание сбежать ото всех незнакомых людей, а в идеале — от людей вообще. А опытная Валентина уже поняла, что единственное, от чего по-настоящему хочется сбежать — это от себя самой, и это всё равно бесполезно.

Не стоит и пытаться.

Глава 3. Наш мир.

В хранилище я задержалась. В библиотеке это моё самое любимое место, этакий комфортный бункер, голубая мечта интроверта и латентного социофоба. Тихо, темно, кругом книги на унифицированных библиотечных стеллажах. Многие из них безнадёжно устарели и никому не нужны, и я украдкой ласково провожу рукой по пыльным потрёпанным корешкам. Дом престарелых книг.

Что поделать, и у людей такое бывает.

Про книгу для соседки я соврала. Пользуясь случаем, достаю припрятанный на одной из нижних полок самого дальнего стеллажа альбом и карандаш с ластиком — и рисую. Здесь есть стол, деревянный, старый, как у меня в детстве, с тремя выдвижными ящиками сбоку, и даже настольная лампа с конусовидным металлическим абажуром.

Здесь не только хранилище книг, но и кладбище моих воспоминаний. Когда мы с Кириллом только-только познакомились — семь лет назад — он иногда приходил ко мне, и мы беззастенчиво целовались, вжавшись в какой-нибудь стеллаж так, что книжки выпадали на пол.

Сейчас их покою и порядку ничего не угрожает.

Я рисую довольно плохо, хотя и лучше, чем пою — пою так просто отвратительно. Но, раз уж моих рисунков всё равно никто не увидит…

Совет Одиннадцати отныне включает в себя помимо Его Величества, по-криофарски Вирата, ещё министров, казначея и двух стражей короны, проще говоря, королевских советников. Маги, серьёзно пострадавшие после вызванного проклятием восстания духов-хранителей, отделились, отстранились от королевской власти, королевского дворца и двора в частности и от мира в целом. Насколько я поняла, они обитают в той самой огромной пирамиде в центре Криафара, продолжая беречь покой хотя бы части с таким трудом выжившего мира. Несмотря на отсутствие погибшей голубоглазой Лавии, они по-прежнему называются Советом Девяти, хотя на самом деле их только восемь. Все они обрели бессмертие, точнее сказать, их можно убить, но они перестали стареть. Застыли в своём тогдашнем возрасте и уродстве, как в янтаре.

Магов я и рисую.

Варидас — слепой маг-прорицатель. Вместо глаз у него бурая полоса сожженной, словно бы оплавившейся кожи.

Вертимер — маг воды и земли, его кожа высохла, как камень, покрылась рубцами без поддержки родовых стихий, но за этим исключением он похож на пятнадцатилетнего подростка — после трагических событий его тело перестало взрослеть.

Варрийя — боевой маг, светловолосая женщина, которая могла бы считаться воплощением красоты и изящества, если бы вместо острых лезвий ниже локтей у неё были бы человеческие руки.

Вестос — маг воздуха с незаживающей дырой в груди.

Нидра — маг-менталист, потерявшая слух и голос, но владеющая телепатией и воспринимающая мир ментально.

Стурма — маг-целитель, которая не в силах излечить бесконечные язвы на собственном лице.

Тианир — старейший маг, весь в шрамах, будто сшитый из кусков препарированный труп.

Рентос — невидимый маг, в прошлом метаморф, вовсе потерявший тело.

… с ним всё гораздо проще, можно просто подписать пустой листок, да и все дела. Обожаю Рентоса.

— А-а-ань! — кричит Валя, и я вздрагиваю от неожиданности. А ещё — от какого-то нехорошего предчувствия. К сожалению, предчувствия редко меня обманывают.

* * *

— Чего голосишь? — я стараюсь говорить как можно беззаботнее, не обращая внимания на то, что в животе скручивается тяжёлый давящий холод. За время моего отсутствия в читальном зале появились посетители — Федор Иванович, обстоятельный старичок лет восьмидесяти, немного похожий на Льва Толстого, читающий исключительно старые подшивки газет, нервный молодой человек, сидящий в интернете за смешные сто рублей в полчаса — неужели у него нет ноутбука или смартфона? Или он толкает что-то противозаконное и боится, что по-домашнему ip-адресу его отследят? Вон как оглядывается, только что экран ладошкой не прикрывает… Незнакомый мужчина с дипломатом, седыми висками и потным лбом — такие у нас редкость.

Если Валя позволила себе повысить голос при читателях, значит, причина должна быть очень серьёзная.

— Что случилось?

— К тебе… — Валентина выдерживает драматическую паузу, как будто заканчивала ВГИК, а не филологический, — Приходил мужчина!

На секунду я представляю себе Кирилла.

Соскучился.

Осознал.

Пожалел.

Но тут же я понимаю, что Валя Кирилла прекрасно знает и никогда не назвала бы его абстрактным словом "мужчина". "Бывший", "козёл", "придурок", «абьюзер» — ещё куда ни шло, но мужчина…

— Чего хотел? — небрежно продолжаю я, выстраивая на столе регистрации хитроумную балансирующую конструкцию из линейки, двух ластиков и пустой катушки от ниток. Между делом кидаю настороженный взгляд на читателя с дипломатом.

— Я сказала через час подойти, — таинственно шепчет Валя. — Он тебя звал, мне ничего не сказал. Даже не представился.

— Ну так и сходила бы за мной, зачем ждать-то? Что-то не так? Как он выглядел?

По идее, у нас должно работать видеонаблюдение. Но это неработающая идея.

— Хороший мужик! Ну, на вид на самом деле так себе, очкарик и роста не хватает, но куртка прям натуральная кожа, и оправа крутая, и машина закачаешься, внедорожник, блестит!

Я подавила вздох. Когда Валя впадала в раж, филолог в ней уступал место какой-то косноязычной восторженной особе, которая, сказать по правде, нравилась мне куда меньше.

Ничего загадочного, ничего особенного. Просто какой-то левый мужик, которого озабоченная моей личной жизнью Валя сразу присмотрела на роль нынешнего, то есть будущего козла и абьюзера.

И всё-таки… я независимо уставилась в окно.

— Кто это, Ань?