Нелюдь - Алексей Селецкий

– Уходим, пока все притихло!

Девушка узнала голос долговязого, повернулась к нему – и ноги все-таки не выдержали. Она упала на колени, вскрикнула от резкой боли, начала заваливаться на бок. С двух сторон ее сначала поддержали, потом подняли.

– Идти не можешь? – она помотала головой. – Тогда цепляйся за шею!

– Не вижу я ее, шею-то!

– На ощупь! – рявкнул долговязый. – Тарас, на руки! Уходим!

– Сумка! – вспомнила вдруг девушка. Рванулась. Сильные руки подхватили, подняли в воздух. Шея с шершавым воротом нашлась сама собой. По спине хлестнули ветки.

– Здесь твоя сумка, здесь. Муравьев сама вытряхивать будешь?

При воспоминании о муравьях девушка теснее прижалась к тому, кто ее нес. Замотала головой:

– Не буду, не буду, не буду! – и разрыдалась, уткнувшись носом в невидимое плечо.

– И как же вас зовут, сударыня? Да не трясись ты, не трясись! На сегодня самое страшное кончилось. Остался только я. Честное слово, девушками не питаюсь. Даже такими симпатичными. Так как нас звать?

– Т-таня…

– Вот и прекрасно. А теперь еще раз попробуй открыть глаза.

Попробовала. Получилось. Разноцветные искорки нет-нет да и проскакивали, под веками жгло, но смотреть можно было.

Комната. Низкий потолок. Полумрак. Зашторенные окна, через которые не пробиваются огоньки, как это чаще всего бывает в городе. Настольная лампа с низко опущенным абажуром. На подоконнике поблескивает самовар. Книжные полки. Комната как комната.

Хозяин. Серебристая шевелюра, пышные седые усы. Глубокие морщины, как трещины на коре старого дерева. Обветренное, бурое какое-то лицо. Лет шестьдесят, не меньше. Улыбается.

– Ну как, видишь что-нибудь? Меня вот видишь?

– Вижу.

– Ну, значит, будем знакомы. Олег Алексеевич. Как себя чувствуешь, ведьмочка? Ноги не болят?

– Н-не знаю… – девушка прислушалась к своим ощущениям. И в самом деле, почти все прошло! – Не болят, чешутся только.

– Вот и ладно. Будешь хорошо себя вести, познакомлю с доктором. Помнишь хоть, как тебя лечили?

– Нет, не помню. Совсем ничего не помню.

– Совсем? И поляну не помнишь?

Девушку передернуло. Да уж, такое точно не забудешь…

– Поляну помню… Олег Алексеевич, а вы кто?

– Ишь ты! Так ей все сразу и скажи! Я вот еще не разобрался, кто ты. Вот это, например – твое? – на стол рядом с лампой шлепнулась толстая растрепанная тетрадь в черном виниловом переплете. Та самая.

– Мое, то есть моя. То есть не совсем моя, я ее на чердаке нашла.

– Прочитала? Понравилось?

– Прочитала… Только там не все понятно.

– Еще бы! А теперь скажи мне, Таня – и где же этот чердак?

– У нас дома. Улица Кузнечная, четырнадцать.

– Давно нашла?

– Д-давно… В прошлом году…

– И с тех пор пытаешься все по ней делать? – Олег Алексеевич укоризненно покачал головой. – Быстро нынче у молодежи все получается. Быстро, да только не то, что надо бы.

– Ну что я сделала не так? – в глазах девушки блеснули слезы. – Что не так? Что вообще произошло? Какое вам до этого дело, в конце концов?

– В конце концов среди концов… Не обращай внимания, это я так, к слову вспомнилось. Какое дело, говоришь? Не было бы никакого – сейчас бы лежала ты рядом со своей тетрадочкой среди леса, Таня, – из-под седых бровей неожиданно грозно сверкнули глаза. – Только тетрадке не больно было бы. Ее, как ты видишь, не тронули. Что не так… А чего ты вообще ожидала? Ну вот что тебя в лес понесло, а, горе ты луковое? Скажи спасибо – Михаил с ребятами неподалеку оказался. Что произошло? Лес ты разбудила своей народной самодеятельностью.

– Лес? А причем здесь лес?

– Вот-вот. Как всегда, – старик горестно вздохнул. – И при чем здесь лес? И какая вообще разница, есть лес или его нет? Степь, горы, город, собственная комната – ни малейшей разницы. Так, что ли? А потом мы делаем гадости и удивляемся – за что нас?!

– И какую же я гадость сделала? – обиделась девушка.

– Не знаю.

– Вот видите!

– Не перебивай старших! Пока еще не знаю. Ясно одно – изрядную. Девочка, хочешь – верь, хочешь – нет, но я видывал очень многое. И этот лес, кстати, тоже. Вот… Э, да что вспоминать! И выжигали, и травили, и такой черной магией занимались, что тебя кондрашка хватила бы на месте. От одного вида. Что только не делали – все было. Для него, для леса, человек – та же букашка. Когда вредная, когда полезная – смотря как себя ведет. Приходит, уходит, не всегда его лес и заметить успевает. А ты, значит, чем-то особо досадила. На моей памяти с этим лесом такого еще не случалось. И чтобы муравьи – вообще первый раз слышу. Деревья падали, бывает такое. Кружит на одном месте – это запросто. Тропинки меняет, иной раз болото под ноги подсунет…

– Олег Алексеевич… Простите, пожалуйста, что перебиваю… Вы так говорите, словно у леса руки есть.

– А зачем ему руки? – удивился старик. – Ты микробов руками ловишь? Или от простуды тебя руки лечат? Вообще, Татьяна, ты сколько классов закончила?

– Одиннадцать.

– Сейчас где-нибудь учишься?

– Поступаю. В университет, на филологический.

– Понятно, – Олег Алексеевич хмыкнул в усы. – Гуманитарий, значит. От слова «хомо» – что от человека, то и главное. Остальное, так сказать, дано роду людскому во владение на веки вечные. А по биологии сколько в аттестате стоит?

– Пятерка.

– Ну, тогда напрягай память. Биогеоценозы, экосистемы и все прочее учили? Должны были, должны. Так вот, гуманитарий, лес – тоже организм. Точнее – надорганизменная система, – это словосочетание старик произнес с таким видом, как будто пирог откусывал. Сладкий, душистый, с румяной корочкой. – То есть стоящая над всеми организмами в нем. Посему против тебя все сразу и ополчилось. Муравьи – они как раз по вредителям ба-альшие специалисты. А куст передвинуть – дело несложное. Но люди этого не умеют, разве что лопатой или бульдозером.

– А вы можете? Без лопаты.

– Почему бы нет? – пожал плечами Олег Алексеевич. – Если понадобится – смогу. Только лесу виднее, где у него что должно стоять. Так что без крайней надобности лучше не лезть. Да и тогда – с опаской и вежливо. Иначе будешь пытаться не один куст сдвинуть, а весь лес. Со всеми корнями и сучьями. Это, согласись, и бульдозеру не под силу.

– Так что же вы говорите: «Люди этого не могут»? – Девушка торжествовала. Пусть крохотная, но все-таки победа.

– Ты меня на слове не лови. Сказал – не могут, значит, не могут.

– А как же вы? Вы что, не человек?

– Нет, не человек.

Сказано это было скучно, чуть ли не со вздохом. Буднично. Даже с каким-то сожалением. Так говорят о вставных зубах или квартире на первом этаже. Подумаешь, эка невидаль… От этого будничного тона почему-то спина словно инеем покрылась.

– Ну, и что ты так смотришь? Не бойся, рогов, копыт и хвоста не наблюдается. Крылышек, впрочем, тоже. Какие там крылышки, – Олег Алексеевич все-таки вздохнул. – Ну хорошо, не пугайся так. Человек, но не совсем. Точнее, не только человек.

– А… кто?

– Долгая история, а уже, между прочим, поздно. Родители, небось, беспокоятся.

– Нет, не беспокоятся. Я не с ними живу, с бабушкой. А ей сказала, что у подруги заночую. Я же собиралась до полуночи в лесу остаться.

– Лихо! – покачал головой старик. – До полуночи, значит… А потом? Ночи нынче холодные, транспорт не ходит.

– Потом к подруге пошла бы, – Таня пожала плечами. – Она сегодня в больнице дежурит, у нее переночевать можно. Мы договорились.

– У подруги, значит. В больнице. В которой именно?

– В областной.

– Три… Стоп, даже четыре с гаком километра по ночному лесу. Плюс километр по дороге, плюс пара кварталов окраины. Итого часа полтора-два. Да еще, помнится, охрана в больнице довольно строгая. Впрочем, охрана – это уже дело второе, для слабого пола в особенности. И не страшно было бы после полуночи через лес идти?

– А чего там бояться? – удивилась девушка. – Волков нет, людей

в такое время – тоже. Разве что по окраине, да и то – во втором

часу все «гоблины» уже спят.

– Действительно, все так просто… Ты, значит, всю тетрадку прочитала? – неожиданно переменил тему Олег Алексеевич.

– Всю.

– И чему научилась?

– Н-ну… Каналы видеть, энергетические. Защиты ставить – стенку, зеркальный купол. Боль руками пробовала снимать, но не всегда получалось. Несколько раз пробовала глаза отводить, однажды получилось, – при этих словах одна бровь Олега Алексеевича поползла вверх. – А что в этом такого?

– Да нет, ничего особенного. Что еще? Нечисть видеть не научилась?

– Не знаю. Ни разу не видела. То есть что-то иногда замечала, но нечисть или нет – не знаю. Мутные пятна.

– Так, с этим ясно. Еще один вопрос – насчет проклятых мест и тому подобного прочитала?

– Прочитала, конечно.

– Видела?

– Нет, не случилось, – в голосе девушки послышалось сожаление.

– А могла бы. Не вблизи, но тебе хватило бы. Если бы из лесу пошла после полуночи.