Автопортрет - Святослав Логинов

Вновь Валерий Александрович полез на антресоли. Там, за раздвижными дверцами хранилось великое множество нужных и полезных вещей, разными путями доставшихся Полушубину. Туда же должен был отправиться и ящик с красками, но вместо того, он обосновался на столе и потянул вниз остальные спрятанные богатства.

Но Валерий Александрович не роптал. Напротив, он находил в происходящем как бы объяснения, зачем ему много лет назад потребовалась та или иная вещь. Сколько времени лежал без движения кривой циркуль-измеритель, вынесенный Валерием Александровичем из инструментального участка, а все-таки потребовался - и вот он, целехонький, ни разу не использованный! И так во всем. Ни одна вещь, если, конечно, это настоящая вещь, никогда не пропадет втуне. Рано или поздно про нее вспомнят.

В пыльных недрах антресолей рядом с коробками кнопок и скрепок, позади зачерствевших лент к пишущим машинкам и ручного скрепкосшивателя обнаружился футляр с портативным спектроскопом. Элегантная вещь: чуть больше театрального бинокля, и с виду похож, но нужен не театралам, а металлургам. Направляешь бинокль на какой-нибудь предмет, вращаешь верньер, словно на резкость наводишь, а вторым глазом видишь ряд цифр: длины волн и интенсивность. Удобная вещь: заглянешь через нее в летку и видишь, готова ли сталь, а если не готова, то какие добавки в нее следует внести. Досталась она Валерию Александровичу, когда тот, еще до КБ работал мастером в цеху. Валерий Александрович справедливо рассудил, что спектроскоп прибор тонкий, неумелыми руками недолго его и загубить, а опытный сталевар и без спектроскопа на глазок готовность стали определит. Решил он тогда прибор от греха прибрать, целее будет - и оказался прав.

С помощью прибора Валерий Александрович и собирался управляться с непокорными красками. Ясно, что это под силу только инженеру.

Несколько дней Валерий Александрович безвылазно просидел перед мольбертом. Почти сразу он определил, что в зависимости от освещения, разительно меняются оптические характеристики его лица. Тогда Валерий Александрович завесил окна глухими шторами, отгородившись от наступающей весны, и начал работать при электричестве, гарантирующем постоянство условий.

Сначала Валерий Александрович изучил свойства чистых красок, отыскал на своей физиономии места им соответствующие и закрасил на восстановленном чертеже первые квадратные миллиметры поверхности. Затем он начал смешивать краски, подолгу изучая через спектроскоп выдавленную на палитру массу, медленно, с трудом подбирая нужные оттенки.

Постепенно края фоторобота покрылись аккуратными мазками. Накладываясь друг на друга, мазки не сливались, каждый был отдельно от других. Что-то подобное Валерий Александрович видал на иллюстрациях к учебнику живописи. Он даже вспомнил похожее на ругательство слово "пуантилизм". Первым побуждением было немедленно замазать весь "пуантилизм", но потом Валерий Александрович пришел к выводу, что это необходимый этап, поскольку все равно надо учиться подбирать оттенок. Рябая, в цветных точках морда целый месяц украшала квартиру.

За все это время Валерий Александрович лишь однажды вышел из дома не по делу. Вспомнил вдруг, что приближается день рождения сына. И, кажется, кругла дата - тридцать пять лет. Сына Валерий Александрович не видел лет пятнадцать или даже больше. Первые годы после развода и размена квартиры Валерий Александрович регулярно раз в месяц навещал бывшую супругу и водил сына гулять. Но потом парень все чаще стал где-то пропадать, и Валерий Александрович, которому надоело зря кататься через весь город, бросил ездить.

А теперь вспомнил про день рождения и решил навестить наследника. В подарок повез пенсионный спиннинг. Ехал с хорошим добрым чувством, как и полагается работнику искусств, а получилось, что напрасно ехал. Открыла дверь незнакомая гражданка и сообщила, что Полушубины здесь давно не живут. Сын, оказывается, успел жениться, даже ребенок есть - девочка или мальчик Валерий Александрович не поинтересовался. Вот и переехали.

Назад Валерий Александрович возвращался в раздраженном состоянии. Обидно было, что не предупредили его ни о женитьбе сына, ни о рождении внука (или внучки, неважно, в конце концов!), ни о переезде. Вот она благодарность! И это за все, что он делал для них! Ведь ни разу ни на один день не задержал выплаты алиментов. Действительно, добрые дела не остаются безнаказанными.

После испытанного разочарования Валерий Александрович с головой ушел в живопись. Он закрасил пестрый холст и начал все заново. Теперь у него был опыт. Пользуясь таблицами, составленными в эпоху "пуантилизма", Валерий Александрович довольно быстро подбирал нужные сочетания, а не наносил краски наугад, пятная полотно в разных местах. Теперь он начал с волос и постепенно спускался вниз, не оставляя непроработанным ни единого квадратного миллиметра.

Следующую трудность нельзя было назвать неожиданной, просто Полушубин старался не думать о ней, потому что не знал, как с ней справиться. Спектроскоп при работе закрывал брови, переносицу, часть лба и оба глаза. Прямо посреди портрета неизбежно должно было получиться белое пятно. Слегка сдвинув прибор, морщась и искажая лицо, можно рассмотреть часть закрытой зоны, например, брови, но глаза всегда оставались скрыты. Самую ответственную часть работы предстояло делать вслепую.

Много часов Валерий Александрович, вооружившись кистью и альбомом выкрасок (память о службе на текстильной фабрике) провел перед зеркалом, разглядывая свои глаза и пытаясь угадать длину волны, чтобы передать колер. Остановился на двух композициях, с виду совершенно одинаковых, хотя прибор утверждал, что в одну из них луч света проникает значительно глубже.

И тут Валерий Александрович вспомнил о проштудированных в библиотеке томах по физиогномике. Он достал автобиографический гроссбух и вскоре отыскал выписанное на всякий случай утверждение: "Ежели у кого глаза бывают прозрачны, таковой человек характером добросердечен". Валерий Александрович ни тогда, ни сейчас подобным утверждениям цены не давал, но что-то толкнуло его под руку, и он выбрал ту краску, что пропускала вглубь цвет. Конечно, это ерунда, но, кто знает, вдруг в этом что-то есть? А что касается добросердечности, то он в жизни зла никому не желал.

Валерий Александрович осторожно прорабатывал левый глаз, когда неожиданно грянул дверной звонок. Пришлось отложить кисти и идти открывать. За дверью стояла Инга Петровна, бледная и зареванная.

Валерий Александрович проводил "фитюльку" на кухню. Выслушал.

На заводе случилась авария: в автоклавной сорвало временный паропровод, острым паром обварило человека. И "фитюлька", которой предстояло за все отвечать, прибежала к Валерию Александровичу за советом.