Сердце Поэта - Евгения Сафонова

Он говорил о том, что, если никто не хочет покидать автобус, он пойдёт один. Он пойдёт и приведёт помощь. Но ему нужно знать, что люди помогут друг другу, когда он уйдёт. Что они будут подбадривать себя. Что они будут верить и надеяться. Он говорил о том, что никогда нельзя сдаваться. Что надо пытаться, что надо верить, что всё будет хорошо. Что надо пробовать! Несмотря ни на что! Что отчаяние — смертный грех! И тогда, только тогда, они благополучно дождутся помощи. И спасатели найдут измученных, но не сломленных людей. И все поразятся силе человеческого духа. А завтра все будут вспоминать это как опасное, но захватывающее приключение.

И люди, поверив, взяли себя в руки, смахнули слёзы и улыбнулись.

— Зачем ты это делаешь? Ведь так просто дождаться рассвета! Ты не сможешь! — водитель покачал головой. — Ты погибнешь! Ты замёрзнешь, пока доберёшься до гостиницы, или заблудишься! Там темнота, а у тебя нет даже фонаря!

Поэт вздохнул. Крепко обнял плачущую жену. Поцеловал дрожащую Дочку, укутав её в свою куртку.

— Так мне велит моё горячее сердце, — сказал он наконец. — А у кого горячее сердце, тот не может замёрзнуть. Куда идти, мне подскажет интуиция, и тому, кого ведёт душа, не нужен свет…

В одном свитере Поэт вылез наружу через окно и побрёл туда, где осталась дорога — а люди остались ждать.

Через два часа Поэт добрался до гостиницы. Он был едва живой, волосы на его голове обледенели, но он отказался лечь в медпункт.

— Я полечу со спасателями. Я укажу им путь, — молвил он сонному менеджеру отеля, явно недовольному тем, что его разбудили.

— Телефоны не работают. Вызвать спасателей крайне проблематично. Давайте дождёмся рассвета! — зевнул тот. — И ветер как раз утихнет. А с людьми ничего не будет. Они в укрытии, не замёрзнут. Они могут подождать.

— Нет, надо лететь сейчас.

— Милейший, вы слышали? Телефоны не работают! Вы же говорите, что паники нет. Люди ждут. Тёплая одежда у них есть. Искать в темноте автобус крайне неудобно… Нет, надо дождаться рассвета.

Поэт вздохнул — и заговорил.

Он говорил о том, что нельзя думать только о себе. Что их родственники и друзья вполне могли бы оказаться в этом автобусе, что они сами могли бы сейчас сидеть там и надеяться, что им придут на помощь. Надеяться, терять надежду, снова верить и снова не верить — и плакать от счастья, когда они окажутся среди родных и близких, в тепле и уюте. И директор гостиницы гордился бы собой, гордился, что не лёг спать, когда люди нуждались в помощи, что не остался равнодушным к их бедствию. Нельзя сидеть, сложа руки. Нужно рисковать, нужно бороться, как бы ни было трудно, несмотря на невзгоды, на печали, на неудачи. Надо пытаться. НАДО!

И руководство гостиницы поверило. Поверило так же, как те люди в автобусе. Вскоре менеджер и уже Поэт шли к машине — ехать к спасателям.

Через полчаса вертолёты со всем необходимым вылетели на поиски. В одном из них сидели менеджер — и Поэт. Его нельзя было узнать: он поседел, морщины покрывали его лицо. Лишь глаза горели, но это был нездоровый, предсмертный блеск. Он тихо-тихо подсказывал пилоту, куда лететь.

Когда свет прожектора выхватил из темноты автобус, все содрогнулись: ель, которая остановила автобус, росла на самом краю бездонной пропасти. Ещё немного — и автобус свалился бы туда. И действительно: стоило вытащить последнего человека, как ель дрогнула, корни её выворотились из земли, и автобус, который уже ничто не держало, полетел в пропасть — пустой.

Люди провожали его испуганными взглядами и ужасались: что было бы, если бы спасатели хоть минутой промедлили, если бы они остались ждать рассвета…

— Вы знали, что автобус висит на краю пропасти? — изумился менеджер, обращаясь к Поэту.

— Нет, я не знал, просто… сердце мне подсказывало, — прошептал Поэт. — Все живы?

— Да, да!

— Слава Богу…

И, улыбнувшись, Поэт закрыл глаза.

— Эй, милейший, милейший! — менеджер потряс его за плечо. — Там ваша жена и дочь, им не терпится вас увидеть…

Поэт не проснулся. И, взглянув в его бледное, усталое лицо с чуть приоткрытыми синими глазами небесной ясности, менеджер вдруг понял, что Поэт больше никогда не проснётся…

Когда вертолёты приземлились в гостинице, Агнесса не двинулась с места: она сидела, не шевелясь, подле Поэта. Менеджер мялся возле них.

— От переохлаждения, — бормотал он, желая хоть что-то сказать. — Ведь он шёл в такой жуткий мороз… даже без куртки…

— Скажите честно, — Агнесса взглянула ему в глаза, — ему пришлось вас уговаривать?

Мужчина, вздохнув, кивнул:

— Да. У нас телефоны не работали… Мы хотели дождаться рассвета… И тогда он произнёс речь, — он задумался, припоминая что-то. — Такую речь…

Агнесса опустила голову:

— Он умер потому, — прошептала она, — что сердце его остыло. Он растратил последний жар на вас. На ваше убеждение. Он знал, на что идёт. Он спас нас… и ушёл… Ушёл…

Агнесса долго глядела сухими глазами куда-то вдаль — а менеджер изумлённо смотрел на спокойное лицо Поэта и думал над её словами, думал… и так и не понял.

„Холодно было. Вот и всё“, — подумал он. Встал и вышел из вертолёта.

Старуха смолкла.

— Агнесса умерла от разрыва сердца, — наконец сухо произнесла она. — Спустя две недели. Спасённые Поэтом люди даже не вспомнили о нём. Все забыли Поэта, и никто не приезжает сюда, на его могилу… Вот и всё.

— А что было с Дочкой? — Тихо спросил я.

— Её удочерила тётя, — старая сказочница смотрела куда-то в окна родного дома. — Но, окончив в том же году школу, она навсегда уехала из Норвегии в Россию.

Я долго молчал.

— Я ни разу не встречал таких людей, — потом сказал я тихо. — Наверное, это всё-таки возможно… для тех, у кого по настоящему горячее сердце. Только это грустная история. Очень грустная.

— Что же в ней грустного? Это жизнь, милый.

Я оторопел.

— Мне жаль Поэта, — произнёс я растерянно, пытаясь объяснить.

— Жаль… всем жаль. И мне жаль. И всем, кто слышал эту историю, тоже жаль, — старушка помолчала — и воскликнула с горечью, — а как можно его не жалеть? Ты уж объясни мне, милый, откуда такие сухари на свете берутся. Такие, как его дочка. Забыла отца, мать и даже не приезжает. Если ты её случайно встретишь, передай, что хватит жить сомнамбулой, плыть по течению жизни и лить слёзы в подушку. Надо взглянуть правде в глаза и приехать. И тогда она получит долгожданное прощение.

Старуха не на шутку рассердилась, вскочила и поковыляла к дому. Дверь за ней захлопнулась, и я остался в одиночестве.

Я бросил последний взгляд на старенький домик и пошёл прочь».

— Ребята, урок окончен. Загривкин!

Боря тряхнул головой, стряхивая наваждение. Почти весь урок он сидел и перечитывал своё сочинение. Чернильные строчки во многих местах расплылись, точно были размыты водой. Или… точно над ними кто-то плакал?..

— Да, Нина Эдвардовна? — с волнением произнёс Боря, глядя на учительницу.

Та, чуть улыбаясь, смотрела на него своими глубокими синими глазами.

— Останься, — тихо попросила она.

Борин сосед по парте показал ему язык и выскочил из класса.

— Скажи мне, — произнесла Нина, когда они остались одни, — почему ты выбрал именно эту тему для сочинения? Ведь это просто встреча со старухой, может, сумасшедшей. И просто сказка.

— Не знаю, — Боря растерялся. — Просто… мне показалось, что этот разговор был очень важным.

Нина молчала.

— У меня в душе словно что-то изменилось после него, — продолжал Боря, всё больше воодушевляясь. — Словно открылась какая-то дверь. Как будто бы… глаза перестали смотреть сквозь розовые очки. И увидели, что мир не такой уж чудесный. Но всё равно я уверен: жизнь прекрасна. И эту жизнь надо ценить.

— Но ведь Поэт погиб! Погиб напрасно. Он пожертвовал собой ради своей семьи — Агнесса погибла, а дочь забыла его, — Нина сглотнула. — Он спас жизни многих людей, и они даже не вспомнили про него…

— Он погиб, но совсем не напрасно. Ведь спасённые им люди продолжают жить, и я уверен, что Поэт тоже живёт. Живёт в их сердцах. Агнесса умерла, но, думаю, она встретилась с мужем и обрела покой. А Дочка… Я не думаю, что она забыла о Поэте. Просто… может, боится осознать до конца мысль, что её папа погиб, и поэтому уехала подальше… подальше от тех мест, где всё напоминало бы ей об отце. А рано или поздно она поймёт, что не надо убегать от судьбы, и обязательно вернётся. Она приедет, я уверен.

Боря перевёл дыхание и замолчал.

— А ты мудр не по годам, мальчик мой, — задумчиво молвила Нина. — Мне бы быть такой… в твои годы.

Нина вспомнила что-то, и печаль отразилась в её глазах.

Некоторое время оба молчали.

— Я хотела попрощаться с тобой, — неожиданно произнесла учительница, заставив Борю удивлённо вскинуть голову. — И сказать спасибо.